Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Битвы, сражения — кровью, ранами предков оплачены поля и леса, в небе лебеди и березка у крылечка.
Разгром шведов на Неве, немецких рыцарей на Чудском озере, карающий отпор Литве — и князь Александр Ярославович стяжал на Руси славу великого полководца, стал надеждой страны на мир и покой.
«Не в силе Бог, а в правде» — это им сказано.
Заступник Руси выступал против шведов, немцев, литовцев не потому, что они инаковерные иноземцы, а затем, чтобы защитить Родину. Сыном хана Батыя себя нарек, так как согласие между народами вечно, вражда преходяща.
Скончался князь по пути из Золотой Орды. Мудрый политик и дипломат, он сумел защитить в Сарае русские рати от присоединения их к татаро-монгольскому войску, которое готовилось совершить грабительский поход в Переднюю Азию. Желанный мир вез великий полководец, мир, отвечавший духу народа-труженика.
В былинах крестьянство олицетворялось с Микулой Селяниновичем, воинство — с Ильей Муромцем. Тем самым предлагалось чаемое соотношение сил между ними. Помните? Велик богатырь Илеюшка, Микула — мужик помогутней: в карман армяка посадил богатыря — с конем!
На иконах святой Александр Невский, канонизированный в 1380 году, изображался монахом-черноризцем, так как перед смертью принял иночество. С XVIII века великого князя Александра Невского обычно пишут воином в броне, златой кольчуге, с мечом, подобно архангелу, небесному воителю.
Меч опущен, являя собой символ оружия обороны, ведь сказано: «Поднявший меч от меча и погибнет!»
Святые мощи благоверного князя 12 сентября 1724 года перенесены из города Владимира в новую столицу России, в Александра-Невскую церковь для всеобщего поклонения. В 1790 году святые мощи русского полководца еще раз перенесены — в Свято-Троицкий собор Александро-Невской Лавры. Спустя почти полтора века они очутились взаперти в подвале музея атеизма и религии (бывший Казанский собор). В 1987 году святые мощи вновь перенесли в Александро-Невскую Лавру. Да обретут они вечный покой!
Осень. Пахли поля хлебом, разгоряченными солнцем суслонами, — теперь повеяло дымком пастушечьих костров. Тихо в соснах среди нивы, где на днях щебетали тысячные стаи ласточек, отдыхавших привалом на перелете. Весной стоек был нежный аромат растущей травы, юной древесной зелени, теперь горек настой увядших листьев, сохнущей травы.
У деревьев смотрины. Осины как медью окованы, блекло-желты черемухи, в звонком золоте березняки.
И зелень, ласкающая взор, зелень всходов озимых, шелковая отава покосов!
Нет небес лазурней и выше, рощ цветистей, нарядней, чем в молодом, погожем сентябре.
Шагаешь просекой, шуршат под ногами палые листья, споря росписями с желтыми, алыми, бледно-синими, лиловыми сыроежками, красными коврижками подосиновиков. И вдруг замрешь будто вкопанный.
— Кур-р… кур-лы… — прорвалось сквозь заслон деревьев, растревожило слух.
13 сентября — Куприян.
За святым Александром Невским поставлен, исполняет веленье осени: «Журавли собираются на болотине уговор держать, каким путем-дорогою на теплые воды лететь».
— Кур-р… ку-ур-р… — ни с чем не сравнимы голоса журавлей, странные, берущие за сердце трубные кличи.
Время объединения журавлей в стаи. С болот, полей слышно гортанное, звучное разноголосье. Время копки картофеля…
На грядах кучи ботвы, узлы с клубнями и душистые теплинки. Не для обогрева костры, поверьте. Кто не видал на стогах канюков, не слышал осеннего говора журавлей, не познал вкус картошки-печенки из золы куприяновского костра… Поверьте, обделила того судьба!
Ни дня, похожего один на другой, в деревенских святцах, каждый чем-нибудь да наделен, как и жизнь единственная на сем свете.
В песню попала беседа внучки с бабушкой:
Бабушка, бабушка, завтра что?Душечка Катюшечка, супрядки.Бабушка, бабушка, прясть-то что?Дитятко Катюшечка,Старым-то старухамСухое коноплё,Молодым молодушкамСизый лен.Красным-то девушкамМятый шелк,Молодицам-щеголихамКонский хвост!
14 сентября — православное новолетие, Семен и Марфа.
В устных календарях старого бабьего лета почин, Семеновы осенины, Маргаритинская ярмарка.
Этот день — летопроводец, клюковница и супрядки.
Русская православная церковь в незыблемость традиций этот день (по старому стилю 1 сентября) поныне признает отсчетом Новолетий, то есть праздником Нового года.
На Семен-день шумели свадебные застолья, веселые новоселья.
Издревле справлялся обряд «пострига», посвящения в воинство и крестьянство детей, достигших возраста 3–4 лет. Служился молебен, герою торжества выстригали на голове пучок волос — «гуменце» и сажали на коня. Отныне твоя жизнь да принадлежит родной земле! Коня под уздцы при объезде двора вел крестный отец, у стремени шла божатушка со святым Образом.
Ударит сполох — враг на рубежах! — посадские, селяне опоясывались мечом, брались за боевую рогатину. Бессмертной да пребудет в грядущих поколениях память о доблести дружин, мужестве народных ополчений Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Бывало, защитить родное гнездо на стены города поднимались с отцами, мужьями женщины, дети. Оборона Смоленска, Троице-Сергиевой Лавры, Устюжны Железнопольской — тому свидетельства из смутного времени Руси.
Схватили враги ратника при вылазке из крепости, взывал он:
— Брат, убей!
Пели стрелы с башни — русские в плен не сдаются! Горела ранней весной 1611 года Москва («Литва жжет!»), и матери, прижимая к груди младенцев, бросались в бушующее пламя, предпочитая смерть унижению чести…
После «пострига» воспитание мальчика от женской передавалось в руки мужской половины дома, к отцу, к дядьям. Малый приучался владеть луком — сперва игрушечным, саблей — тоже детской, носить латы — жестяные. Подросши, отрок мог участвовать в походах; ловок, смышлен — и в сраженьях, оруженосцем при взрослых воинах.
Естественно, речь здесь о семьях профессиональных военных, составлявших костяк вооруженных сил Руси. Дольше всего «постриг» просуществовал в служилой казачьей среде, где «на коня сажали» еще в XIX веке.
Семен-день в прошлом — день взносов податей в казну, оброка землевладельцам (кроме того, подати платили на Троицу, Рождество}.
Трудом хлебороба, городского ремесленника, купца и промышленника крепла держава. В XVI–XVII веках, допустим, налоги состояли из «дани», денег «казначеевых, дьячих и подьячих», «ямских и полонячьих», взносов на артиллерию и порох, на строительство городов, крепостей — боюсь, всего не перечислить. «Везде деньги нать, а где взять?»
Обременительны бывали и оброки, налагаемые помещиками.
Процветало, скажем, в XVIII веке имение Межаковых, что в селе Никольском близ Кубенского озера. Дворец господ состоял из сорока комнат. Зеркальный танцевальный зал, гостиные, библиотека на три тысячи томов. Роскошный парк с множеством прудов. Конный завод, фермы породистого скота. В оранжерее виноград, ананасы.
Владелец поместья, Александр Межаков, строил винокуренные заводы, пускал деньги в рост. Принадлежало ему крепостных далеко за тысячу душ.
Скончал барин жизнь под пулями крестьян — темное это было дело…
Граница молодого и старого бабьего лета несла прорицания:
«Гуси садятся, скворцы еще не отлетели — осень протяжная и сухая».
«Сухая осень, коли на Семен-день сухо».
«На Семеновы осенины много тенетника — к осени долгой и ясной, к суровой зиме».
Наказы в деревенские святцы включались:
«Семен-день: до обеда сей-паши, после обеда на пахаря вальком маши».
«На постатъ с головней ходят».
Не знаю, окуривали ли у нас головней поля от нечистой силы, а уходить на постать чуть свет, жать при луне доводилось.
Гуси на отросшие озими садятся. У дуплянок свищут скворцы. По стерне скачут всадники, трубят в медные рога — чего там, осенины. Праздник псовых охотников и ягодницам призыв:
— По клюкву… Бабы, по клюкву: Марфа пришла! Вечерами раньше вздувай огонь, собирай, мужья, женам кросна. Начались супрядки, у молодежи беседы — вечерины с прялками. Парни нагрянут — взыграй гармонь. Работа и веселье…
Ну-ну, хвали девок! Иная сунет под куделю простень — веретено с навитой на нем пряжей — и целый вечер пропляшет-пропоет. Не то возьмутся скопом мух хоронить…
Сперва поймай жужжалку-то. Изба трясется, ловят, передниками машут! Не попалась муха, таракана в гробик из репы, из морковины, и айда на улицу — закапывать, с визгом, хохотом.
Дома, спросят мастерицу: сколь напряла?
— Да во, маменька, простень, и другой почала.
— Ой, просужая, похлебай молочка, завтра будить не станем.
Честно говоря, кто на супрядках веселился, а кто и в одиночестве страдал. Мил сердечный друг не в Белом море на промыслах? Может, в Ярославле — в трактире половым? Или в Архангельск уплыл со свежепросольной семгой? Там — начало Маргаритинской ярмарки, длящейся до октября. Чем только ни торговали: пиломатериалами, пушниной, льном, каргопольским рыжиком, дичью, якорями, такелажем для судов и рыбой, рыбой…
- История отечественной журналистики (1917-2000). Учебное пособие, хрестоматия - Иван Кузнецов - Культурология
- Христианский аристотелизм как внутренняя форма западной традиции и проблемы современной России - Сергей Аверинцев - Культурология
- Французское общество времен Филиппа-Августа - Ашиль Люшер - Культурология
- Великие тайны и загадки истории - Хотон Брайан - Культурология
- Похоронные обряды и традиции - Андрей Кашкаров - Культурология
- Критическая Масса, 2006, № 1 - Журнал - Культурология
- Диалоги и встречи: постмодернизм в русской и американской культуре - Коллектив авторов - Культурология
- Александровский дворец в Царском Селе. Люди и стены. 1796—1917. Повседневная жизнь Российского императорского двора - Игорь Зимин - Культурология
- Повседневная жизнь Египта во времена Клеопатры - Мишель Шово - Культурология
- Быт и нравы царской России - В. Анишкин - Культурология