Принцессы Романовы: царские дочери - Марьяна Скуратовская

Однако самым ужасным оказалось то, что Эффи Младший болен – подхваченный в юности сифилис с годами угрожал не только его соматическому здоровью, но и душевному. Дело закончилась трагедией: в январе 1899 года, через несколько дней после серебряной свадьбы родителей, он застрелился (по иронии судьбы, теперь герцогство должен будет унаследовать сын друга молодости Марии принца Леопольда).

За несколько лет до этого Мария потеряла брата, императора Александра III. Теперь – сына. А в июле 1900-го она потеряет и супруга – Альфред, чье здоровье к тому времени окажется уже сильно подорвано, скончается в возрасте пятидесяти шести лет.

* * *

Начинается последний этап в жизни Марии, отныне вдовствующей герцогини. Рядом с ней остается только Беатрис (которая выйдет замуж в 1907 году за герцога Альфонса, кузена короля Испании Альфонса XIII – их старший сын умер относительно недавно, в 1997 году). В 1901-м Мария лишится свекрови, а мир – королевы Виктории. Закончится целая эпоха…

Но Мария проживет еще двадцать лет. Она переехала в Розенау, место, где когда-то жил принц Альберт до того, как стать супругом королевы Виктории. Много путешествовала, навещала дочерей и внуков.

Россия же тем временем переживала тяжелые времена – нет надобности перечислять, что только ни происходило там, да и в остальном мире тоже в начале XX века. А что могла Мария? Только сопереживать. Поехать на похороны любимого брата Сергея Александровича, ставшего в 1905 году очередной жертвой очередного «бомбиста».

Когда началась Первая мировая война, Мария написала подруге: «Никогда не думала, что доживу, чтобы стать свидетелем войны между Англией, Россией и Германией. Как это кончится, и когда?..» Все три страны были ей, русской княжне, английской принцессе, немецкой герцогине, по-своему родными…

В сентябре 1917 года она покинула Германию и обосновалась в Швейцарии, около Цюриха. Начались финансовые проблемы – ни из Германии, ни из России теперь, конечно, ничего не поступало, и ей только и оставалось, что надеяться на английскую пенсию. Ей пришлось обращаться к королю Георгу V, племяннику своего покойного супруга. Он помог, но Марию это уже не могло утешить. Ее одолевали мрачные мысли – ведь вести из России были поистине кошмарными. Что станется со всеми ее многочисленными родственниками? А судьба Германии, которую она так любила?.. Война закончилась, но Мария была опустошена, здоровье ее покинуло. Тяжело переболев зимой 1918 года, она резко ослабла и постарела.

В октябре 1920 года Мария Александровна скончалась. Рядом с матерью в последние дни были младшие дочери, Александра и Беатрис. Похоронили ее в Кобурге, в герцогской усыпальнице.

Глава 5. Последние принцессы: Ксения и Ольга Александровны

Когда хаос Первой мировой войны и последовавших за ней революций утих, в мире проживало немало великих княжон – внучек, племянниц, кузин российских императоров. А вот дочерей оставалось только двое. Потому что четверых девочек Николая II уже не было в живых, дочки самопровозглашенного императора Кирилла Романова – не в счет… Оставались только две настоящие великие княжны, последние великие княжны: Ксения и Ольга Александровны, дочери государя Александра III. Девочки, когда-то называвшие правителя гигантской империи папой. Сестры последнего императора. Женщины, узнавшие, что счастье заключается вовсе не в том, чтобы стоять как можно ближе к трону…

Ксения родилась в 1875 году в семье наследника престола Александра и его супруги Марии Федоровны. История брака ее родителей сама по себе и печальна и радостна одновременно. Печальна, поскольку юная Мария София Фредерика Дагмар, принцесса Дагмар Датская, будущая Мария Федоровна, овдовела, еще даже не став женой – ее жених, старший сын и наследник Александра II великий князь Николай Александрович, умер от туберкулеза. Уже перед самым концом он просил свою Минни стать женой младшего брата, Александра. Так и случилось – несмотря на боль от потери жениха и брата, год спустя Дагмар и Александр обвенчались, к радости всей семьи Романовых, успевших полюбить обаятельную датскую принцессу.

«Минни бросилась ко мне на шею и заплакала. Я, конечно, не мог также удержаться от слез. Я ей сказал, что милый наш Никс много молится за нас и, конечно, в эту минуту радуется с нами. Слезы с меня так и текли. Я ее спросил, может ли она любить еще кого-нибудь, кроме милого Никса. Она мне отвечала, что никого, кроме его брата, и снова мы крепко обнялись».

И брак этот оказался очень удачным, несмотря на столь печальное начало.

Сперва родились сыновья – в 1868 году Николай (будущий император Николай II), год спустя – Александр (он, увы, умер совсем крошкой), в 1871 году – Георгий. И только на восьмой год брака рождается дочь. Далее с перерывом в три года появляется на свет еще один сын, Михаил.

В то время Александр все еще был наследником престола, но, когда Ксении было всего шесть лет, погибает от взрыва бомбы ее дед, Александр II, так радовавшийся когда-то рождению первой, старшей, внучки. Его сын становится императором Александром III.

А спустя год уже не в семье цесаревича и цесаревны, а в семье императора и императрицы, в 1882 году, на свет появляется последний ребенок, Ольга. Багрянородный ребенок – ребенок, родившийся у царствующего монарха.

Быт семьи Александра III был весьма и весьма непритязательным. В книге воспоминаний, записанных со слов Ольги Александровны, рассказывается: «Спали они на походных кроватях с волосяными матрасами, подложив под голову тощую подушку. На полу – скромный ковер. Ни кресел, ни диванов. Венские стулья с прямыми спинками и плетеными сидениями, самые обыкновенные столы и этажерки для книг и игрушек – вот и вся обстановка. Единственное, что украшало детские – это красный угол, где иконы Божией Матери и Богомладенца были усыпаны жемчугом и другими драгоценными камнями. Пища была весьма скромной. Со времени царствования Александра II его супругой, императрицей Марией Александровной, бабушкой Ольги, были введены английские обычаи: овсяная каша на завтрак, холодные ванны и много свежего воздуха».

Иван Макаров. «Нагорная проповедь». Александр III с семьей (1889 г.)

В родительской любви эти дети недостатка не знали. И воспитывали великих князей и княжон далеко не так строго, как можно было бы предположить, – они катались на шлейфе матери-императрицы, использовали для игры в прятки огромные драгоценные китайские вазы, и даже швырялись за столом катышками из хлеба. Все это, конечно, было очень весело, но совершенно не аристократично и не могло не вызывать неодобрения некоторых высокопоставленных родственников. Но им приходилось оставлять свое мнение при себе – императорская чета воспитывала своих детей так, как считала нужным. Они получали отличное образование, с пользой тратили свободное время, а что до шалостей… Что ж, они ведь дети. И Мария Федоровна, и император Александр оказались очень внимательными родителями. Они не сдали детей на полное попечение многочисленных бонн и наставников, не ограничивались, как многие, короткими утренними и вечерними встречами с детьми и формальным поцелуем в щеку. При всей своей занятости они всегда находили время и друг для друга, и для детей.

Вот одно из писем императора супруге, написанное, когда Ксения уже была подростком: «Вообще, когда дети подрастают и начинают скучать дома, невесело родителям, да что же делать. Так оно в натуре человеческой. Да и Ксения теперь меня вполне игнорирует, я для нее совершенно лишний; разговоров никаких, никогда ничего не спрашивает, ничего не попросит, а я был бы так рад сделать ей удовольствие хоть в чем-нибудь. Напротив, в прошлом году зимою, когда Ники не было, я ездил с нею раза два-три кататься в санях и сказал ей, что если и когда она захочет, чтобы сказала мне, и я с удовольствием возьму ее с собой, она ни разу не попросила меня. В эту зиму я надеялся, что она хоть раз сделает мне удовольствие и попросит покататься с ней, нет – я так и не дождался. Наконец, я сам ей предложил раз поехать со мною, но неудачно, так как она должна была поехать с тобою в этот день. Я надеялся, что она мне скажет хоть что-нибудь потом, что ей жаль, что не удалось, и что она попросит меня поехать с ней в другой раз, но не слыхал от нее ни одного слова, как будто я ей ничего не предлагал и ничего не говорил. Меня это очень, очень огорчило, но я не хотел об этом говорить, потому что мне было слишком тяжело, а главное к чему? Если этого чувства ко мне у нее нет, это значит, я виноват: не сумел внушить ей доверия и любви ко мне. Если бы я ей сказал об этом, она, может быть, и попросила бы меня в другой раз ехать с ней, но это шло бы не от нее самой, и мне было бы еще тяжелее. <…> Умоляю тебе ей ничего об этом не говорить, будет еще хуже, так как будет ненатурально и для меня еще тяжелее и окончательно это ее оттолкнет от меня. Я бы ни за что не сказал тебе об этом, да так уж с сердца сорвалось, слишком долго держал в себе, и теперь, так как я один и далеко, невесело мне все это, и вырвалось из груди!»