Цвет боли. Красный - Эва Хансен

— Чтобы воспользоваться твоей беззащитностью сполна.

— Ларс…

— Да, дорогая? — В его глазах опять пляшут чертики. — Ты не допускаешь меня в свою гардеробную, не позволяешь увидеть нагишом, не зовешь с собой в душ… Что мне остается делать? Придется влезть в окно твоей спальни ночью и изнасиловать.

Все это произносится тихо и серьезно, словно речь идет о викингах, а не о наших отношениях.

Я привлекаю на помощь чувство юмора, не сидеть же дурочкой?

— И когда ты собираешься это сделать?

— Сегодня ночью тебя устроит? Кстати, у меня есть ключи от всех дверей, разбивать окно не придется.

Глаза смотрят внимательно, и непонятно, шутит он или говорит серьезно. В любом случае я смущаюсь:

— Ларс!

— Хорошо, не сегодня. Побойся еще немного, пары дней тебе хватит, чтобы привыкнуть к мысли, что принадлежишь мне и только мне?

Господи, да что к ней привыкать, если я уже привыкла с первой минуты первой встречи?! Но я держу марку.

Ларс улыбается:

— Мы трусим, но не боимся, правда?

Его рука стискивает мое колено.

— Ларс, перестань.

— Запомни: чем дольше ты будешь меня держать на расстоянии, тем сильнее потом я тебя накажу.

— Какое расстояние, ты делаешь со мной все, что захочешь!

Его глаза округляются:

— Ты всерьез полагаешь, что только этого и хочу — поцеловать твою грудь? О, нет, дорогая! Уверяю, ты даже не подозреваешь, что я хочу. — Его голос это голос змия-искусителя. — Ладно, ты права, всему свое время. И громко: — Мартин, а ты давно звонил тете Энн?

— Она не желает со мной общаться.

— Неудивительно. Но хотя бы с Рождеством тетушку поздравь.

— Чтобы она поспала меня к черту?

— Не велика беда, сходишь. Там тебя давно заждались…

Мартин смеется неприятным смехом мужчины, имитирующим женский голос. У таких и смех становится визгливым.

Ужин заканчивается довольно быстро и, похоже, ни у кого нет желания продлевать его. Встав из-за стола, Ларс снова крепко берет меня за руку.

— Мы с Линн еще в библиотеку, у нас остались дела с утра.

— Ну да, ну да, — противно хихикает Мартин.

Плотно прикрыв за собой дверь в библиотеку, Ларс интересуется:

— Целоваться будем или сразу к викингам?

Я вскидываю голову, решая не сдаваться этим серым глазам и настойчивым рукам вот так запросто. Он будет меня дразнить, пока я сама не приду? Если этого ждать, и весна пройдет, не то что зима, я не из тех, кто делает первый шаг. К тому же меня еще нужно заслужить!

Каким образом он догадывается о моих мыслях, не знаю.

— Понял, не будем. Это надо заслужить.

Пытаясь разжечь камин, он шутливо ворчит:

— Какие-то берсерки тебе дороже меня. А я так стараюсь заслужить твое доверие…

— При чем здесь доверие?

Его глаза вдруг становятся серьезными.

— Мне очень нужно твое доверие, Линн, очень. Настоящее. Нужно, чтобы ты не вздрагивала от каждого прикосновения, то есть, сначала можешь вздрагивать, но подчиняйся. На каждом шагу, во всем.

— Почему?

— Потому что ты принадлежишь мне.

— Я не вещь, Ларс.

— Конечно, нет. Но ты моя, абсолютно, совершенно. Каждой клеточкой своего тела. Внутри и снаружи. Ты пока этого просто не поняла. И я терплю твое сопротивление только пока приручаю.

— А… что будет, когда приручишь?

— Увидишь.

— А если нет?

Он только пожимает плечами. Я понимаю, что ничего хорошего.

— Пойдем отсюда. Камин разогреется нескоро.

В библиотеке действительно прохладно, тем более, мне в тонком платье.

У своей комнаты стоит Мартин и мерзко ухмыляется:

— Уже справились?

— Тебе-то что?

Ларс открывает свою дверь и за локоть подталкивает меня внутрь. Чтобы не видеть противную рожу Мартина, на голове которого сетка для волос, а на руках хлопчатобумажные перчатки, видно, сделал маску, я юркнула туда еще быстрее. Но что дальше?

Повинуясь жесту Ларса, сажусь в кресло. Он устраивается на ковре у моих ног, но рукам воли не дает.

— Линн, давай договоримся, я подожду. Столько, сколько будет нужно.

— Чего?

— Пока ты не привыкнешь к мысли, что принадлежишь мне и только мне от макушки до пяток, всеми своими клеточками, фибрами, выпуклостями и впадинками.

Я пытаюсь шутить:

— Зачем тебе так много всего?

Но Ларс на шутку не ведется, его глаза серьезны:

— Я хочу, чтобы ты это поняла и запомнила, чтобы приняла всем своим существом, всей душой эту принадлежность. Я слишком долго ждал тебя, чтобы отпустить, увидев.

— Ты… меня ждал?

— Да, ждал. Об этом потом. Попытайся ощутить прелесть подчинения моей воле. Полного и безоговорочного подчинения.

— Но… я не могу вечно сидеть здесь у тебя. У меня тоже есть жизнь, Ларс.

Я старалась не думать о причинах, приведших меня в этот дом. Почти удалось.

— О Стокгольме поговорим потом. Ты здесь будешь еще пять дней. Эти пять дней я полный твой хозяин, запомнила? Во всем. И если я захочу увидеть, как ты моешься в душе, я увижу.

— Ларс!

— Я хозяин.

— А я рабыня?

— Да! — И тут же мягче: — Да, дорогая.

— А если я не согласна?

Его бровь удивленно приподнимается:

— Я спрашивал твое согласие?

— Но…

— Безо всяких «но». Ра-бы-ня. Кстати, у тебя очень красивая грудь, тебе говорили об этом?

— Да.

— Кто?! — стальные глаза мечут молнии.

— Ларс, я не ребенок…

— Сомневаюсь, впрочем, это нетрудно проверить. Но с этой минуты любому, кто не только скажет это, но и подумает, я просто сверну шею. Я не желаю делить тебя ни с кем. Придется выбросить всех своих неумелых любовников из головы совершенно.

Почему-то меня задевает такая характеристика Йена и Берга.

— Почему это неумелых?

Его глаза насмешливы, эту насмешку я уже хорошо знаю.

— Если бы они были умелыми, разве ты сейчас была в моих руках? Но ты не пожалеешь, если будешь выполнять все мои требования. Запомнила?

— А если не буду?

Его лицо приближается к моему. В глазах два клинка, способных снести голову одним взглядом. Но мне не страшно, сносить нечего, я ее давно потеряла.

— Я тебя уничтожу! Не желаю делить тебя ни с кем даже в твоих воспоминаниях. Я твой хозяин, и любые мои приказания не обсуждаются, а выполняются. Любые. Будешь послушной, не пожалеешь.

И тут меня прорывает:

— Много у тебя таких послушных?

Он почти хватает меня за волосы, запрокидывает голову, глаза наливаются яростью. Это не просто сталь, это уже искры от клинка берсерка. О, Господи! Но я чувствую, что даже если он прямо сейчас убьет меня, то противиться не буду.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});