В интересах личного дела - Галина Владимировна Романова

возмутился Иващук, снова потянувшись к телефону.

– Его нигде нет, товарищ полковник. Ни дома, ни на даче. Сегодня утром по приказу майора Климова мы выехали на задержание Изотова. И… И не задержали. Соседи его не видели уже пару дней. Сказали, что он вызвал такси и уехал куда-то с дорожной сумкой. Сейчас устанавливаем машину, которая его забирала.

– Володя подался в бега. – Иващук вцепился в дужки очков, принявшись без конца их разворачивать и сворачивать. – У кого какие мысли? Где он может быть? Что скажешь, майор?

Климов неопределенно пожал плечами и перевел взгляд на Варю. Она все так же стояла у края стола. В ее руках оставался последний лист со скудным текстом, распечатанным на принтере.

– Воронова, – окликнул он ее. – Есть что добавить?

– Да… То есть мне кажется, я знаю, где он может быть. – Она протянула Климову распечатку. – Я взяла на себя смелость и отсмотрела записи с камер на улице, где проживает семья Степановых. Машина Изотова очень часто там проезжала. Последний раз вчера во второй половине дня, точнее, в пятнадцать сорок пять. И если… Если его нигде нет, то он может быть там, угрожать их жизни и безопасности. Терять ему уже нечего.

Глава 31

– Если ты направляешь оружие на человека – стреляй… – тихо проговорил Изотов, переводя пистолет со Степанова на его сына. – Так учил меня мой дядя. Замечательным мужиком был! Жаль, рано помер. Ствол, кстати, его. Не знаю, стрелял ли из него он когда-нибудь по людям. На моей памяти, он вообще из него никогда не стрелял. Все учил меня жизни и кашлял. Болел, потому и помер рано. Я в память о нем в медицинский институт пошел учиться. Хотел людей спасать. А стал патологоанатомом. Ирония судьбы… Знаешь, Саша, почему я стал последним человеческим доктором?

Степанов попытался ответить, но слова не лезли сквозь спекшиеся губы. Тело было вялым, в голове пусто. Они с сыном уже полчаса слушали откровения Изотова. Неизвестно, что ощущал Сережа, а он лично устал бояться. Первичный страх, обдавший тело жаром, сменился сначала холодом, потом полной апатией. Степанов вдруг понял: он смирился с тем, что сейчас умрет. Или просто перестал понимать, как это страшно и безвозвратно безнадежно.

Еще пару часов назад они с Сережей обедали. О чем-то шутили. Строили планы на майские праздники. А стоило войти в их дом Изотову, как все стало серым, сжалось до ничтожных размеров, превратилось в никчемность.

– Я пошел в патологоанатомы из-за Тани. Из-за нашей с тобой Тани. – Изотов судорожно сглотнул и, заметив неосторожное движение рук Сергея, заорал. – Сиди ровно, говнюк! Ничто не помешает пустить тебе пулю в лоб. Мое время кончилось. Меня вычислили. Я уже это знаю. Я уйду сегодня. И заберу вас с собой.

Сережа замер, колени его мелко затряслись. Степанов с жалостью глянул на сына. Вдруг полезли неуместные мысли о возмездии. Убитый сыном человек оставил сиротами двух малолетних детей и больную мать. Она сильно плакала, встречаясь со Степановым в коридорах полиции.

Тогда он думал, что просто обязан спасти сына, сотворившего такое. Он же не нарочно. Он не хотел. Это был несчастный случай. Ему нельзя в тюрьму. В двадцать лет!

Мысль о том, что сын мог покаяться, возместить материальные потери и получить условное наказание, тогда просто не пришла ему в голову. Существовала опасность для ребенка. Он его спас.

А теперь вдруг мысли стали иными.

Нельзя отмахиваться от беды! Они были виноваты в чужом горе. Его пьяный сын Сережа виноват. Никто же не заставлял его садиться за руль той ночью. И после случившегося – оставлять человека без помощи. Он смалодушничал. А теперь…

Теперь наступило возмездие. И если они сейчас погибнут, это, наверное, будет правильно.

– Ты сломал ей жизнь, Саша! – с горечью произнес Изотов, медленно водя пистолетом из стороны в сторону. – Она была умной, талантливой, подавала такие надежды, а ты… Вы!.. Вы уничтожили ее! Зачем?! Ответь мне! Я столько лет ищу ответа на этот вопрос. Ответь мне!

– Я… – просочилось сквозь слипшиеся губы. – Я ревновал ее к тебе.

– Ее?! Ко мне?! – просипел Изотов и зашелся мелким нервным смехом. – Серьезно?! А Рогов? Тоже ревновал ее ко мне?

– Нет. Игорь ревновал ее к успеху. Она схватывала все на лету. Феноменально запоминала. А его высмеивала при каждом удобном случае. Он не мог этого простить.

Произнося сейчас все это вслух, Степанов вдруг понял, насколько ничтожны были мотивы, сломавшие жизнь Тане.

– Это было… Было гадко и мелко, – неожиданно признался он. – Жаль, что вернуть ничего нельзя. Я бы так не поступил.

– И сынок твой тоже не бросил бы человека умирать в кювете. И Рогова с проституткой Одинцовой не посмела бы выставить Таню на посмешище на том памятном вечере, что устраивал твой дружок. Не вызвали бы полицию на стоянку. Не отправили бы ее в смирительной рубашке в психлечебницу.

– Я этого не знал! – вскинулся Степанов. – Нас не было в тот момент на стоянке. Мы с Сережей уже уехали.

– В курсе, – недовольно отозвался Володя. – Но это стало для нее еще одним ударом, Саша. Она всегда приходила туда сама. Сама! А тогда… Ее унизили несколько раз за тот вечер. Таня была в ужасном состоянии, когда я навестил ее на следующее утро. Как будто уже не с нами. Я даже не надеялся, что она вернется.

– Я знаю. Я навещал ее. – Степанов немного выпрямился, почувствовав, что может списать все на добро, которое творил для Ивановой. – И квартиру потом ей снял. Платил за нее. Потакал ее прихотям. И было это…

– И было это из боязни разоблачения. Как же, сынок в политики пошел, а тут такой конфуз может случиться! У Тани же была запись того ДТП, и ты об этом знал. Поэтому она держала тебя за одно место, и ты потакал ее прихотям, – передразнил его Изотов. – Не надо корчить из себя добренького, Саша. Твои мотивы всем известны.

– А твои мотивы? – громко крикнул тогда Сережа. – Тобой что движет? Жажда мести?

– Да… Я поклялся в день ее смерти, что отомщу за нее. – Дуло пистолета четко зависло на уровне лба Сергея. – И долго разрабатывал свой план. Очень долго! Мог бы, конечно, всех вас переколотить по очереди… Но неинтересно! Все должны были уйти не просто так, а мучительно. Со значением! Ответить за каждый день ее нездоровой жизни. За все страхи и сомнения, с которыми она жила. И я придумал! Такого плана еще никто и никогда не разрабатывал.