Жизнь в «Крематории» и вокруг него - Виктор Троегубов

Некоторое время Мишка молча терпел выхолащивание собственных скрипичных партий, и с горем пополам были записаны «Последний шанс» и «Харе Рама» (а также вышеупомянутая «Сексуальная кошка»). В аппаратной зазвучали фразы, выражающие сомнение по поводу того, сможет ли Россовский исполнить нужные партии. В результате обстановка внутренне накалилась, внешне оставаясь почти нормальной. В какой-то момент, когда после прослушивания только что записанного куска Григорян попросил Россовского еще более минимизировать свою партию, Мишка оттолкнул стоявший на стойке микрофон, уложил скрипку в кофр, оделся и молча, ни с кем не простившись, ушел один в холодную ноябрьскую ночь. Уже в тот момент, когда он начал одеваться, все впали в некое оцепенение. Мурашов попытался что-то выдавить из себя, но тут же осекся. Молчание длилось до тех пор, пока в дальнем коридоре не замолкли отголоски мишкиных шагов. В этот момент Армена прорвало: «Жид чертов! Всем решил насрать…». Не хочу вспоминать всю эту речь, думаю, краткий отрывок вполне передает ее смысл. Я понимаю, что в наибольшем напряжении запись держала именно Армена, и он сорвался просто от этого напряжения. Но ведь это не оправдывает грубости. Я не хочу никому быть судьей, надеюсь, что хотя бы с сегодняшней дистанции Григоряну стыдно за то свое поведение. Самого верного своего сторонника, в течение девяти непростых лет считавшего Армена всегда правым, Григорян просто облил словесными помоями. Этот факт вряд ли стоит комментировать.

…Если отрешиться от эмоционального восприятия, итог того дня был следующим: в самой середине записи группа лишилась музыканта, на котором лежала половина музыкальной «отделки» крематорских композиций. Правда, поздним вечером того же дня Григорян позвонил мне и стал настаивать, чтобы я уговорил Мишку закончить запись. У меня было паршивое настроение, и я высказал Армену свое отношение и к его поведению в студии, и к прозвучавшим текстам. В ответ он начал нести какую-то чепуху по поводу того, что Мишка завел подружку и скоро бросит жену. Это окончательно доконало меня, и я сказал Григоряну, что уж это – точно не его дело!..

Положив трубку, я понимал, что Мишку не заменит никто. Даже наличие в пределах досягаемости скрипача группы «Дым» Вадима Саралидзе, имевшего консерваторское образование и хорошо знавшего репертуар «Крематория», могло решить проблему лишь отчасти. Ведь именно в мишкиной скрипке жила душа группы – поверьте, я говорю это не для красного словца.

Я позвонил Россовскому и попытался убедить его, что эта запись нужна не только Григоряну, обидевшему его, но и всем остальным крематорцам. Тщетные попытки. Его позиция была твердой и обдуманной. Долгие девять лет он слепо верил Армену во всем, считая вставших на путь конфронтации с Григоряном неправыми. Теперь, оказавшись в положении изгоя, он познал горькую истину и прозрел…

Так когда-то познал ее я (когда впервые покинул «Крематорий»), так позже «прозревали» Дима Бродкин, Серега Пушкин, Олег Лагутин, может быть, Куликов с Куницыным, наверное – Виктор Осипов.

«Крематорий» уже не был тем кругом друзей и единомышленников, каким он являлся поначалу. Теперь все были полностью зависимы от лидера, а правильнее сказать – хозяина группы. Все работали на него, а он считал такое положение дел абсолютно естественным. Остальные крематорцы понимали (да и сейчас знают это), что каждый из них находится в группе лишь до тех пор, пока поддерживает Григоряна и не нарушает его имущественных интересов. Любое вольнодумство – или хотя бы собственное мнение – не приветствуется. Кроме того, все музыканты «монополизированы», и им запрещается параллельная работа в других музыкальных коллективах. За свое место в «известной» группе «Крематорий» каждый должен платить утраченной свободой и «молчанием в тряпочку».

Не знаю, может быть, в других командах положение еще хуже? Надеюсь, что это не так.

Участвовать в дальнейшей записи альбома Мишка отказался наотрез. В результате он исполнил лишь 3 песни («Сексуальная кошка», «Последний шанс» и «Hare Rama»), а остальные были сыграны срочно призванным Саралидзе. Я мог горько усмехнуться: в абсолютном большинстве песен альбома суперхитов «Крематория» сольные партии исполняли гитарист группы «Дым» Андрей Мурашов и скрипач того же «Дыма» Вадим Саралидзе. Правда, на красивой фотографии «Крематория», помещенной на развороте «Двойного альбома», Саралидзе нет, и свое законное место занимает Мишка Россовский. Но номера сыгранных Вадимом одиннадцати песен скрупулезно указаны на вкладке к альбому.

Глава XXVIII. ВОРОНЕЖ 1987 – 1993

18 и 19 ноября мы опять концертировали в Харькове. Мишка Россовский согласился отработать с «Крематорием» уже заряженные концерты, хотя в отношении записи его позиция оставалась прежней. Да и не поднимался больше вопрос о записи. Григорян, успокоенный тем, что Саралидзе согласился участвовать в записи, не дергался. Он уже не рассчитывал на Россовского – все равно тот вскоре должен был уехать из страны. Раньше или позже встанет вопрос о новом скрипаче… и его нужно будет решать. Почему бы не сделать это сразу?..

Так и сохранялась эта двойственная ситуация: на концерты мы ездили с Мишкой, а в студии его функцию выполнял Вадим Саралидзе. Кстати, как я и предполагал, консерваторское образование не смогло заменить изначального крематорского импульса, которым обладал Россовский. Вадим скрупулезно выполнял все то, что от него требовалось, и я думаю, что лучший скрипач мира не сделал бы большего. Но Мишка был одним из создателей крематорского музыкального языка, и только он один знал на сто процентов, где и что нужно было играть. Даже Григорян после записи скрипичных партий был вынужден признать, что Мишка незаменим.

21 и 22 ноября «Крематорий» выступал в Воронеже. К этому городу у меня всегда было особое отношение, ведь именно сюда группа впервые выехала на тогда еще нелегальные гастроли в далеком 1987 году.

В тот раз, в 1987, мы наслаждались первым выходом на новый – междугородний – уровень. Нас не волновали деньги, и я хорошо помню, что наш друг и – по совместительству – директор Дима Бродкин договорился следующим образом: «Крематорий» должен хорошо оттянуться в течение двух дней, в этом случае гонорар не потребуется. Во время проводов на вокзале в Москве два наших приятеля (Кряб и Аблаев) после прощальных возлияний не удержались и поехали с нами, скрываясь от проводницы на багажной полке. В Воронеже нас ждал теплый прием и накрытый стол. Выступали мы в удаленном от центра города клубе, а все мероприятие торжественно называлось «рок-фестивалем». На второй концерт приехала милиция, собиравшаяся прикрыть мероприятие. Когда милицейские машины остановились, из них вышла целая команда, во главе которой шла женщина-милиционер в майорской форме. Я в тот момент пребывал в крайне раскрепощенном состоянии и сказал что-то типа: «Какая красивая женщина! Давайте сфотографируемся на память». Смешно, но эта глупая фраза спасла воронежский рок-фестиваль. Майорша поняла, что рокеры – не идеологические диверсанты, а нормальные ребята, не дураки выпить и с вполне нормальными инстинктами. Меня с ней сфотографировал какой-то местный фотоумелец, после чего она дала команду, и милиция колонной отбыла к месту своей обычной дислокации. Эх, если бы эти строки прочел тот воронежский фотограф, что тогда снял нас, и прислал мне то историческое фото на адрес редакции!..

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});