Перебиты, поломаны крылья - Владимир Колычев

Молодой милицейский сержант лениво глянул на подходившего к нему Андрея. Но тут же вздернулся, заметив звезды на его погонах. И шедшая за ним следом Вика произвела на него сильное впечатление. Он поднялся с места, рука невольно полезла к вороту куртки, чтобы застегнуть воротничок. Правда, он тут же понял, что это лишнее. Но возникший рефлекс сам по себе свидетельствовал о смятении чувств.

– Кто в палате? – не останавливаясь, спросил Андрей.

– Врач. Женщина…

– Кто именно? – спросила Вика в тот момент, когда он распахнул дверь.

Над бесчувственным пациентом с шприцом в руке склонилась женщина-врач в белом халате. Рука как будто закоченевшая, на лице застывшая страдальческая гримаса. Услышав, как вошел Андрей, она не сразу повернула к нему голову – как будто мешал спазм шейных мышц. И еще она попыталась отбросить шприц от себя, но опять же рука не слушалась ее. Как будто какой-то паралич ее сковал. Как будто он же помешал ей сделать укол больному. Если укол смертельный, то ясно, что произошло. Не всякий человек может убить себе подобного с легкой душой. Хранящийся в генах принцип «Не убий!» вступает в противоречие с богопротивными мыслями, отсюда может возникнуть ступор в пальцах – как это, судя по всему, произошло с Еленой Геннадьевной. Не смогла она убить человека.

– Что здесь происходит? – хлестко спросил Андрей.

И это вывело ее из шокового состояния. Пальцы разжались, шприц упал на пол, руки сами потянулись к лицу, ноги подкосились в коленях.

Андрей не растерялся, подскочил к ней, не давая упасть, посадил на стул.

– Я… Я не хотела… – закрывая лицо ладонями, в состоянии сильного душевного волнения пробормотала она. – Это он… Он попросил…

– Кто он?

Елена Геннадьевна ответила не сразу. А когда ответила, Андрей понял, что рыба сорвалась с крючка.

– Ничего не было. Вы ничего не докажете.

– А это что? – Андрей показал ей поднятый с полу шприц.

– Пенициллин. Обычный пенициллин… – истерически и с вызовом хихикнула Елена Геннадьевна.

– Кто его назначил? – спросила Вика.

– Я его назначила. Я считаю, что в организме больного протекают воспалительные процессы. А пенициллин – простейшее и безобидное лекарство, он ему не повредит…

– Какое отношение вы имеете к лечению больного? – продолжала гнуть свою линию Вика.

– Я… Я лечащий врач…

– Это неправда!.. А что вы делали возле машины гражданина Окулова? О чем вы с ним разговаривали?

– Я с ним разговаривала?

– Он только что сказал нам, что вы собираетесь убить гражданина Матюшина.

– Он?! Вам это сказал?! – Елена Геннадьевна потрясенно вытаращилась на Вику.

– Только что! – ничуть не смущаясь, подтвердила та свою ложную версию.

– Но как же так! Он же сам заставил меня!

– Он не заставил. Он вас подставил. Он хочет, чтобы вы ответили за убийство гражданина Матюшина. Он утверждает, что прежде вы убили его любовницу.

– Его любовницу?! Я?!

Это было слишком даже с точки зрения Андрея. Не должна была Вика валить в кучу это убийство. Но она сказала свое слово, и оно окончательно добило Елену Геннадьевну. Оказывается, рыбка сорвалась с крючка, но упала не в воду, а на землю. А Вика всего лишь грамотно подцепила ее садком.

– Не убивала я никого! – в сердцах вскричала врач. – Это Борис все! Он заставил меня убить Матюшина!

Вика изобразила смятение мысли.

– Я не знаю, кому из вас верить.

– Мне верьте!

– А ты как считаешь? – обратилась она за «помощью» к Андрею.

– Кто первым признание напишет, тому и верить, – не растерялся он.

– Да, я напишу. Я обязательно напишу…

Вика отвела Елену Геннадьевну в ее кабинет, Андрей же спустился вниз, чтобы задержать находившегося на улице Окулова-младшего. Теперь у него были для этого основания.

Глава двадцать пятая

Антон Борисович лихорадочно барабанил пальцами по стулу. Создавалось впечатление, будто он был хозяином в кабинете прокурора. И сам Иван Герасимович чувствовал себя не в своей тарелке. Он не знал, что делать. С одной стороны, сын его друга совершил противозаконное действие, но, с другой стороны, он не мог отказать Окулову в помощи. Как ни крути, он находился в зависимости от банкира, и не только финансовой. Антон Борисович слишком много про него знал, чтобы шутить с ним.

– Ты пойми, ситуация очень серьезная. Есть фабула заказного убийства, есть заказчик, есть исполнитель, есть признание, оформленное в полном соответствии с нормами уголовно-процессуального кодекса.

– А кто задержал моего сына? – жестко, чуть ли не с ненавистью в голосе спросил Окулов.

– Капитан Сизов.

– Какое он имел на это право? Почему он преследует моего сына?

– Он считает, что это твой сын убил Эльвиру.

– Но это бред!.. Он выгораживает этого Теплицына!..

– Да, но твоего сына видели в обществе маньяка-убийцы. И он же пытался убить его в больнице…

– Попытка убийства – это вздор. А то, что его с Матюшиным видели, так они соседи, мало ли какие у них могли быть дела…

– Их видели вместе в ночь, когда произошло убийство…

– Это ничего не значит!.. Ты должен вытащить моего сына! Ему нельзя в тюрьму! Там этот Сизов! Он все что угодно может сделать с ним!.. Ты должен приструнить Сизова. Ты должен спасти моего сына!

Иван Герасимович думал недолго. Он предвидел, чем закончится разговор, и уже вынес свое решение:

– Хорошо, я тебе помогу. Но учти, это в последний раз! Если твой сын еще раз попадется, ищи других заступников. Ты принимаешь мое условие?

Антон Борисович согласно кивнул. Он принял условие, а прокурор вызвал к себе в кабинет свою племянницу.

* * *

Вика была холодна, как одинокая березка в январскую стужу. Звонкие льдинки в глазах, лицо как будто гипсовое – такое же белое и неподвижное.

Недоуменно глядя на нее, Андрей поднялся со своего места. Подал ей стул.

– Что-то случилось?

– Случилось… Боюсь, что у меня плохие для тебя новости… Я могла бы отказаться от этого дела, но решила, что так будет честнее…

– Вика, я ничего не понимаю.

– Во-первых, не Вика. А во-вторых, я должна предъявить тебе обвинение.

– Мне?! Обвинение?! В чем?

– Вы, гражданин Сизов, обвиняетесь в незаконном задержании гражданина Окулова Бориса Антоновича, – сказала она, как из пушки пальнула.

– Я?! В незаконном задержании?!.. Но есть же признание Балахниной…

– Ты его видел?

– Нет.

Вчера Андрей весь вечер до самой ночи провозился в Борисом Окуловым. Сначала созвонился с Перегудовым, через него вызвал наряд милиции. Но пока бы тот добрался до места, Окулов мог уехать, поэтому в дело пришлось вступить ему самому. Андрей объяснил ему, в чем он виновен, а затем применил силу – потому как добровольно сдаваться Борис не захотел. Нос ему примял и губу разбил – обычные издержки силового задержания.

– Тогда о чем ты говоришь?

– Но ты же сама расколола Балахнину. Сама увела ее…

– В кабинет ее увела. Где она отказалась от своих показаний. И ничего она не написала…

– Погоди, но ты же все видела и слышала!

– Да, но задержание Окулова признано незаконным.

– Кем признано?

– Районным прокурором… Помнишь, я предупреждала тебя – не связывайся ты с Окуловыми…

– Но ты же со мной была все это время. Ты же и Катю на признание раскрутила…

– А истина мне дороже, чем родственные чувства.

– Какие родственные чувства?

– К Ивану Герасимовичу… Он мой родной дядя. По матери. Отца у меня не было, но его мне заменил Иван Герасимович… И Антона Борисовича я хорошо знаю…

– И ты… Ты только сейчас в том признаешься?

– Я не чувствую за собой никакой вины, чтобы в чем-то признаваться.

– Но как же так! Ты же знаешь, что я задержал Окулова по праву!

– А по какому праву ты поместил бывшего сотрудника Парасюка в камеру к уголовникам? Это называется злоупотребление служебным положением, это статья Уголовного кодекса… А почему твой подопечный Теплицын распивал в камере спиртные напитки? Почему ты позволял ему нарушать режим?.. Прокурор считает, что если так и дальше пойдет, то в конце концов ты поможешь ему бежать…

– Прокурор так считает или ты?

Андрей никак не мог оправиться от удара, который нанесла ему Вика. Он чувствовал себя воздушным гимнастом, сорвавшимся со штейн-трапе и летящим вниз без страховки.

– Прокурор.

– Вика, как же так?

– Не пытайся на меня воздействовать. Иначе я ничем не смогу тебе помочь.

– А чем ты мне можешь помочь?

– Тем, что я просила прокурора не брать тебя под стражу…

– Ну, спасибо!

– Не ерничай! Это тебе не идет.

– А что тебе идет? Водить меня за нос, как дурачка за веревочку?

– Ты не дурачок, но тебя пытались удержать на веревочке. И все же ты сорвался…

– Я считаю, что в убийстве Эльвиры Окуловой виновен Борис Окулов. Ладно, доказательств у меня пока нет, зато я точно знаю, что Окулов пытался убить своего соседа Матюшина, маньяка, который убивал проституток…