История России с древнейших времен - Сергей Соловьев

В южной половине Руси он не нашел подражателей, здесь не умели и не хотели понять важности этого явления, не могли подражать ему, здесь самые доблестные князья обнаружили отчаянное сопротивление ему, здесь старые предания были слишком сильно укоренены, здесь ни один князь не обладал достаточною материальною силою, для того чтоб создать для себя независимое и могущественное положение в своей волости; здесь при борьбе разных племен (линий) Ярославова потомства за старшинство это старшинство и стол киевской обыкновенно доставались старшему в том племени, которое одерживало верх; власть великого князя была крепка не количеством волостей, но совокупною силою всей родовой линии, которой он был старшим; он не поддерживался этою совокупною силою и раздавал ближайшие к Киеву города своим сыновьям, братьям, племянникам, что было для него все равно или даже еще выгоднее, чем раздавать их посадникам: посадник скорее мог отъехать к чужому князю, чем князь изменить своему племени и его старшему; наконец, утверждению нового порядка вещей на юге препятствовали разные другие отношения, основанные или по крайней мере развивавшиеся, укреплявшиеся в силу родовых отношений княжеских, - мы говорим об отношениях к дружине, городам, войску, составленному из пограничного варварского народонаселения, известного под именем черных клобуков и т.п. Но другое дело на севере: здесь была почва новая, девственная, на которой новый порядок вещей мог приняться гораздо легче и, точно, принялся, как увидим впоследствии; здесь не было укорененных старых преданий о единстве рода княжеского; север начинал свою историческую жизнь этим шагом князя своего к новому порядку вещей; Всеволод III наследует стремления брата своего; все князья северные происходят от этого Всеволода III, следовательно, между ними новое предание о княжеских отношениях есть предание родовое, предание отцовское и дедовское, но главное обстоятельство здесь было то, что новым стремлениям князей на севере открывалось свободное поприще, они не могли встретить себе препятствий в других отношениях, в отношениях к народонаселению страны. Мы видели, какое значение имели города при родовых счетах и усобицах княжеских, какое влияние оказывали они на исход этих усобиц, на изменения в этих счетах; мы видели значение Киева при нарушении прав Святославова племени в пользу Мономаха и сыновей его, видели, как по смерти Всеволода Ольговича киевляне объявили, что не хотят переходить к его брату, как будто по наследству, следовательно, зовя Мономаха к себе на стол и передавая этот стол сыновьям его мимо черниговских, киевляне не хотели утвердить прав наследства в одном каком-нибудь племени, вообще были против наследства; в Полоцке мы видели также явления в этом роде, увидим такие же явления и в Смоленске; следовательно, если бы на юге какой-нибудь князь захотел ввести новый порядок вещей относительно счетов по волостям, то встретил бы сильное сопротивление в городах, которое вместе с сопротивлением многочисленной толпы князей-родичей помешало бы ему достигнуть своей цели. Но существовало ли это препятствие на севере? Господствовали ли там те неопределенные отношения между князьями и гражданами, какие существовали в старых городах, старых общинах, какие были остатком прежних родовых отношений народонаселения к старшинам и поддерживались родовыми отношениями, беспрестанными переходами и усобицами князей-Рюриковичей? Здесь, на севере, в обширной области, граничащей, с одной стороны, с областями, принадлежавшими изгнанной линии Святославичей, а с другой - соприкасавшейся с владениями Великого Новгорода, в этой суровой и редко населенной стране находился только один древний город, упоминаемый летописцем еще до прихода варягов, - то был Ростов Великий, от которого вся окружная страна получила название земли Ростовской. Скоро начали возникать около него города новые: сын Мономаха, Юрий, особенно прославил себя как строитель неутомимый, но мы знаем, что города новопостроенные входили к древним в отношении младших к старшим, становились их пригородами и должны были находиться в их воле; отсюда младшие города или пригороды не имели самостоятельного быта и во всем зависели от решения старших, которые для их управления посылали своего посадника или тиуна, эта зависимость выражается в летописи так: «на чем старшие положат, на том и пригороды станут». Ясно, что если в этих младших городах, не имевших самостоятельности, привыкших повиноваться вечевым приговорам старших, князь утвердит свой стол, то власть его будет развиваться гораздо свободнее, при этом не забудем, что в Ростовской области все эти новые города были построены и населены князьями; получив от князя свое бытие, они необходимо считали себя его собственностию. Таким образом на севере, в области Ростовской, вокруг старых вечников, вокруг одинокого Ростова, князь создал себе особый мир городов, где был властелином неограниченным, хозяином полновластным, считал эти города своею собственностию, которою мог распоряжаться: неудивительно после того, что здесь явился первый князь, которому летописец приписывает стремление к единовластию, неудивительно, что здесь впервые явились понятия об отдельной собственности княжеской, которую Боголюбский поспешил выделить из общей родовой собственности Ярославичей, оставив пример своим потомкам, могшим беспрепятственно им воспользоваться. Если вникнем в свидетельство летописи о различии старых и новых городов, о торжестве последних над единственным из первых на севере, если вникнем в ту противоположность и враждебность, какая обнаружилась впоследствии между городами Северо-Восточной и городами Западной России, если вникнем в быт западнорусских городов в период литовского владычества, быт, явно носящий следы древности и не сходный с бытом городов северо-восточных, то, конечно, не усомнимся уступить этому различию важное влияние на быт Северо-Восточной и потом на быт России вообще; если намукажут вначале и на северо-востоке такие же явления, какие видим на западе и юге, то мы спросим: почему же эти явления, происходившие на северо-востоке вследствие известных благоприятных обстоятельств, не повторились, остались без следствий? Ясно, что почва здесь была не по них. Наконец, не забудем обратить внимание-на указанное выше различие между Северною и Южною Русью, различие в характере ее народонаселения; это различие необходимо содействовало также установлению нового порядка вещей на севере, содействовало тому значению, какое имела северная Суздальская волость для остальных частей России.

Мы видели второго сына Юриева, Андрея, во время борьбы отца его с племянником своим Изяславом Мстиславичем за старшинство, за Киев: он выдавался здесь своею необыкновенною храбростию, любил начинать битву впереди полков, заноситься на ретивом коне в середину вражьего войска, пренебрегать опасностями; но в то же время видно было в нем какое-то нерасположение к югу, к собственной Руси, влечение к северу, что резко отличало его от отца и других братьев, разделявших со всеми остальными Ярославичами любовь к Киеву; когда Юрий, проигравши свое дело на юге, все еще не хотел расстаться с ним, медлил исполнить требования брата и племянника, объявивших, что не могут жить с ним вместе, Андрей спешил впереди отца на север, утверждая, что на юге уже больше делать нечего. Потом, когда Юрий по смерти старшего брата и племянника окончательно утвердился в Киеве и посадил Андрея подле себя в Вышгороде, то он не просидел и году в своей южной волости, без отцовского позволения ушел на север, который после никогда уже не оставлял. Для объяснения этого явления заметим, что Андрей, бесспорно и родившийся на севере, провел там большую половину жизни и ту именно половину, впечатления которой ложатся крепко на душу человека и никогда его не покидают; Юрий жил уже не в Ростове, а в Суздале, городе относительно новом, подчиненном; Андрей, как видно, получил от отца в волость Владимир-на-Клязьме; следовательно, он воспитывался и окреп в новой среде, при тех отношениях, которые господствовали в новых городах или пригородах ростовских. Уже только в 1149 году, лет 30 с лишком от рождения, пришел Андрей на юг, в Русь, с полками отца своего; он привык к северу, к тому порядку вещей, который там господствовал: не мудрено, что не понравился ему юг, что чужд, непонятен и враждебен показался ему порядок вещей, здесь существовавший. На юге все князья с ранней молодости привыкли жить в общем родовом кругу, видеться друг с другом в челе полков и во время мирных совещаний; живя вблизи друг от друга, находясь в беспрерывных сношениях, с ранней молодости привыкали деятельно участвовать во всех родовых столкновениях и принимать к сердцу все родовые счеты и распри, находя в этом самый главный, самый живой интерес. Но Андрей 30 с лишком лет прожил на севере, в одной своей семье, в удалении от остальных племен (линий) княжеских, редко видясь, мало зная в лице остальных князей родственников своих, близких и дальних; издали только доносились до него слухи о событиях из этого чуждого для него мира; таким образом, вследствие долговременного удаления для Андрея необходимо должна была ослабеть связь, соединявшая его с остальными родичами, почему приготовлялась для него возможность явиться впоследствии таким старшим князем, который станет поступать с младшими не по-родственному; но мало одного удаления: Андрея отделяла от южных родичей и самых близких, от двоюродных братьев Мстиславичей вражда; он привык смотреть на них как на заклятых врагов, которые старались отнять у отца его и у всей семьи Юрия должное ей значение. Это отчуждение, холодность относительно всех родичей, вражда к Мстиславичам и отчуждение от юга вообще не могли измениться, когда Андрей явился на Руси, где, как мы видели, отец и вся семья его не могли приобрести народного расположения, когда вследствие этого было так мало надежды скоро или даже когда-нибудь занять старший стол и удержать его. После всего этого неудивительно покажется нам удаление Андрея из Вышгорода на север: здесь он утвердился в своей прежней волости, Владимире Клязменском, и во все остальное время отцовской жизни не был князем главных северных волостей, ни Ростова, ни Суздаля, потому что все северные волости вообще Юрий хотел оставить младшим сыновьям своим, а старших испоместить на юге, в собственной Руси, и, как видно, города при жизни Юрия не хотели прямо восстать против его распоряжения. Но как скоро Юрий умер, то ростовцы и суздальцы, посоветовавшись вместе, взяли к себе в князья Андрея и посадили его в Ростове на отцовском столе и в Суздале. Из этого известия летописца мы видим ясно, что жители Ростова, как жители других старых городов, не считали своею обязанностию исполнить волю покойного князя, отдавшего их волость младшим сыновьям своим; думали, что имеют право выбирать кого хотят в князья. Андрей принял стол ростовский и суздальский, но утвердил свое пребывание в прежней волости - Владимире, его украшал по преимуществу, в нем хотел даже учредить особую митрополию для Северной Руси, чтоб дать ей независимость от Южной и в церковном отношении, зная, какое преимущество будет сохранять Киев, если в нем будет по-прежнему жить верховный пастырь русской церкви. Такое поведение Андрея не могло нравиться ростовцам, его поведение не нравилось, как видно, почему-то и старым боярам отцовским; как видно, Андрей не жил с ними потоварищески, не объявлял им всех своих дум, к чему привыкли бояре в старой Руси; предлог к смуте недовольные могли найти легко: Андрей овладел волостью вопреки отцовскому распоряжению; младшие Юрьевичи, которым отец завещал Суздальскую землю, жили там, их именем недовольные могли действовать, и вот Андрей гонит с севера своих младших братьев, этих опасных соперников - Мстислава, Василька и Всеволода, которые отправились в Грецию; мы видели, что двое других Юрьевичей имели волости на юге: Глеб княжил в Переяславле, Михаил, как видно, - в Торческе; скоро Всеволод Юрьевич с племянниками Ростиславичами возвратился также из Греции и, по некоторым известиям, княжил в Городце Остерском. Вместе с братьями Андрей выгнал племянников своих от старшего брата Ростислава; наконец, выгнал старых отцовских бояр, мужей отца своего, передних, по выражению летописца; он это сделал, продолжает летописец, желая быть самовластием во всей Суздальской земле. Но при этом необходимо рождается вопрос: если ростовцы и суздальцы были недовольны, если передние мужи были недовольны, если братья княжеские были недовольны, то какая же сила поддерживала Андрея, дала ему возможность, несмотря на неудовольствие ростовцев и суздальцев, выгнать братьев, выгнать бояр и сделаться самовластием? Необходимо должно предположить, что сила его утверждалась на повиновении младших, новых городов или пригородов. Андрей, как видно, хорошо понимал, на чем основывается его сила, и не оставил этих новых городов, когда войска его взяли самый старший и самый богатый из городов русских - Киев.