Любовница Фрейда - Дженнифер Кауфман

Деревья вдоль проспекта уже начали терять листву, и вскоре им суждено обнажиться. И тогда взору предстанут серые фасады доходных домов по ту сторону дороги. Похоже, за время ее отсутствия в Вену пришла осень. Так много всего случилось с тех пор, как Минна уехала. Ее не оставляло ощущение, будто прошли не недели, а годы.

Она расплатилась за кофе, надела пальто и отправилась искать экипаж. Минна дышала полной грудью, прислушиваясь к ветру, шелестящему в ветвях деревьев. Ее ждут дома. Наверное, она останется. Пока останется.

Эпилог

Лондон, февраль 1941 года

Минна приехала в дом номер девятнадцать по Берггассе молодой женщиной и осталась там на сорок с лишним лет. Теперь она умирала.

Пасмурным утром Марта поднялась по лестнице в комнату, чтобы проведать сестру. Сад слегка припорошило свежевыпавшим мокрым снегом, тяжкие клубы тумана заволокли город. Марта поняла сразу, что осталось недолго.

Сестра лежала, молитвенно скрестив руки на груди, дыхание у нее было затрудненным и хриплым. Доктор сказал, что последние несколько дней состояние Минны ухудшилось, сердцу уже ничем нельзя помочь, осталось только ухаживать за ней до конца.

Минна почти не выходила из своей комнаты с тех пор, как умер Зигмунд — это случилось год назад. Он вел долгую, изнурительную борьбу с раком горла, и Виржиния Вулф, посетившая Зигмунда незадолго до смерти, сравнила его с наполовину потухшим вулканом. А сам он всегда говорил, что, подобно королю Макбету, предпочитает умереть в доспехах. Так он и сделал. До последнего дня сидел в кабинете, работал, читал в своем любимом кресле у окна. А последние часы Фрейда Минна и Марта вместе провели у его постели. И разве могло быть иначе?

Марта накрыла сестру еще одним одеялом и подвинула поближе радиатор, который зашипел и застучал. Марта думала, что Минна не заметила ее присутствия, но та чуть повернула голову и улыбнулась. День на день не приходится, может, сейчас она будет в настроении поговорить. Вчера она даже села в кровати и немного почитала.

Марта слышала отдаленные взрывы, от них дребезжали оконные стекла. Авианалеты теперь совершались постоянно, каждую ночь приходилось соблюдать светомаскировку. Уснуть было невозможно, и всякий раз при звуке сирены Марта бежала наверх, проверить, как там Минна. Да, чтобы оставаться в этом городе, нужно иметь железные нервы.

Перед тем как Фрейды уехали в Лондон, жизнь в Вене резко ухудшилась. Канцлер подал в отставку, и гитлеровские войска вошли в Австрию. Марта смотрела в окно гостиной, как нацисты маршировали по Рингштрассе под приветственные крики толпы. Она закрыла дверь на засов, боясь погромщиков, которые врывались в дома и конторы, принадлежавшие евреям.

Состоялся аншлюс, и Зигмунд был объявлен врагом государства. Гестапо провело в их доме обыск и конфисковало все паспорта. Анна побывала под арестом, один за другим начали исчезать друзья. В конце концов Зигмунд согласился с тем, что им надо бежать, но было поздно. Только благодаря поддержке высокопоставленных друзей, сочувствующих организаций и должностных лиц, в числе которых послы Америки в Париже и Берлине, президент Рузвельт и госдепартамент США, семья Фрейда получила разрешение на выезд. Правительству Германии ясно дали понять, что всякое посягательство на ученого с мировым именем вызовет международный скандал. В те времена добытая тяжким трудом репутация Фрейда уже не вызывала ни малейшего сомнения.

Новости из Европы по-прежнему приводили в ужас. Четырех младших сестер Зигмунда бросили в концлагеря, и Марта боялась, что случилось наихудшее. Но ей даже в страшном сне не снилось то, что произошло в действительности.

— Минна, хочешь горячего чаю? — спросила она. — Горничная сейчас принесет.

Минна кивнула, и Марта осторожно усадила ее в постели, подложив под спину подушки.

— Поговори со мной, дорогая. Я очень плохо спала ночью, а ты? Снова бомбили. — Марта заботливо укутала шалью плечи сестры.

— Это никогда не закончится? — произнесла Минна.

Вопрос человека, который отказался от этого мира и уже уплывал в мир иной.

— Становится только хуже. В соседнем доме выбило все стекла. Слава богу, что наши пока целы. Иногда я удивляюсь, что наш дом еще стоит.

Марта смотрела на худые плечи Минны, на ее скулы, ввалившиеся глазницы. Она казалась такой хрупкой, истаявшей, изжелта-бледной, словно кровать вытягивала из нее все соки, поглощала ее. Минна всегда была худенькой, а теперь просто скелет. Кто она — эта старуха? Марта думала о том, что навсегда теряет сестру — единственного человека в целом мире, с которым делила все. Они так долго жили вместе и столько пережили! И всегда их было трое. Безмолвно она сражалась с противоречивыми чувствами: благодарностью, печалью, ревностью, любовью — их столько, намного больше, чем она могла вынести. Но если бы небу было угодно дать ей возможность прожить жизнь с начала, она знала, что поступила бы так же.

Горничная тихо постучала в дверь и внесла поднос с чаем и печеньем. Марта приняла у нее поднос и поставила на тумбочку. Она подала Минне чашку, придвинула кресло и села рядом с ней.

— Кушай печенье, — попросила она сестру.

— Я не голодная.

— Минночка, нужно же хоть чем-то заполнить желудок. Оставлю я его тут, может, потом захочешь, — сказала Марта, помолчав. — Знаешь, я прибиралась в кабинете у Зигмунда. Составила каталоги для книг и антиквариата, подшила важные бумаги. Надо сохранить все.

— Прости, что не могу помочь тебе. Наверное, тяжело заходить туда?

— Да, нелегко, но нужно. Ты же знаешь, там все валяется повсюду. По крайней мере, у меня есть кое-что для тебя.

Марта вытащила из кармана юбки толстую пачку пожелтевших конвертов, крест-накрест перетянутых шпагатом. Было ясно, что долгие годы никто к ним не прикасался.

— Это твои письма Зигмунду. Он хранил их все это время, — произнесла Марта.

Минна нерешительно взяла письма и вдруг уронила их на тумбочку, словно они жгли ей руки. Она пытливо вглядывалась в лицо сестры, ища в нем признаки гнева или ревности.

— Странно, — промолвила Минна, и голос ее дрогнул. — Я думала, они были уничтожены еще в Вене. Он сказал, что сжег личную переписку.

— Видимо, не всю. Тебе, наверное, захочется перечитать их.

Марта сделала глубокий вдох и медленно выдохнула. Она говорила об этих письмах, словно они являлись частью утренних дел, пустяком. Столько лет прошло, что даже если и осталась хоть какая-то обида, то теперь она исчезла. Марта попыталась улыбнуться, поправив сестре подушки, подоткнув одеяла.

Минна следила за ней немигающим взором.

— Помнишь того молодого американца, который приезжал в Вену и предлагал Зигмунду контракт на издание его автобиографии? — спросила Марта. — Когда же это было? Лет десять назад?

Минна кивнула.

— По-моему, это случилось летом, мы собирались на отдых. Стояла жара. Помню, мне было так жаль бедного юношу — на нем был теплый шерстяной костюм. Зигмунд был недопустимо резок. Я вообще не понимаю, зачем он согласился на эту встречу. Он никогда не собирался писать ничего подобного.

— Они просто мало предложили ему.

— Вовсе нет. Он заявил мне, что это станет предательством по отношению ко всем: к семье, друзьям, врагам. Вот поэтому Зигмунд всю жизнь уничтожал письма. Утверждал, что все биографии — бесполезное вранье, и с его стороны это была бы такая бестактность, последствия которой трудно даже представить.

— Разве что для его пациентов, — заметила Минна.

— Да, только для его пациентов, — кивнула Марта. — А теперь, может, отдохнешь немного?

Минна смотрела в окно, лицо у нее было отстраненное. Потом она торжественно взяла письма, лежавшие на тумбочке, и окликнула сестру:

— Марточка, не могла бы ты распорядиться ими за меня?

— Ты не хочешь читать их? — удивилась та.

— Нет, — ответила Минна, — и никакой исторической ценности они не представляют.

Марта опустила письма в карман и вышла из комнаты. Она всегда свято верила: кое-что в этой жизни должно оставаться тайной. Она сделает все, чтобы защитить репутацию мужа. Марта знала: Минна поступила бы так же.

Им приходилось идти на бесчисленные компромиссы. Никто об этом не упоминал, никто ни в чем не признавался, и время сгладило возможные последствия, но это не означает, что ничего не было.

И не означает, что она никогда ни о чем не догадывалась.

От авторов

История публикации писем началась в 1972 году, когда младшая дочь Фрейда Анна пересмотрела решение передать значительное количество писем в отдел рукописей библиотеки конгресса. В частности, отказалась передавать некоторые из них под предлогом того, что это личные письма и не могут быть выставлены на всеобщее обозрение.