Четыре направления - четыре ветра - Альберто Виллолдо

Но, хотя я и воображал, что мне удалось найти Восточный путь, я был прав лишь наполовину. Как обычно, сразу же за горизонтом возникли проблемы.

Дон Флореитино Гарсиа был учителем Эдуардо, его наставником. Я никогда не встречал старика, но мне пришлось ощутить последствия его смерти. Дон Флорентино был хозяином священных лагун Лас-Хуарингас; сюда, гласили легенды, в течение многих столетий приходили шаманы, чтобы пройти посвящение в мастера. Когда в один из февральских дней старик умер, Эдуардо надлежало занять его место, то есть отправиться к лагунам и принять в свои руки управление водами и посвящениями. Согласно неписаной традиции, в распоряжении Эдуардо был один год после смерти дона Флореитино для возложения на себя обязанностей покойного.

Однако Эдуардо, мой друг и compadre, стал постепенно поддаваться очарованию собственной силы, упиваться своей персоной и лестью Новейшей Европы и Соединенных Штатов; он совершал турне в качестве шамана-участника фольклорных спектаклей. Эта ловушка ожидает всех, кто отождествил себя со своим учением, превратил себя в идола. Мы продолжали работать вместе, но я скоро стал ощущать его нарастающую слабость.

Он избегал поездки к лагунам, но ответственность преследовала и истощала его силы.

Приближался февраль, а с ним и годовщина смерти дона Флореитино. Я пригласил избранную группу друзей и компаньонов присоединиться к Эдуардо в его паломничестве и участвовать в церемонии вступления во владение Лас Хуарингас. Предстояла нелегкая экспедиция через горы, с лошадьми и вьючными ослами.

Когда все собрались в Куско, Эдуардо объявил, что мы никуда не пойдем. Сейчас время дождей, дороги и тропинки размыты. В другой раз, сказал он.

Делать было нечего. Вместо запланированной экспедиции мы отправились в Сан-Педро Лас-Кастас и к лагунам Маркахуасн, расположенным на плоской вершине холма-останца на высоте двенадцати тысяч футов. Мы спустились к лагунам через древние руины и естественный амфитеатр, окруженный гладкими гранитными монолитами; изъеденные временем и стихиями, они напоминали человеческие лица и внушали суеверный страх. Там мы совершили церемонию посвящения, подобную той, от которой Эдуардо уклонился в Лас-Хуарннгас. Это была хорошая практика для участников путешествия, но не то, что нам надлежало сделать; наблюдая за Эдуардо, я понял, что ему не удалось справиться с испытанием. Он упустил свою возможность.

Вскоре одно за другим произошли два события, о которых следует рассказать.

Наша группа собралась в Мачу Пикчу. Все прибывшие уже бывали здесь раньше. В возвышенном состоянии духа мы входили в руины через Врата Солнца. Эдуардо стоял сбоку, опираясь на резной церемониальный посох, а я замыкал шествие.

Перед тем как войти, я остановился и улыбнулся ему. Он тряхнул головой, повернулся лицом к городу, торжественно выставил посох вперед и сделал первый шаг.

На глазах всей группы крепкий шестифутовый посох, вырезанный в форме змеи из твердого дерева, треснул посередине, выскочил из рук Эдуардо и упал на землю. Эдуардо был глубоко потрясен случившимся. Я высказал предположение, что это может быть предзнаменованием, знаком того, что ему или нам не следует входить в руины. Он нетерпеливо махнул рукой, и мы вместе пересекли двор.

Десять минут спустя возле Инги Хуатана с Эдуардо случилось то, что мы с врачом группы определили как эпилептический припадок. Он выкрикнул мое имя и упал лицом прямо на камни; его глаза страшно перекосились, лицо было сильно разбито, и если бы мы силой не затолкали ему в рот шелковый платок, он наверняка прокусил бы себе язык.

Вдвоем с Эллиотом, нашим врачом, мы вынесли Эдуардо из руин и доставили вниз в гостиницу. Физически он вскоре восстановился, но я знаю, что эмоционально, психологически, духовно он нездоров и сейчас.

Лас-Хуарингас были уничтожены в тот же месяц, в годовщину смерти дона Флорентино. Деревянные, крытые тростником хижины вокруг лагун сгорели; стены святилищ упали, вода покрылась сажей и остатками недогоревших головешек. В той местности жили другие шаманы; несомненно, их разозлило намерение Эдуардо поделиться своими знаниями с посторонними, не принадлежащими к их кругу лицами; вряд ли они одобряли и его деятельность в Европе и Соединенных Штатах. Возможно, разорение этого легендарного места лежит на их ответственности. Мы этого никогда не узнаем, да и к чему? Может быть, Эдуардо когда-нибудь возвратится к лагунам и возьмется за восстановление разрушенного — с радостью помогу ему.

В это же время начала приобретать реальные очертания одна идея, витавшая в воздухе уже несколько лет. Я не могу точно определить момент, когда она выкристаллизовалась. Конечно, она не возникла полностью экипированной и вооруженной, как Афина из головы Зевса, но в одну из ночей в Куско мне удалось кое-что изложить в своем дневнике.

21 июня 1983 Табмо Мачай

Представляю себе Волшебный Круг как нейро-логическую схему для подавления четырех программ, управляющих лимбическим мозгом, — страха, питания, борьбы и секса.

Можно рассматривать Волшебный Круг как простое продвижение, начинающееся на Южном пути: сбрасывание прошлого, смерть, рождение, полет.

Юг, Запад, Север, Восток.

Прекрасно. А нельзя ли связать четыре направления с четырьмя управляющими программами?

Мифология Южного пути обращена, очевидно, к инстинкту питания, к уверенности в «полноте своей тарелки», к жажде любви, поддержки, к наполнению брюха. Это наша привязанность к вещественному миру. На Южном пути мы сбрасываем наше личное прошлое, отбрасываем свое «Я», которое чувствует себя изгнанником из Сада, осужденным странствовать нагим, голодным, нелюбимым Природой. И мы освобождаем духов нашего прошлого, чтобы они обрели покой и не питались больше нашим настоящим. Я хватаюсь за соломинки или, быть может, я близок к чему-то? Думаю, что близок, потому что Южный путь — это путь Змеи, уроборос, жизнь, занятая процессом поглощения, жизнь, поедающая жизнь. Поедание. В этом что-то есть, что-то метафорическое, мифологическое…

Западный путь. Это просто. Встречаешь свою смерть и выходишь за пределы страха. Встречаясь со смертью и познавая полет духа, мы отождествляем себя с трансцендентным, бессмертным Эго, мы освобождаемся от тисков страха и претендуем на все, так как смерть не может более претендовать на нас. Больше всего мы боимся, когда стоим лицом к лицу с неизвестным. Страх.

Северный путь. Женское начало. Эрос. Здесь мы объявляем происхождение мужчин и женщин от знания. Это место двуполого сознания, созидательного начала, которое мы персонифицируем в образе Бога; союз Солнца (мужское) и Земли (женское) как единый источник всякой жизни. Секс, конечно же.

Восточный путь. Путь пророка, чья задача — преодолеть гордыню и самовозвеличивание, предвидеть человека будущего. Это место ненасилия в мире, раздираемом насилием. Сражение. Как странно, что эта древняя формула находит соответствие с главными функциями примитивного мозга, функциями, которые держали в узде поведение и сознание человека на протяжении тысячелетий.

Мысли теснятся. Неокортекс возник тогда, когда примитивный человек жил под влиянием нагруженного лимбического мозга, т. е. анимистического окружения, в котором каждая вещь на Земле и на небе была видимым, живым существом. Лимбический мозг был перенасыщен стимулами от окружения, и в это время появляется неокортекс и позволяет человеку осознать себя и абстрагироваться от окружения и его влияния; для этого создается логика, результатом опыта даются определения — и следует изгнание из Сада, человек становится одним из нас, он познает добро и зло…

Но и после появления думающего мозга лимбический мозг продолжает управлять нервной машиной и определясь ход человеческой истории.

Питание — наши оральные и анальные заботы; первые детские движения — найти грудь, а затем пища ассоциируется с безопасностью и удовлетворением.

Страх — перед конфликтом, болью и, конечно, смертью.

Неизвестное. Мы готовы пойти на что угодно, лишь бы избежать того, чего мы боимся.

Секс. Вряд ли здесь главную роль играет потребность. Нашу породу к развлечениям тянет похоть, мы способны изойти страстью.

Борьба. Яростные импульсы, таящиеся в нас, могут быть направлены на других или на самих себя. Самоубийство есть обращенный внутрь импульс убийства.

Социологические проявления: зерно гниет в силосных ямах, и в это же время миллионы людей за рубежом и в собственной стране голодают.

Рекламодатели ежегодно получают миллиарды долларов, играя на нашем страхе.

Секс и насилие распределены поровну. Насилие в средствах массовой информации представлено неслыханно широко. В наших городах возникают новые формы патологического насилия: сумасшедший расстреливает школьников из автомата, женщина убивает мужчин среднего возраста и хоронит их на своем приусадебном участке, группа подростков со смехом избивает и насилует, балансируя на лезвии бритвы между болью и наслаждением.