Хозяйка большого дома - Карина Демина

Нат сам потрогал лицо.

И на руки посмотрел.

Сколько еще ждать? Райдо говорит, что у Ната терпения мало, что ему хочется всего и сразу. Райдо прав. Мало и хочется. Всего и сразу. И разве плохо это?

— А здесь мягкая… это потому что ты болел?

— Да.

— Ты… ты простил меня?

Нира склонила голову на бок. И в глазах ее нет ни отвращения, ни брезгливости.

И наверное, это почти чудо.

— А ты меня? — Нат провел ладонями по щекам. Живое железо успокоилось, отступило, возвращая исконное обличье.

— Тебя за что?

— Я тебя… испугал?

— Нисколько. Это Мирра у нас трусиха! Она всего боится… и в прошлом году, когда мы на деревне были, я ей в постель жаб подкинула… нет, я понимаю, что это глупо и вообще по-детски, но если бы ты знал, как она меня… достала! Ныла и ныла… и еще говорила, что я рыжая уродина. А я не уродина. Пусть и не такая красавица, как она, но не уродина же.

— Нет, — Нат потрогал волосы.

Иглы растворились.

И он, кажется, вернул себе контроль.

— Жаб, значит?

— Ага… толстых и с бородавками… если бы ты слышал, как она визжала!

Скрипнула дверь, и на пороге появилась Дайна с подносом.

— Чай, — возвестила она. — Если уж вы до обеда не снизошли…

Она скривилась, точно сама необходимость подавать чай еще и в библиотеку донельзя оскорбляла ее. Эта женщина определенно раздражала Ната самим своим существованием.

Он в последнее время стал невероятно раздражительным.

Но поднос с чаем принял.

Нира, наверное, проголодалась. А к чаю были плюшки с изюмом, и крохотные сэндвичи, и еще мед, и варенье… варенье Нат с детства любил.

А чай сам разлил, едва дождавшись, когда Дайна выйдет.

— Вот, — Нат протянул невесомую чашечку Нире. — Горячий.

Нира чашечку приняла и вдруг сделалась серьезной.

— Я ведь не договорила. Они хотят, чтобы Мирра вышла замуж за Райдо… и быстро… папа… ты только не нервничай, ладно? Папа думает, что весной Райдо умрет. Но к этому времени он должен жениться на Мирре… и написать завещание, чтобы дом достался ему… и поэтому Мирру сюда отпускают… в городе уверены, что ей сделали предложение… и пусть в газетах о помолвке не объявляли, но это вопрос времени и вообще у вас другие обычаи.

Она вновь ходила по комнате, уже с чаем в руках, от полки к полке, не останавливаясь, глядя под ноги, точно опасаясь, что на ковре останутся следы.

Останутся.

И на ковре, и на дереве, которого она коснулась невзначай. На диванчике.

На Натовой одежде.

Он понюхал собственную руку, приятно пахнущую Нирой.

И чай пригубил. Горький сегодня. Но варенье эту горечь компенсирует.

— Но вообще это жуть до чего неприлично, ездить к незамужнему… ой, к неженатому мужчине… и без компаньонки… и с компаньонкой тоже неприлично, но без нее — особенно. А я не в счет, хотя и сестра… и мы тут с тобой, если кто узнает… прости, я снова не о том. Мирра надеялась, что Райдо сам захочет на ней жениться и быстро… ну, пока жив… то есть, она же не знает, что он не собирается умирать… мама уверена, что он будет рад найти кого-то, кто скрасит его последние дни. Она так сказала.

— Дура.

— Кто? — Нира остановилась. — А… ты про маму? Она не дура, она… такая, как есть… людей нельзя изменить, если они сами не захотят измениться. Это моя тетушка сказала… ты бы ей понравился. Она любит все необычное и… все время сбиваюсь. Прости. Сегодня Мирра останется на ночь… то есть, мы должны задержаться до ужина… и потом она подольет Райдо в чай снотворное… то есть, настойку, которую папа делает… он сказал, что на вас тоже должна подействовать, что там концентрация такая… сильная концентрация… Райдо выпьет и уснет… не сразу… а Мирра с ним останется до утра… и утром он должен будет на ней жениться, как благородный человек… то есть нечеловек. Благородный нечеловек. Понимаешь?

Нат кивнул.

— А… а меня отправили, чтобы помогла… я тебе должна дать… ты бы мешал… и вот… — она вытащила из ридикюля аптекарский флакончик. — Но я не хочу тебя поить. Ты же меня потом ненавидеть станешь…

Нат вытащил пробку.

От флакона едва уловимо пахло ладанником и еще чем-то, сладковатый слабый запах, заставляющий непроизвольно скалится.

Сон?

Если да, то сон опасный…

— Четыре капли, — тихо произнесла Нира. — Отец сказал, что тебе хватит четыре капли… пять — уже опасно…

…семь — смертельная доза.

…нет, о смертельной дозе он не говорил, и не сказал бы, не желая Ниру пугать, но она слишком много времени провела рядом с ним.

…она ведь и записи вела… и помогала собирать мясистые корневища сонника лилового… и сушила их, а высушив — взвешивала на аптекарских весах… растирала… заливала спиртом…

…а потом еще читала о свойствах…

…для людей он безопасен…

…для людей…

В книге пометка такая была, и эта пометка, которую она вполне могла пропустить — от этого Нире становилось по-настоящему страшно — теперь гвоздем сидела в ее голове.

— Я… — почему Нат молчит. Нюхает флакон. И выражение лица такое… сосредоточенное… раздраженное… но он все еще человек и обличья человеческого держится, и если так, то… то быть может, все не настолько и плохо, как ей представлялось? — Я… скажу, что потеряла его… или что ты пить не стал.

— Не стал, — согласился Нат, флакон закрывая. — Скажи, что почуял. У меня нюх.

Он нос потрогал, словно проверяя, на месте ли этот нюх.

— Вот и… хорошо… и ладно… мне поверят… я всегда все делаю неправильно… то есть наоборот, — Нира улыбнулась, подозревая, что эта ее улыбка вышла донельзя жалкой. — Я никогда и ничего не делаю правильно.

…мама наверняка разозлится. Но к этому Нира привыкла.

Глава 15

Сознание возвращалось рывками.

Свет.

Яркий. Слепящий почти.

Щека нагрелась, но левая. А правой было мокро… и не только щеке. В принципе было мокро. Вода текла по шее, за шиворот… по груди еще.

Райдо потрогал воду.

Пальцы еще вялые, соломенные. Ах да, тогда ему казалось, что его набили соломой… странное ощущение… кислота во рту, но тошнить не тошнит, что само по себе достижение.

А свет проникает сквозь сомкнутые веки.

И голос.

— Девочка моя! — кто-то очень близко кричит, надрывно, надсадно. И голос, без того мерзкий, ввинчивается в голову. Голова эта того и гляди треснет.

Что с ним было?

Райдо помнил разговор с Миррой.

Кабинет.

Чай, не то горький, не то сладкий. Королевский ювелир… печальная история? Слабость… а дальше что? Ничего… пустота в голове, которая неприятно… в пустоте бьется женский крик.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});