Город Мечтающих Книг - Вальтер Моэрс

— Воски Достей? — переспросил я. — Тот, кто писал уйму депрессивных романов про самокопание? У кого герой все спрашивал себя, человек он или тварь дрожащая?

— Да, брось, это большая литература! — возразил Гольго. — Просто нужно уметь ее выносить. Книжнец, выбравший себе Достея, определенно переоценил свою душевную стойкость. И теперь нам то и дело приходится вырывать у него ядовитые книги, как бы он их не прочитал. Видишь того, кто идет вразвалку? Это Чарван.

— Ленивый толстяк? Это Воног А. Чарван?

— Он самый. Только посмотри, он еле ползет.

Я невольно рассмеялся. Чарван написал блестящий роман о лени и лежании на диване. И толстячок перед нами действительно двигался на редкость вяло.

Мы прошли пещеру побольше, в которой горели тысячи свечей. В середине стоял массивный чугунный котел, под которым плясало на углях пламя. Забираясь по лестницам к ободу, книжнецы ведрами сбрасывали в него личинок, а другие вычерпывали большими поварешками беловатое сало, третьи лепили из инсектоидного воска свечи у больших деревянных станков.

— Это наш свечной заводик, — сказал Гольго. — Кто много читает, тому нужен свет, особенно если ты живешь под землей. — Он вздохнул. — Как бы мне хотелось прочесть книгу при свете солнца, как это часто описывал Фентвег. На зеленом лугу весной.

— А если просто подняться на поверхность?

— Невозможно. От свежего воздуха наши маленькие легкие разорвутся. Мы должны жить в максимально душных условиях.

— Вот как? А вы пробовали?

— Естественно. Чем выше мы поднимаемся, тем труднее нам дышать. Избыток кислорода губителен для нас.

Миновав свечной заводик, мы попали в узкий коридор, в котором нам встретился один-единственный книжнец. Под мышкой он нес книгу, в которой я с первого взгляда узнал первоиздание «Аморальных историй Флоринта» — произведение, которое так часто запрещалось и сжигалось, что ставшие большой редкостью оригинальные издания значились в самом верху «Золотого списка».

— Ага, что за дурные сказки читаем на этот раз? — бросил, проходя мимо, Гольго и с наигранным упреком погрозил пальцем.

— Нет ни моральных, ни аморальных книг, — возразил на это книжнец. — Книги бывают плохо или хорошо написанные. Не больше не меньше.

С этими словами он завернул за угол. Гольго улыбнулся.

— Собственно говоря, следовало бы умолчать, ведь его ты еще не отгадывал. Но мы тут с глазу на глаз. — Он посмотрел на меня с заговорщицким видом. — Абыл это…

— Окра да Уйлс! — опередил я его. — Верно?

— Верно, — озадаченно откликнулся Гольго. — Только Окра да Уйлс так беспощадно остроумен. А у тебя и впрямь отличная память, дружок! Мы, пожалуй, сделали бы из тебя истинного книжнеца, — не будь у тебя лишнего глаза.

Потолки туннелей становились все выше и выше, и книжные обложки на них сменились голым камнем. По ходу мы видели маленькие, рукотворные камеры, в которых книжнецы прилежно хлопотали над печатными станками, проклеивали или переплетали вручную книги помешивали в больших чанах бумажную массу. Я даже видел, как отливают из свинца литеры. — Тут у нас больница, — объяснил Гольго. — Мы реставрируем поеденные жучками или частично уничтоженные книги. Мы реконструируем тексты и печатаем их заново или восстанавливаем переплеты. Существует несметное множество способов причинить страдания книге. Бывают книги, сожженные или порванные, даже политые щелочью или кислотой. Встречаются книги с огнестрельными или колотыми ранами. Тут мы даже делали операцию живой книге.

— Куда провалилась реконструкция заключительной главы к «Узлам на лебедином горле»? — крикнул в проход низенький книжнец. — Клейстер свернется, если не вложить страницы.

— Сейчас! Сейчас! — завопил в ответ другой, выбегая в коридор со стопкой свежеотпечатанных страниц.

Мы прошли мимо бледного толстяка, который, закрыв глаз рукой, монотонно зачитывал имена и названия:

— Фито Железная Борода — «Кружка без ручки». Кароб Ротто — «Кость от наковальни». Цитрония Нецелованная — «Принцесса с тремя губами»…

Это были персонажи и относящиеся к ним названия романов, принадлежащих перу одного и того же писателя. Как же его звали? Имя вертелось у меня на языке.

— Бальоно де Закер. — На сей раз Гольго меня опередил. — Вот уж кто определенно написал слишком много. — Он понизил голос до шепота: — Бедняга, которому пришлось запоминать все его романы, вечно путает имена главных героев. Неудивительно, ведь на семьсот книг приходится несколько тысяч действующих лиц. Поэтому он и талдычит без передышки имена и названия.

— Феврузиар Август — «Деревянный суп». Капитан Вишевпирог — «Пират в хрустальном саду». Эрхл Гангвольф — «Потерянная рецензия»…

Книжнец монотонно повторял названия и имена, а мы на цыпочках удалились.

— Орм тек через Бальоно де Закера не переставая, поэтому писать ему приходилось практически беспрерывно, — сказал Гольго. — Он, наверное, выпил невероятное количество кофе.

— А вы действительно верите в Орм? — с мягкой улыбкой спросил я. — Это же допотопное фиглярство!

Остановившись, Гольго вперился в меня долгим взглядом.

— Сколько тебе лет?

— Семьдесят семь.

— Семьдесят семь! — рассмеялся он. — Молодо-зелено! Ладно, шути про Орм, пока можешь! Это привилегия желторотых. Однажды он — я про Орм говорю — на тебя снизойдет, и тогда ты постигнешь его мощь и красоту. Как я тебе завидую! Я не писатель, а всего лишь книжнец. Я не писал произведения Аиганна Гольго фон Фентвега, а лишь выучил наизусть. И Орм упаси, чтобы я одобрял все, вышедшее из-под его пера. Какая только ахинея из-под него не выходила! Половина «Философского камня» — пустой треп! Почти вся его проза ни на что не годится! Но есть места… Места… — Взгляд Гольго просветлел:

Горные вершиныСпят во тьме ночной;Тихие долиныПолны свежей мглой;Не пылит дорога,Не дрожат листы…Подожди немного,Отдохнёшь и ты.

Это был «Заповедный лес» Фентвега. Поистине сильное стихотворение. Гольго вдруг схватил меня за отвороты плаща, дернул на себя и заорал: — Это Орм, понимаешь?! Такое можно сочинить, только если на тебя снизошел Орм! Такое просто так в голову не придет! Такое получают в подарок!

Он отпустил меня, и я разгладил плащ.

— И, как по-твоему, что такое Орм? — спросил я, несколько сбитый с толку этой вспышкой.

Гольго глянул на поток туннеля, будто увидел там звезды.

— Есть один Орм во вселенной, из него изливаются все творческие идеи, там они трутся друг о друга и порождают новые, — сказал он совсем тихо. — Творческая плотность этого Орма должна быть невероятно невидимая планета с морями из музыки, с реками из чистейшего вдохновения, с вулканами, извергающими мысли, с молниями из озарений. Это великий Орм. Силовое поле, щедро распространяющее энергию. Но не для всех. Он открыт лишь избранным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});