Ледобой. Круг - Азамат Козаев

– К лошадям нельзя, – прошептал Черный Коготь. – Перво-наперво туда сунутся. Шесть мечей, говоришь?

– Ага, шесть.

– По одному на каждого и двое на двоих. – Ворон и Пластун переглянулись, и все трое повернулись к Верне.

– За одного ручаюсь.

– Наверняка двое притаились по сторонам от ворот конюшни, четверо внутри – дать войти, но не дать выйти. И к темноте, должно быть, уже привыкли.

Ага, а ты суйся в кромешный мрак, словно мышь в мышеловку!

– Войдем как ни в чем не бывало. Будто мошкара, они бросятся на горящие светочи, тут и сам не зевай. Но сначала снимем тех, что притаились у входа.

Ворон и Пластун, будто тени в безлунную ночь, скользнули за угол постоялого двора, ровно не стояли только что рядом. Какое-то время было тихо, потом в торец бревна прилетел камешек.

– Пошли.

Я или меня?.. Верна кралась за Черным Когтем, а самой стало любопытно, будто не кровь теперь прольется, а клюквенный морс. Я или меня? Станет больно или нет? Теперь или потом?..

Возвращенцы поднялись из высокой травы чуть в стороне от ворот.

– Запаляй светочи. Я первый, ты последняя. Чем меньше шума, тем лучше.

Нет, не так представляла себе схватку в конюшне. Думала, зайдут внутрь, какое-то время будет тихо, потом сделают несколько шагов, и дружинные посыплются со всех сторон. Но стоило самой переступить порог, будто в другой мир попала. Справа от входа кто-то истошно мычит, слева пыхтит, впереди человек утробно стонет, и знать бы, кто подсказал: «Светоч в лицо, падай в ноги и коли ножом». Словно в голове полыхнуло, да голосом таким знакомым-знакомым… Так и сделала, сунула огонь чуть правее себя, как будто в лицо, колобком прянула в ноги – кто-то повалился сверху – и наугад полоснула ножом что-то хрипящее и рычащее…

– Даже лошади не успели испугаться. – Парни помогли встать, Черный Коготь одобрительно кивнул. – Хорошо, пол не сенной, пожгли бы все к Злобогу!

Ворон и Пластун подняли светочи. Кони беспокойно фыркали, видно, удушливый запах смерти, словно ядовитое болотное испарение, поплыл по конюшне.

– Купчине бы ребра пересчитать, да уж ладно. – Ворон прошел в угол, там, на куче сена мычали от ужаса связанные по рукам-ногам старики, которых сердобольный хозяин корчмы определил к делу – глядеть, чтобы всякий хитрован в конюшню не совался, а постояльцы садились только в свои седла.

– Все хорошо, отцы. Не мы лиходеи – нас убивали. Живы?

Старики кивнули. Встать не могли, ноги подкашивались.

Верна, сама не зная отчего, сунула каждому по серебряному рублю. Боги-боженьки, да что же делать, если всякий седобородый представляется Тычком, а видеть балагура хочется до слез. Уходили торопливо, но не в спешке. До гор осталось рукой подать, а туда княжеские дружинные вряд ли сунутся. Сама не поняла, отчего на дневном привале, разувшись, Черный Коготь вдруг заговорил:

– Нас выгнали к морю, и случилась такая рубка, от которой море покраснело. Уходить некуда, позади обрывистый скальный берег, кто упал, кто полег на берегу, а мы… – Вожак маленького отряда в глаза не смотрел, знай себе, ворошил дрова в костре. Ворон и Пластун подобрались, посерели, сцепили зубы. – Мы попали в плен.

– Силы кончились. На каждом с десяток дыр, изнутри лихоманка точит. – Пластун отрешенно бросил в огонь дровину. – Словили по последнему мечу и рухнули, будто скошенные.

– А потом? – прошептала Верна.

– Потом галеры. Нам бы помереть с десяток раз, мы все за жизнь цеплялись. – Ворон глядел в огонь и видел что-то свое. – Старик выходил, ворожец тамошнего саддхута. Мог и плюнуть, только не дал подохнуть. Зато теперь любая хворь будто от щита отскакивает. Почти семь лет галер кого угодно закалят. Камни переварим.

– Не больно вы заморены для галерных гребцов, – усмехнулась Верна. Совсем как Безрод, еле заметно, уголком губ. – Думала, галерные рабы худы, что бродячие собаки. Кожа да кости. А на вас от мощи шкура лопается!

– Ходили бы на простой галере – тогда да. Тех не жалели. Оковы, миска баланды, чаша плохой воды в день. Тяжелые, броневые галеры, которые носят саддхутов, доходяги не потянут. Весла не облегчишь, галеру тоже, вот и ссылали пленных поздоровее и кормили хорошо.

– Очень уж вовремя люд в горы потянулся. Словно клич кинули.

– Полгода назад Залом бежал. Далеко его носило, а вынесло в родные края.

– А как…

– Много будешь знать – скоро состаришься. – Черный Коготь поднялся и залил костер водой. – Пора.

Через два дня дорога постепенно забрала вверх, невысокие холмы подросли и заматерели, а еще через день островерхие снежные пики застили дальнокрай.

– Ровно в каменный мешок сунулись, – буркнул Ворон, задирая голову. – Хоть и был здесь раньше, а будто давит что-то.

– Княжеским будет еще хуже. Окосеют. – Черный Коготь махнул направо. – Наша тропа!

Лесистыми холмами, каменистыми тропами маленький отряд уходил в глубь горной страны. Верна оглядывалась, едва шею не свернула. До того все равнины, леса да моря. А тут… горы!

Оглушительный свист, помноженный на эхо, разлился по округе, а кони мало не понесли, аж на задние ноги присели.

– Добрались! – как один выдохнули заломовцы. – Свои…

– Не спится, Безродушка? – Тычок выполз из шалаша и, довольный, потянулся. Страсть как приятно спать на новом месте, особенно если помянутое место похоже на сказку и который год видишь ее в чудесных снах через день на второй. И неудобства побоку, и сладко спится даже на лапнике, будто на пуховой перине. А Сивому даже сон не в радость, сидит, ровно и не ложился. На холм таращится, щурится, полуночник.

– Спалось, – полуночник усмехнулся. – Не видел бы тот сон…

– Я по снам жуть какой толковый! – Мужичок неопределимых лет взбил бороду, седые волосенки и плюхнулся на бревно рядом с Безродом. – А ну рассказывай, мигом растолкую!

– Верна в историю вляпалась…

Старик насторожился. Верна? Прошлое настигает и не дает успокоиться?

– А что Вернушка?

– Будто входит в конюшню, а там засада. Крикнул: «Светоч в лицо, падай в ноги и коли ножом».

– А она?

– Ровно услышала! Осталась жива.

– Ну слава богам! – Тычок облегченно выдохнул и собрался было встать, но замер, едва поднеся тощий зад с бревна. – То есть как засада? Все не уймется девка? Опять за меч ухватилась?

– Это просто сон, – устало отмахнулся Безрод. – Пока раненый валялся, мне вообще ничего не снилось, так что, жизнь кончилась?

– Оно ведь как бывает. – Тычок обратно присел. – Думаешь, просто сон, а он вещий! Я по снам страсть какой мастак! Ты меня слушай!

– Слушаю, – усмехнулся.

– Вот и слушай. – Старик потряс пальцем. – Ей бы успокоиться да новую жизнь начать, она за старое взялась. А все оттого, что душа не на месте. Опять полосует мечом во все стороны, смерти ищет. Все кругом враги, а жить незачем. Забыл, какой была после рабского торга?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});