Простые слова - Алиса Гордеева

ей открыться: рассказать о Ветрове и наших с ним бессонных ночах, о гнусном шантаже Булатова и своей трусости, а еще я хочу извиниться. Я виновата перед Смирновой, что, прекрасно зная о чувствах подруги, не сумела сдержать своих. Но в любви и на войне все средства хороши, правда?

Длинные гудки, посторонний шум и запыхавшийся голос Златы:

– Алло! Марьяна?

– Привет, мне очень-очень нужно с тобой поговорить. Я могу к тебе приехать?

– Сейчас? – кричит в трубку Смирнова и, судя по звукам, куда-то заходит. Я слышу её шаги, скрип двери, а дальше дикий шквал голосов и глухих ударов чего-то тяжёлого о деревянный пол.

– Да! Я вызову такси.

– Я не могу, Марьян! – извиняющимся тоном произносит подруга и тут же начинает оправдываться: – Я еле у матери отпросилась, чтобы к Саве на его первую игру успеть. Ой, Марьянка, он играет, как Бог. А какой красивый! Я – не я, если сегодня не осмелюсь к нему подойти, когда всё закончится.

– А как же его девушка?

– А где она эта девушка? Здесь все свои. Знаешь, может, и не было её никогда? А кстати, ты почему не пришла? Антон на поле.

– Мы расстались, – бормочу, смахивая со щёк дорожки слёз. Никогда бы не подумала, что ревность – такая подлая дрянь, способная вмиг пустить яд по венам.

– Марьян, я не знала, – лепечет Злата. – А почему ты мне ничего сказала?

– Вот, сейчас говорю.

– Мне очень жаль, милая! Наверно, ты права, нам стоит увидеться. А Сава… Сава подождет, правда?

– Всё нормально, Злат! – чёртова ревность грызёт изнутри, но я стараюсь держаться. – Завтра увидимся!

Скидываю вызов и, с досадой осмотревшись по сторонам, иду к себе. Злата права: не было никакой девушки, да и меня больше на её пути нет. Ощущаю себя дурой, идиоткой и страшно завидую Смирновой. Чтобы хоть как-то отвлечься, включаю любимый фильм с Райаном Гослингом, но всё равно каждое мгновение смотрю на часы, отсчитывая минуты до завершения игры. Как назло, те тянутся невыносимо медленно, подкидывая воспалённому воображению всё более изощрённые картинки и лишь сильнее распаляя в моей душе обжигающее пламя ревности.

Когда зажатый в руках мобильный внезапно оживает, я отвечаю не глядя, полагая, что услышу Злату. Мне не терпится узнать, что Ветров вновь отказал Смирновой, и наконец обрести покой. Но глупым мечтам суждено разбиться вдребезги, когда вместо нежного голоса подруги в трубке раздаётся противно-приторное кваканье Булатова.

– Привет, Марьяна! – тянет придурок и многозначительно молчит в ожидании моего ответа. На заднем фоне гремят басы, а чей-то пискляво-лающий смех сменяется звоном посуды. Сомнений нет, Булатов на даче у Осина.

– Детка, не хочешь поздравить меня с победой? – надменно спрашивает индюк и снова даёт мне возможность ответить. – Эй, Свиридова, ты оглохла?

– Мне казалось, наши пути разошлись!

Чувствую, как потеют ладони, едва удерживающие телефон возле уха, а непреодолимый страх расползается по телу, – меня не покидает ощущение предстоящей подставы.

– Ага, – насмешливо соглашается Булатов. – Но вроде это не мешает нам оставаться друзьями.

– Друзьями? – моя очередь смеяться. – Ты серьёзно?

– А что?

– Друзья не подставляют, Тоша!

– Ты о чём, Марьяночка?

– Не прикидывайся! Ты прекрасно знал, что Ветров стоял под окном, когда просил тебя поцеловать.

– И?

– Ты даже не отрицаешь? Господи, какой же ты противный, Антон!

– А ты что так в Ветрова-то вцепилась? Заступаешься, переживаешь? Уж не влюбилась ли ты в нашего оборванца? – звуки вечеринки становятся тише, зато ржание Булатова раскатами грома отдаётся в трубке. – Думаешь, нужна ему? – И снова смех. – Ага, держи карман шире! Вон он напротив сидит с банкой колы в руке, и совершенно непохоже, что переживает. Наоборот, Смирнову тискает и лясы точит, не забывая, кстати, свою скромницу совсем нескромно целовать. А ты, дура, убиваешься! Меня из-за него подставила перед отцом.

– Ветров там? – как ни стараюсь, дрожь в голосе скрыть не получается: мой самый страшный кошмар только что обрёл реальные очертания.

– Ну да, вся команда тут, – мычит Булатов как так и надо.

– Он же не хотел идти!

– Дать ему трубку? – спрашивает, не моргнув глазом. – Или, может, Смирновой? Погоди, Марьяна, сейчас позову. Зла…

– Не надо, – ору сорванным голосом, задыхаясь от слёз. Как там Ветров говорил: я была его маяком? Лжец! Негодяй! Как же быстро он нашёл для себя новый источник света.

– Я просто хочу, чтоб ты наконец сняла розовые очки, – продолжает давить Тоха. – Ветров не ангел! Он – покалеченный жизнью беспризорник, хватающийся за любую возможность вылезти из грязи в люди. Ты упорхнула – он пытает счастье со Смирновой.

– Неправда! Я не верю!

– Так приезжай и посмотри. Адрес знаешь!

Булатов сбрасывает вызов, оставляя меня наедине со своими сомнениями и разорванными в клочья чувствами. Знаю, как никто другой, что верить этому уроду нельзя ни на каплю, но больная ревность берёт верх. Вдобавок и стрелка часов лениво указывает, что игра давно уже закончилась, а в комнате за стенкой всё так же темно и пусто.

Второпях собираюсь и вызываю такси. Пока жду автомобиль, борюсь с неимоверной дрожью и желанием остаться дома, но успокаиваю себя, что только взгляну в лживые глаза Ветрова и сразу вернусь.

Чёрный «Ниссан» равнодушно тормозит возле шикарного коттеджа на окраине города. Осин, как и Булатов, живет на широкую ногу: летом здесь, а с началом учебного года в шикарной квартире в центре. Громкая музыка, яркие огни, толпы подвыпивших подростков – здесь не знают слова «нельзя».

Обнимаю себя за плечи и робко ступаю по аккуратной брусчатке к эпицентру веселья. Тут и там замечаю незнакомые лица и бесстыдно целующиеся парочки. Жадно высматриваю Ветрова, но пока не нахожу.

– Марьяна! – расплывается в поддатой улыбке Симонов. И без того не красавец, сейчас он и вовсе напоминает Квазимодо. – Пришла, значит. Ну-ну!

Каким-то липким, до отвращения разнузданным взглядом он проходится по моим обтягивающим джинсам, забранным в высокий хвост волосам и замирает, алчно разглядывая широкий вырез на моей блузке.

– Симонов, иди, куда шёл! – внезапно нарисовавшийся возле нас Булатов тоже