Мюзик-холл на Гроув-Лейн - Шарлотта Брандиш

подготовлен специально для них, Оливия вдруг поймала себя на мысли, что многие из присутствующих в Аделфи дам весьма благосклонно поглядывают на её спутника.

Арчи находился здесь в своей стихии. Раздувая грудь, он кланялся знакомым и подносил к напомаженным усам узкие ладошки дам, затянутые в высокие, до локтей, шёлковые перчатки. Не заглядывая в меню, он пошептался с официантом, и на столе молниеносно появилось ведёрко с бутылкой шампанского и серебряное блюдо, на котором поверх колотого льда покоились стьюкийские устрицы а-ля Балтимор.

– За очаровательную, обворожительную мисс Адамсон, чьи глаза заставляют звёзды сиять ярче, а небесные светила…

– Давайте лучше выпьем за успех пьесы, – торопливо предложила смущённая таким цветистым тостом Оливия.

– Покоряюсь, мисс Адамсон, покоряюсь… – Арчи безропотно склонил крупную львиную голову, отчего стала заметна хитроумно прикрытая волосами плешь не темени. – За успех! За Лицедеев!

Когда принялись за устриц, на маленькую эстраду, освещённую лишь парой софитов, вышла певица в длинном струящемся платье из роскошного ламе с металлическим блеском. Низким и шероховатым, будто после долгих слёз, голосом она задушевно поведала, что больше не верит в любовь – и на протяжении доброй четверти часа мелодично и при поддержке скрытого в сумраке оркестра доказывала публике бара, что никто в целом мире не сможет заставить её полюбить вновь. Судя по джентльменам, не сводившим с певицы глаз, охотники взяться за это нелёгкое дело непременно нашлись бы.

Однако Арчи остался глух к этим провокациям. Казалось, он не замечал ничего и никого, кроме своей спутницы, внимавшей ему с неослабевающим интересом. Старому комику нечасто везло на таких вот терпеливых слушательниц. Юные леди, с которыми его обычно сводила судьба, имели прискорбную привычку перебивать и без устали болтали о всякой чепухе – все эти Бесси, Минни и Флосси были на одно лицо и напоминали розовых целлулоидных пупсов, доставленных в отдел крупного универмага прямиком с фабрики игрушек.

Он с наслаждением прошёлся по всему репертуару приличествующих для дамского слуха историй. Все они обладали внушительной бородой, но Оливия, далёкая от театрального мира и в силу возраста и принадлежности к другому поколению не заставшая мэтров викторианской эпохи, слышала эти байки впервые и смеялась вполне искренне.

Арчи её смех окрылял. Он сыпал только что выдуманными остротами, заказывал у официанта лучшие блюда, и, когда по залу прошлась со своей корзиной маленькая цветочница, скупил у неё все оставшиеся розы и преподнёс их Оливии так, что дамы, сидевшие за соседними столиками, принялись кидать на своих спутников негодующие взгляды.

Арчи наслаждался вечером, а Оливия, без устали играя роль восторженной и неопытной юной особы, с нарастающей досадой выжидала удобный момент, чтобы завести речь о Люсиль Бирнбаум. Принесли десерт, официант облил его бренди и поджёг. Дразняще запахло жжёным сахаром и лимонными корочками.

– …И вот я говорю Тилли… Для меня, мисс Адамсон, она всегда была просто Тилли… Так вот, я говорю ей: милочка, а почему бы тебе не попробовать появиться на сцене, надев на свои прелестные ножки роликовые коньки? И чтобы вы думали, мисс Адамсон? Она послушалась моего совета и сорвала такой шквал аплодисментов, что стены театра чуть не рухнули! Этот номер пользовался таким грандиозным успехом, что администрации пришлось поставить дополнительный ряд кресел, – и Арчи самодовольно подкрутил усы и выпятил грудь.

– Удивительно! У вас просто невероятное чутьё, мистер Баррингтон! Думаю, что с вашим опытом вы и сами могли бы открыть мюзик-холл! Вы так тонко чувствуете публику… – Оливия не опасалась переизбытка лести, так как уже уяснила, что ничто из сказанного не сравнится с тем, как высоко Арчи ценит себя.

– О да! – от её слов, как и от нескольких бокалов бренди, последовавших за шампанским, комик совершенно размяк. – Если бы только я не связал свою судьбу со сценой… И не хранил ей верность столько лет… Вы на редкость понимающая юная леди, мисс Адамсон, – похвалил он её и сделал знак официанту принести ещё бренди.

– И на что только не приходится идти актёрам, чтобы удержать внимание зрителей, – Оливия отчаянно вела своё судёнышко к цели, барахтаясь среди хриплых стенаний распоясавшейся певицы и усилий Арчи завести ещё одну длинную историю о том, каким колоссальным успехом ему обязаны звёзды прошлых лет. – Когда я смотрю, как мисс Прайс и Эдди танцуют на капитанском мостике, то у меня просто мурашки от волнения бегут, – она демонстративно обхватила плечи и содрогнулась. – Там же так высоко! Неудивительно, что с той девушкой, мисс… мисс… – она сделала вид, что позабыла имя, и наморщила лоб.

– Люсиль Бирнбаум. Так её звали, – подсказал Арчи, и в голосе его ей почудилась настороженность.

– Да, да, Люсиль. Она ведь сорвалась вниз, не так ли? Говорю же, это очень шаткая и ненадёжная конструкция. Филипп мне твердит, что я преувеличиваю, и артисты знают, что делают, а я всё никак не могу успокоиться. Как дурочка, честное слово, – Оливия пожала плечами, стараясь принять вид одновременно и обеспокоенный, и смущённый.

– Ну что вы, мисс Адамсон! Никакая вы не дурочка, – пророкотал Арчи, протягивая руку вперёд, чтобы утешающе накрыть ею ладонь спутницы, но, не найдя её на столе, взялся за бокал с бренди. Оливия, заранее опустившая руки на колени, похвалила себя за предусмотрительность. – Просто у вас доброе сердце. Не скрою, приходится порой рисковать, но для опытных артистов на сцене нет ничего опасного. То, что произошло с Люсиль, конечно, трагедия, но это несчастный случай, от которого никто не застрахован. Вам не стоит об этом переживать, дорогая Оливия. Я ведь могу называть вас Оливией? – и он многозначительно посмотрел на неё.

– О да, конечно, мистер Баррингтон.

– Арчибальд, – поправил он её с мягкой отеческой улыбкой.

– Какая она была, эта Люсиль? Я слышала, она была невероятно красива.

– Ей было далеко до вас, Оливия, – Арчи не упустил случая отвесить тяжеловесный комплимент. – Но женщина она была неординарная, без всяких сомнений. Мы с ней отлично ладили. На сцене она была обворожительна! Чувствовалась в ней некая… – он неопределённо пошевелил в воздухе пальцами и с трудом отыскал подходящее слово, – манкость. Да, именно манкость. Для работы с публикой это необходимая составляющая.

– Наверное, она великолепно пела и танцевала?

– Не то чтобы великолепно, – Арчи всё-таки был профессионалом, поэтому согласиться с этим утверждением не смог. – Голос у неё оказался слабоват, но такой, знаете ли, звонкий, мелодичный. Её приятно было послушать. Дыхания ей вечно не хватало, она сбивалась на последних тактах, но благодаря Имоджен публика этого не замечала. А в номерах, где ей не приходилось петь, Люсиль была просто очаровательна. Чувство