Путь к золотым дарам - Дмитрий Дудко

Ясень нарисовал колесо со спицами. Вышата, окинув взглядом разрисованный столб, спросил:

   — А зачем столько места оставил здесь, над головами богов?

   — Да надо бы ещё что-то сверху. А то четыре головы, каждая сама по себе, будто у чуда-юда...

   — Царский венец, — предложил грек.

   — У сколотских царей венцы были узкие, а у сарматов венцы их царицы носят, — возразил Вышата. — Тогда уж лучше княжью шапку. Чтобы все поняли, кто миром правит, а кто под миром в злобе корчится.

Целый философский трактат в дереве, подумалось Хилиарху. А ведь над этим грубым скифским идолом лишь посмеются утончённые ценители искусств из южных городов. И пусть! Не для них, пресыщенных знанием и красотой, будет работать Ясень. А для тех, кто способен увидеть мир таким — не свободным от зла и борьбы и всё равно простым, добрым и радостным.

А Ясень удовлетворённо вздохнул. Всё, можно браться за резцы и зубило. А как только окончит работу, сыграет наконец свадьбу с Мирославой. Потом много дела будет: придут в Приднестровье дреговичи с севера, костобоки с юга, следить надо, чтобы никто никого не обидел, чтобы никто под шумок не ворвался в край — те же языги. А потом, когда замёрзнут реки — в полюдье вместе с царём. Только на Масленицу будет он у матери в родном Почепе. Нелегка жизнь у царского дружинника и волхвини: кочуйте, словно сарматы. Но так и надо, если кто-то за тебя сеет и пашет, а ты взялся его охранять мечом и чарами от тех, кому охота всё брать, а взамен ничего не давать, ещё и глумиться над тем, у кого взял.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ЗЛАТОВОЛОСАЯ ЖРИЦА

Море бушевало всю ночь, успокоившись лишь перед рассветом. А утром двое рыбаков из городка Тиритаки, грек и еврей, увидели среди ковылей, куда волны не забрасывали ни водорослей, ни медуз и прочей морской живности, перевёрнутый долблёный чёлн. Рядом с челном безмятежно спал, обратив лицо к голубому небу, чернявый горбоносый человек с седеющей бородой, в штанах и кафтане.

   — Кажется, ахей... или зих, — вполголоса сказал иудей.

   — Да все они одинаковы, горцы, — махнул рукой грек. — Мало им всех даров Посейдона, так ещё промышляют пиратством и охотой на людей. И этот наверняка пиратский лазутчик. Скрутим-ка его да продадим самого! Приказчики Спевсиппа лишних вопросов не задают. Давай сеть и верёвку!

Иудей пригляделся к медной монете на шее у пришельца и вдруг переменился в лице.

   — Не вздумай! Это знак Братства Солнца. Ты из Милета, а я вырос на Боспоре. Тут всякий бедняк и всякий раб, если он не полный негодяй, поможет тому, кто покажет такую вот монету Савмака, царя рабов. Когда Диофант, полководец Митридата, взял Пантикапей и схватил Савмака, уцелевшие повстанцы бежали в Колхиду. У этого монета медная, он простой посланец Братства. А если монета золотая — это солнечный маг, он такого, как ты, в осла превратит.

   — А если выдать этого бунтовщика царю? Награда нам не помешает, а?

   — Тебя и превращать не надо — осёл ты и есть! Царь Рескупорид царством и жизнью обязан Братству. Он скорее тебя, доносчика, им выдаст.

Пришелец вдруг открыл глаза и произнёс:

   — А если бы не эта монетка, ты бы уже связал и продал меня, такого же иудея, как сам? Позор тебе, Пейсах из Тиритаки! Ты в лицо не узнаешь того, кто ловил вместе с тобой рыбу, а я тебя сразу признал по голосу.

   — О Яхве! — всплеснул руками Пейсах. — Неужели я вновь вижу Менахема, сына Давида? Воистину, только бог Авраама мог вызволить тебя из рабства у зихов!

   — Кто же, кроме Господа, вызволит того, за кого некому внести выкуп и до кого нет дела кагалу?

   — Ай, Менахем, ты же всегда перечил старейшинам! И чего добился?

   — Доверия Братства Солнца!

   — Ты, верно, прислан с каким-нибудь важным делом?

   — С достаточно важным, чтобы из-за него бежать от зихов. Хотя они обходились со мной лучше, чем парфяне, хорезмийцы и колхи, у которых я успел побывать, прежде чем попал обратно к зихам. Большего я твоему болтливому языку пока что не доверю... Помоги-ка мне спустить челнок на воду.

Двое рыбаков с готовностью стащили долблёнку к воде. Усаживаясь в челнок, Менахем сказал:

   — А если хотите заработать на доносах, выследите Левия бен Гиркана, или Валента, как он сейчас зовётся. За этого негодяя царь вам хорошо заплатит, а Яхве простит не меньше сорока грехов.

И бывший раб направил чёлн туда, где по склонам горы Митридат сбегали к заливу белые, крытые красной черепицей домики жителей Пантикапея.

В самом городе тоже мало кто узнавал пропавшего десять лет назад Менахема-рыбака. В тесном переулке недалеко от порта он нашёл домик, укрытый ветвями старой вишни, и толкнул калитку, оказавшуюся незапертой. Во дворе стирала женщина чуть моложе тридцати лет, с натруженными руками, но ещё красивая. Из домика доносились звуки флейты. Женщина выпрямилась, подняла взгляд на пришельца и вдруг выронила бельё:

   — Дядя Менахем! Хвала Яхве, ты жив!

   — А вы меня уже поминали? То-то в поминальные дни похлёбка у меня становилась вкуснее, — усмехнулся бывший раб. — Ничего, в нашем роду все живучие. И ты, Ноэми, тоже. Это хорошо!

   — Да, и я не стала ни блудницей, ни флейтисткой, — гордо выпрямилась она. — Шью, стираю. Но если бы отец Иоселе не помогал нам, мне пришлось бы ещё и играть на пирах и терпеть приставания пьяных господ.

   — Может быть, Левию хватает наглости и самому приходить к тебе? Конечно, не свататься?

   — Почему бы ему и не прийти? Элеазара-медника и его кинжальщиков в городе давно нет. Глупым стражникам Левия не поймать. А свататься ко мне, опозорившей себя, всё равно некому.

Руки Менахема впились в ворот его рубахи.

   — О, Яхве! Я разорвал бы свои одежды, если бы мне не нужно было идти... в очень богатый дом. Раньше Левий бен Гиркан был просто негодяем, мошенником и убийцей, а теперь стал ещё и чернокнижником!

   — Я знаю, — спокойно ответила Ноэми. — Левий — могущественный маг. И у Иоселе большие магические способности. Мальчику нужен хороший наставник — не в хедере же такому обучаться. Вот и Стратоник так же думает. Он теперь придворный философ.

   — Хвала Господу, хоть один достойный человек не обходит твой дом...

В дверях показался кудрявый большеглазый мальчик лет двенадцати с флейтой в руках.

   — Иоселе, это дядя Менахем.

   — Тот, которым ты меня пугала?

Менахем подошёл к мальчику, погладил по чёрным кудрям:

   — Я не злой, Иоселе. Только строгий.

   — Дядя, твой дом цел. Аристарх-горшечник держит там товар, но он, конечно, освободит дом, ты же его знаешь, — сказала Ноэми.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});