Новая русская сказка - Е. Квашнина

Василек перевела изумленно-вопросительный взгляд на меня. Эту подробность я ей не сообщал.

— Радуйся, что не без, — залившись краской, ответил я.

— А че, с юморком парень, — Серега одобряюще хлопнул меня по плечу. — Эх, глянул на хом… э, друга вашего и вспомнил вдруг, как сам оборотнем был.

— Оборотнем? То есть? — переглянулись мы.

— То и есть. Ночью человек, днем мент.

— А… — у всех троих отпала челюсть. — А что ж из милиции-то ушел?

— Да надоело, — он закурил, сел под дубом. — Задолбали, волки позорные. То не так, это не так… взятки не берешь — повышения не получишь, водил не грабишь — на зарплату не проживешь. Решил я, что проще быть честным разбойником, чем честным ментом. Правда, привычки ментовские все равно остались. Как кого вижу — так и тянет засвистеть. А свищу я…

Соловей закатил глаза, улыбнувшись.

— Как?

— А вот так, — он набрал в грудь воздуха, вложил в рот четыре пальца, да ка-ак свистнет!

Листва с ближайших березок облетела мигом. Уши даже заболели от громкого звука.

— Вот, — гордый собой, Соловей убрал руки обратно в карманы. — А вы что умеете?

— Мы? Много чего, — потупились Вася, Волчик и я.

— Ну может прославились чем…

— Еще как прославились.

— Чем же?

Мы снова переглянулись.

— Кощея убили.

— Ого! Уважаю, — восхитился Серега. — А не врете?

— Зачем нам врать?

— Ну, если вы не врете, то скоро опять малина будет, — мечтательно заулыбался разбойник. — Жмурики назад позалезают, вирусня пройдет, бесчинства кончатся… ну ладно! Спасибо вам за хорошие вести, ребята! Не поминайте лихом. Пойду я посплю, а то скоро, выходит, на дело идти, а я не дрых еще… счастливо, братва! Бывайте!

— Пока, Серега, — попрощались мы хором и направились дальше.

К вечеру имели счастье лицезреть избушку на курьих ножках, повернутую к нам тем, что у человека можно было бы назвать филейной частью.

Взявшись за руки, мы в один голос дружно произнесли голосовой пароль:

— Избушка-избушка, встань ко мне передом, к лесу задом!

"Ножки Буша" со скрипом повернули домик на сто восемьдесят градусов, и дверь приоткрылась. Оттуда выглянула накрашенная Яга.

— Ба! — изумилась она нашему появлению. — Живые! Здоровые! Как удрали-то?

— Да не удирали мы особо, — отмахнулась Вася.

— Нешто сам отпустил?

— Готов ваш Кощей, — с видом довольного киллера потер я руки.

— Что значит "готов"? — нахмурилась бабка.

— Кончили мы его.

— Как кончили?! Он же бессмертный!

— А вот так. Иголочку разломили — и нет его.

— Ой, вы мои герои! — на глазах бабушки появились слезы умиления, она в одних тапочках выбежала на крыльцо и принялась нас обнимать. — Ох ты ж, смельчаки какие! Я-то уж и не чаяла вас живыми увидеть!.. Да вы проходите, проходите, чайку с нами выпейте…

— С кем — с вами? — не понял я.

— Со мной да с Афанась Никитичем, — ответила Яга, суетясь вокруг нас. — Он тут у меня сидит на кухне, чай из самовара пьем…

Мы прошли на кухню. Тут Баба Яга притянула меня за ухо и, отведя чуть в сторону, шепотом сообщила:

— Ванюш… я тут тебе… невесту подыскала.

— Да у меня же есть, — напомнил я.

— А ты подумай, пока не поздно, — загадочно ответила бабка.

— Кто она? — на всякий случай поинтересовался я.

— Как это кто? Подруга твоя, — таинственный тон Яги меня сразил.

— Какая подруга?!

— Василиса-царевна.

— Бабуль, вы в своем уме?! — перепугался я. — Я ей не пара. Она красивая, умная… и вообще… а я… в общем — вы не правы.

— Ну смотри, — она пожала сухими плечами. — Как бы ты потом не пожалел…

Ну, бабушка, ну зачем больное бередить? Настроение у меня после этого вконец испортилось. Не радовал уже ни ароматный горячий чай из блюдца по-старинному, ни шутливые высказывания Афанасия Никитича, который сегодня был явно навеселе, ни даже Вася с Волком. Эти двое вообще как будто спелись. Весь вечер они щебетали на другом конце стола, почти не заговаривая со мной. Спать я лег с тяжелым сердцем и долго не мог уснуть, ворочаясь с боку на бок и мешая Волку.

С рассветом мы снова вышли в путь. Вернее будет сказать — вылетели. Волк и царевна по-прежнему о чем-то ворковали, она, как всегда в последнее время, гладила его между ушей, тот млел от удовольствия, иногда что-то отвечая ей. У меня было отвратное состояние души, поэтому к их разговору я почти не прислушивался. До ушей долетали лишь обрывки фраз: "Но я люблю… а ты точно… а если другая…" "Брось. Не такой человек… человек слова. Решил так, значит, так и будет…" "У меня аж сердце в пятки ушло!" "Спокойно… спокойно. Все будет хорошо". Постойте-ка. Она что, любит ВОЛКА?! Я едва с ковра не свалился. Вот это да, вот так потрясение… Волк же мой лучший друг. И он… он ей, похоже, отвечает взаимностью?! Нет, нет, это чушь собачья! Но я сам слышал?! Не может быть…

С этого дня я и сам стал избегать общества Прекрасной. Комплекс третьего-лишнего рвал душу на клочки, но ничего поделать с собой я не мог. Надо заставить себя. Я — третий лишний. Ей ни к чему моя любовь. Значит, надо забыть об этой любви. Запихнуть ее поглубже в… карман и забыть. Общаться с Васей, как и прежде — как с другом. Когда-нибудь это пройдет само, и тогда… с Волком из-за этого у нас тоже отношения разладились. Он никак не мог понять, почему вдруг я стал с ним молчалив и угрюм, почему не обращаюсь с просьбами… для него все было как прежде. Но для меня — нет. Нас словно стеклянной стеной отрезало друг от друга, и этой стеной была Василиса. Тоже, кстати, ничего не подозревавшая.

В таком состоянии мы долетели до Суздаля. В Суздале заглянули к чудом поправившемуся Мстиславу и Любе. Те нам очень обрадовались, однако и они не понимали, что же произошло у нас троих такое, что мы — вроде бы неразлучные друзья — словно отдалились друг от друга. Пробыли мы там недолго и снова продолжили путь.

* * *

Когда ковер приближался к столице, а вдали уже показались купола церквей и крыша царского терема, я (совершенно случайно!) подслушал разговор своих друзей. Но я благодарен этому разговору. Если бы не он, то я бы так и уехал к себе домой с кошачьим туалетом на душе (это когда кошки скребут и скребут, паразиты!).

Мы остановились передохнуть в пригородном лесочке. Я взялся разводить костер, Василиса же с Волком ушли вместе под предлогом сбора хвороста. Первые пятнадцать минут я еще добросовестно разводил костер. Потом внутренний голос гаденько подсказал мне, ГДЕ могут пропадать мои друзья. Я попытался ему сопротивляться, но кончилось тем, что… ну, впрочем, вы и сами все поняли. Я решился на отвратительный поступок.

Довольно быстро я нашел их. Василиса сидела на старой поваленной сосне, обхватив голову руками, Серый Волк понуро сидел рядом. Они о чем-то говорили. Я подошел чуть ближе…

— Ох, Волчик… я прямо не знаю, что делать… — произнесла негромко царевна. По голосу я понял, что она недавно плакала. — Я не могу мешаться в его жизнь. Кто я ему? Так, довесок.

— Неправда! — возразил Волк. — Ты напрасно так говоришь.

— Не напрасно, Волк. — Вася встала, заходила туда-сюда. — Он… он будет едва ли не звездой, женатый, красивый, крутой… а я… дура дурой.

— Василис, ты не права, — попытался утешить ее напарник. — И вообще. Ты ведь любишь его, так?

— Ну.

Его?! Значит, она любит не Волчика… и он вовсе не заколдованный принц… в глазах помутилось от радости, и еще две-три реплики я пропустил. Интересно, о ком это она… по описанию похоже на Поля Густава. Я снова прислушался, но они перешли на шепот. Наконец, Василиса ударила кулаком по стволу сосны:

— Значит, я должна уйти!

— Куда?!

— Не важно, куда! Поеду к двоюродной бабушке в Волгоград. Или к тетке в Москов. Главное, я не буду ему мешать…

— Вася, ты не…

Она не дослушала и пошла обратно к костру.

— Волк, Ваня будет за нас переживать. Надо вернуться.

Ой, черт! Я сорвался с места и побежал к костру. Удивительно, и как меня не заметили?

Когда они пришли, костерок уже весело трещал горсткой веток. Хвороста, конечно, никто не набрал. Я ходил настолько осчастливленный, что, видимо, это как-то отражалось у меня на лице: Волк дважды удивился, что это со мной. Пришлось ответить, что мне звонила Анастасия.

Вскоре я набрался смелости и подошел к нему.

— Волчик… есть разговор…

— А? — оживился он.

— Отойдем?

— Давай.

— Мы за хворостом, — сообщил я Василисе, натянуто улыбаясь.

— Давайте-давайте, — с горькой усмешкой одобрила она. Ей-богу, у меня в тот момент возникло чувство, что она видит нас насквозь!

Волк и я углубились в лес. Заведя его подальше, я набрал в грудь воздуха и выпалил:

— Прости меня!

— За что? — удивился Серый агент, уставившись в землю.

— За подозрения, — вздохнул я, морщась.