Семья Эглетьер - Анри Труайя

Ровно в четыре часа она легонько поцарапалась в дверь. Открывая ей, Жан-Марк едва сдерживал свою радость. Кароль была в полотняном костюме соломенного цвета и держала в руках большой пакет. Жан-Марк хотел было взять его, но Кароль подставила щеку. Он слегка прикоснулся к ней губами и был рад, когда Кароль отстранилась.

— Я столько всего принесла, — оживленно заговорила она. — Апельсины, бананы, варенье, масло, сухари, чай…

— Ты подумала о чае! — воскликнул он. — Ну, ты гений!

— Нет! Я просто эгоистка и хочу, чтобы все было, как я люблю!

— Немного у меня все-таки осталось.

— Ложечка чайной крошки? Нет уж, спасибо! Я люблю ароматный и крепкий чай, он бодрит меня.

— Ты устала?

— Я полумертвая. Вздумала зайти в универсальный магазин во время завтрака, чтобы не толкаться, и попала в адскую давку! Наверное, все парижские хозяйки вместо завтрака ходят за покупками! Я только оттуда и, как ты понимаешь, ничего из того, что искала, не нашла!..

Кароль села в кресло, расстегнула жакет, под которым оказалась белая шелковая блузка.

— Ладно, ты сам все приготовишь! Мне сейчас уж очень не хочется. Кстати, чай ты завариваешь лучше меня! Да, я принесла еще настоящий английский кекс.

Пока Жан-Марк суетился у столика, Кароль закурила и блаженно вздохнула:

— Какая тишина! Как у тебя хорошо!..

Жан-Марк налил кипятку в маленький чайник. По комнате разлился терпкий аромат. Кароль наслаждалась покоем, с удовольствием оглядывая столик, на котором стояли чашки, тарелки с фруктами, ломтиками кекса. Между ними все было просто и ясно, им не в чем было упрекнуть друг друга, через час-два они разойдутся, полные нежности и уважения друг к другу. Разлив чай, Жан-Марк уселся против Кароль и стал смотреть, как она, полуприкрыв глаза, жадно пьет, смешно вытягивая губы.

— Ох! Я просто воскресаю! — простонала она между двумя глотками.

Напившись, Кароль спросила, как двигаются занятия.

— Ни с места!

— Ах ты бедняга!

— Хочу попробовать работать ночью.

— Как это ночью? А днем что ты будешь делать?

— Тоже заниматься.

— Да ты надорвешься!

Кароль положила ему кусок кекса. Он попробовал: кекс был приятно вязкий, пах жженым сахаром, сушеными фруктами и медом…

— Как вкусно!

— Правда?

Кароль подняла улыбающееся лицо. Жан-Марк смотрел на нее, и ему казалось, что он видит ее впервые. Незнакомка пришла к нему в гости. На холеном женском лице сияли глаза молодой девушки. Почему здесь, в его комнате, она всегда казалась ему еще красивее? Если бы она сейчас потянулась к нему, он, вероятно, отстранился бы. Но Кароль наслаждалась чаем в его обществе и ни о чем другом не помышляла. Жан-Марк постепенно успокоился, скованность его проходила, уступая место желанию. Пока Кароль ела кекс, он представил ее себе без кофточки и, когда она поставила тарелку на стол, коснулся ее пальцев. Он был уверен, что Кароль отодвинет руку, улыбнувшись с мягким упреком. Однако Кароль не шевельнулась. Она взглянула на него, и в ее глазах он увидел радостное, требовательное, так хорошо знакомое ему пламя.

* * *

Кароль еще лежала, Жан-Марк сел на кровати, голый по пояс. Обычно после объятий он умиленно рассматривал ее, сонную, усталую. Но сегодня, глядя на это пресыщенное ласками тело, он думал только о том, что опять проявил слабость. Поддавшись соблазну, он упустил возможность установить иные отношения с Кароль. И именно теперь, когда Кароль считала, что еще теснее привязала его к себе, Жан-Марк со страхом сознавал, что связь их кончается. Приоткрыв потайную дверь, в их жизнь проскользнула Франсуаза. Он и не заметил, как это произошло. После ее отчаянного поступка он понял меру собственного безумия. Напрасно Жан-Марк твердил себе, что здесь они с Кароль одни, он чувствовал в комнате присутствие беспощадного судьи. От него ничего нельзя было скрыть, и гнев его Жан-Марк не мог не признать справедливым. Но так же не мог он обойтись без Кароль. Бороться со всем этим у него больше не было сил. Он слишком ее любит и должен уйти. Внезапно Жан-Марк понял, что поездка в Грецию для него невозможна. Он не выдержит этого месяца в обществе отца и Кароль, даже в солнечной Элладе. Дидье Коплен собирается в Соединенные Штаты. Это путешествие организовано для студентов на льготных условиях. Ему ничего не стоит присоединиться к группе. И там, в Америке, быть может, ему удастся забыть Кароль. Он вернется, излечившись от любви к ней. Мысль об этом вселила в него какую-то жестокую радость. Жан-Марк с удивлением понял, что думает о Кароль, как о враге. Убить ее и перешагнуть через ее труп. Красивый труп, закутанный в простыню, из-под которой выглядывает золотистое плечо. На белой подушке разметались темные волосы. Умиротворенная Кароль дремала, не подозревая о его коварных планах. Стараясь не потревожить ее, Жан-Марк закурил. Кароль открыла глаза.

— О чем ты думаешь?

Жан-Марк вздрогнул, словно чья-то тяжелая рука схватила его за плечо. В щель между портьерами падал солнечный луч, в котором кружились пылинки. Воздух в комнате словно загустел от жары.

— Об экзаменах.

— Ты действительно опасаешься за результат?

— По-моему, у меня восемь шансов из десяти с треском провалиться.

— Но ведь можно пересдать в сентябре?

— Это не очень весело.

Повернувшись на спину, Кароль спросила слегка обеспокоенно:

— Надеюсь, тебе удастся поехать с нами в Грецию, даже если ты провалишься?

— Вряд ли. Мне придется очень много заниматься.

— Но ведь это всего полтора месяца!

Жан-Марк отрицательно покачал головой.

— В таком случае, тебе обязательно надо выдержать, — сказала она, взяв у Жан-Марка сигарету и поднеся ее к своим губам.

Целую минуту он призывал на помощь всю свою волю. Кароль курила, не догадываясь о том, что с ним происходит. Когда она бросила сигарету в чашку, стоявшую у кровати, Жан-Марк собрался с духом. Он должен быть безжалостным. Один удар, но точный и решительный.

— Даже если я выдержу, Кароль, я не поеду.

Лицо Кароль сразу приняло настороженное и выжидательное выражение. Устремив неподвижный взгляд в потолок, она приготовилась слушать объяснения. А Жан-Марк, увязнув в долгом, томительном молчании, не знал, с чего начать. Он втайне надеялся, что Кароль бросит ему спасательный круг. Наконец прерывающимся голосом он сказал:

— Я много думал, Кароль. Мне кажется, и для тебя и для меня лучше расстаться на некоторое время. Тогда мы оба сможем разобраться в себе.

— Да, конечно, — ответила Кароль спокойно.

Жан-Марк осмелел.

— Ты, наверное, и сама понимаешь, что поездка в Грецию с тобой и отцом для меня невозможна. Если я провалюсь, я останусь в Париже и буду заниматься, а если сдам экзамен благополучно, поеду в Соединенные Штаты с Копленом. Он недавно предлагал мне…

— Что ж, отличная мысль.

— Ты согласна со мной?

— Конечно.

Лицо ее оставалось спокойным. Темно-серые глаза по-прежнему смотрели в потолок. Жан-Марк не мог не восхититься ее выдержкой. Скрывала ли она свои чувства из гордости или ее и вправду не трогала возможная разлука? Во всяком случае, своим тактом она облегчила его задачу. В благодарность он чуть не сжал Кароль в объятиях. Порыв ветра шевельнул портьеры. Солнечные блики замелькали на стенах комнаты. Кароль взяла со стула халат Жан-Марка и, вставая, накинула его на плечи так ловко, что он едва успел увидеть голую ногу и округлую смуглую грудь. Она пошла за ширму одеваться. А было всего шесть часов. Может быть, Кароль уходит раньше из-за того, что он ей сказал?.. Он не посмел спросить и тихо лежал на кровати, заложив руки за голову. Кароль появилась в своем светло-желтом костюме, причесанная, тщательно подкрашенная.

— Насчет Греции, — сказала она мягко, — я сама поговорю с твоим отцом, скажу ему, что мне не хочется, чтобы ты ехал с нами.

— Почему? — спросил он удивленно.

Кароль обратила на него непроницаемый взгляд, усмехнулась и ответила:

— А тебе не кажется, что так будет приличнее?

* * *

Филипп откинулся на спинку кресла, посмотрел на жену, сидящую перед ним на диване среди разбросанных подушек и, стараясь выиграть время, сказал:

— Надо признаться, это для меня неожиданность!

— Ты действительно огорчен, что дети не поедут с нами? — спросила Кароль.

— Нет, но…

— Мы так редко бываем наедине!

— Но мы не будем наедине, даже если не поедут Франсуаза и Жан-Марк! Остаются Жорж с Марианной. Адриен с Луизой, Дюурионы…

— Только супружеские пары, Филипп!

— Да, это верно!

— Мне бы хотелось, — сказала она, потупившись, — чтобы и мы хоть изредка были парой.

Филиппа поневоле тронули эти слова, произнесенные тихим голосом. Как она к нему привязана! Последнее время он слишком отдалился от жены. Близость между ними исчезла незаметно для него. Чужие под одной крышей. Она уже давно перестала его интересовать. Но сегодня… В бледно-желтом костюме с открытой шеей, немного грустная, она показалась ему привлекательной, особенно в этой гостиной, выдержанной в мягких тонах, которые так удачно гармонировали с красками ее лица и даже с ее манерой говорить, двигаться… И все же Филипп жалел, что в угоду Кароль он вынужден отказаться от общества Жан-Марка в Греции. Он уже представлял себе, как они будут бродить по выжженным холмам, среди благородных, полных древней мудрости руин, говорить об античной архитектуре, о смысле истории, цивилизующей роли торговли, о достоинствах и недостатках молодого поколения. Никто не поймет его лучше сына. Филиппа нисколько не тронуло то, что Франсуаза раздумала ехать, другое дело — Жан-Марк. Он и сам не ожидал, что просьба Кароль так огорчит его. Бедный мальчик, как он мечтал об этой поездке! Впрочем, растрогавшись, Филипп тут же спохватился и стал убеждать себя, что прихоть красивой женщины значит для него больше любого желания сына. Для мужчины в расцвете сил легче поступиться отцовской привязанностью. Настоящий мужчина зачинает детей, но не подставляет им свою шею. Для него только женщина что-то значит. Жена или любовница — не все ли равно? Женщина есть женщина! Однако не следует слишком быстро уступать Кароль. Он пробурчал: