Герцогиня-охотница - Дженнифер Хеймор

– Всего хорошего, Сара.

Она сделала реверанс.

– Всего хорошего, ваша светлость.

Сара развернулась к герцогу спиной и вошла в дом. Наливая отцу чай, она украдкой наблюдала в окно, как он удаляется по извилистой тропинке в глубину парка. Вновь открывшаяся рана в разбитом сердце заставляла ее рыдать. Однако она, стараясь улыбаться как можно искреннее, болтала с отцом о том, что неплохо бы посадить вдоль ручья живую изгородь из боярышника.

Два дня спустя Саймон пригласил Джорджину прогуляться с ним на закате.

За это время он несколько раз видел Сару. Отвергнув его предложение вновь стать компаньонкой Эзме, она продолжала выполнять свои обязанности горничной. И казалось, переносила их расставание гораздо легче, чем он.

Видя это, Саймон немного успокоился и укрепился в решимости исполнить свой долг.

Погода была изумительная. Заходящее солнце раскрасило пушистые облака на небе в розовый и фиолетовый цвета. Он повел Джорджину в сторону берега ручья, по пути рассказывая об особенностях парка, который спроектировал и создал знаменитый ландшафтный дизайнер Ланселот Браун, по прозвищу Умелый Браун, еще во времена его деда. А сейчас этот парк стал еще прекраснее благодаря усилиям мистера Осборна.

– Мистер Браун хотел обойтись вовсе без сада, – рассказывал Саймон ей, когда они проходили вдоль ряда цветущих желтых роз. – Но моя бабушка не желала даже слышать об этом. Она слишком любила розы и всегда ждала их весеннего цветения. В конце концов они нашли компромиссное решение.

– Действительно, у них получился прекрасный компромисс, – ответила Джорджина.

Саймон открыл перед ней ворота сада, и они вышли на дорожку, ведущую в глубь Айронвуд-Парка. За воротами пространство вокруг теряло четкие геометрические формы классического английского сада его бабушки и начинался ландшафт с более буйной растительностью, характерный для стиля Умелого Брауна.

Они шли по извилистой дорожке, которая вела к виднеющемуся вдали лесу.

– Браун любил использовать в своих проектах воду, а в Айронвуд-Парке у него был для этого природный источник.

Пока Саймон рассказывал, дорожка вывела их на берег ручья, и из-за ежевичных зарослей им открылся прекрасный вид. Они остановились, глядя вниз на бурлящую прозрачную воду, бегущую по гладким камням.

– Мне кажется, мистер Браун сделал все, чтобы превратить Айронвуд-Парк в идиллическое место.

Саймон повернулся к ней.

– Вы находите это место идиллическим? – спросил он серьезно.

В конце концов, Айронвуд-Парк скоро станет домом Джорджине и останется им до конца ее дней.

– Конечно! Великолепное место для великолепного дома герцога Трента.

– Некоторые считают, что он… слишком холодный.

Герцогиня постоянно жаловалась на стерильную холодность этого дома. Она сделала все возможное, чтобы хоть отчасти изменить это. Но многие комнаты и залы она никогда не трогала. Саймон знал, что она поступала так из уважения к Айронвуд-Парку. Каменный зал с его вызывающей смущение статуей Лаокоона был одним из примеров ее невмешательства.

– Нет, я не нахожу его холодным, – заверила Саймона Джорджина. – Большая его часть очень элегантна. Так и должно оставаться впредь. Дом герцога должен демонстрировать его богатство и положение. Некоторые помещения, конечно, требуют модернизации и соответствующего оформления. Но для этого есть достаточно времени. И я с радостью займусь этим сама, потому что знаю, как сильно вы заняты.

Саймон отвернулся от ручья и посмотрел на дом, видневшийся вдалеке на низком пологом холме. Он выглядел возвышенно и неприступно с его готическими карнизами и сводами. Саймон родился здесь, в этом доме. И он будет родным для его семьи и их будущих потомков. Эти мысли, как ничто другое, поддерживали его уважение и любовь к Айронвуд-Парку.

Он посмотрел на будущую жену, и она ответила ему скромной улыбкой. Герцог протянул руку и взял ее маленькую ручку в изящной перчатке, и они двинулись дальше. Дорожка перед ними огибала извилины ручья.

Они шли еще несколько минут, пока не подошли к развилке. Саймон повел Джорджину путем, пролегающим подальше от скамейки, на которой он провел так много счастливых часов за беседами с Сарой. Он не хотел возвращаться к воспоминаниям о ней, держа за руку другую женщину. Это было бы несправедливо по отношению к ним обеим.

Немного дальше от их с Сарой скамьи ручей резко поворачивал, и дом позади них был уже не виден. Они снова остановились. Саймон смотрел на Джорджину, а она, подняв лицо вверх, очень мило хлопала пушистыми ресницами своих васильковых глаз. Он взял ее руки в свои.

– Ты очень красивая, Джорджина, – сказал он, понимая, что в его душе не было искренних чувств к этой девушке, и она могла почувствовать некоторую неестественность в его голосе. Но он не хотел ее обижать.

– Спасибо, – выдохнула она и улыбнулась, показывая, что комплимент ей приятен.

Тогда Саймон наклонился и поцеловал ее. Вопреки душевному порыву он заставил себя не отшатнуться и сосредоточиться лишь на движениях губ.

И Джорджина его удивила. Он думал, что невинная барышня сейчас смутится или остолбенеет. Вместо этого она тут же обхватила его шею руками, и он почувствовал, как ее губы стали настойчивыми, податливыми и мягкими.

О боже! Саймон не хотел этого! Он не хотел ее!

Что-то жесткое и колючее шевельнулось внутри, говоря ему, что в этот момент он предает все, что любил. Нет! Это не так! Он не предавал, напротив – пытался защитить тех, кого любил.

За исключением Сары. Только ее он сейчас не защищал. Но Саймон все равно любил ее.

Где-то позади хрустнула ветка, заставив их отпрянуть друг от друга. У Саймона все похолодело внутри, и его прошиб пот.

Оглянувшись через плечо, он заметил движение возле их с Сарой скамейки. Кто-то убежал, углубившись в заросли. И все же Саймон успел узнать ее. Он узнал ее темные волосы, сверкавшие в сумерках, как полированное эбонитовое дерево.

Это была Сара. Она слышала, как он назвал Джорджину красавицей. Она видела, как они целовались. Все в нем кричало и рвалось вслед за ней, чтобы догнать, заключить в свои объятия и объяснить, что все, что он сейчас делал, было вынужденной ложью.

– Что это было? – спросила Джорджина, затаив дыхание.

Саймон вдруг понял, что она по-прежнему обнимает его.

Саймон посмотрел на нее сверху вниз. Она разрумянилась, ее губы блестели после его поцелуя. Чувства вины и сожаления кипели в нем, поэтому он ничего не сказал, а просто пожал плечами.

– Должно быть, олень. Он пасся неподалеку, увидел нас и убежал. Я его больше не вижу. – Он нагнулся, осторожно расцепив ее руки. – Пойдемте. Пора возвращаться в дом.