Провокатор (СИ) - "Д. Н. Замполит"

Но на этот раз Митька пришел на стройку в воскресенье, сразу после службы в Антипьевской церкви, потому как уговорился со своими одноклассниками из тех, кто покамест оставался в городе, показать им “инженерный дом” изнутри, в особенности подъемную машину, которую уже затащили на чердак, но пока не подключали.

Трое из собиравшихся четверых ждали его за углом забора, в котором была заботливо подломлена доска — взрослому не пролезть, а мелким пацанам в самый раз,

— А где Петька?

— Газеты продает, копейку зашибает, все на тебя смотрел, обзавидовался.

— А-а. Значица идем тихо, не галдим. Коли кто появится, я свистну два раза, сразу россыпью мотайте с площадки на улицу. И глядите, много где с непривычки сверзится можно, костей не соберешь.

Так вот и началась экспедиция. За полчаса пацаны облазили пустующую по случаю воскресенья стройку, посмотрели на чаны с варом, прошлись по лесам и с замиранием сердца поглядели вниз аж с шестого этажа, но вот с подъемником ничего не получилось, все выходы на чердак были закрыты, поэтому ограничились осмотром шахты, в которой уже были наполовину поставлены чугунные решетки и двери.

Пока думали не залезть ли в шахту, где внизу уже стояли хитрые пружины и рельсы для противовеса в густой жирной смазке с одуряющим запахом, сидевший на подоконнике Митька услышал звук открывающихся ворот и громкие голоса, в том числе и сторожа — на стройку явно кто-то приехал, судя по двум пролеткам у въезда.

Митька наклонился в сторону шахты, сунул пальцы в рот и дважды резко свистнул. Пацаны испуганно вскинулись, но остались на месте и Митяй замахал на них рукой, показывая, что надо сматываться. Двое метнулись в сторону дырки в заборе, а увалень Борька, который и сюда-то пролез с трудом, вдруг побежал к воротам.

“Заметят!” — с ужасом понял Митяй и для отвлечения внимания высунулся в окно и засвистел пронзительно, с переливами. Приехавшие и сторож обернулись, Борька бочком проскочил у них за спинами, но в Митяя уперся взгляд инженера Скамова. Деваться было некуда, Митька слез с окна и подошел поздороваться — он-то находился на стройке на законных основаниях и если других не заметили, то ничего страшного и не случилось.

— Привет, чего свистел?

— Я, голубей гонял.

— Точно голубей? — Михал Дмитрич взял Митяя за плечо и внимательно посмотрел в глаза.

— Ну… да… — Митька покраснел до ушей и потому господин инженер только усмехнулся.

— Не пойман не вор, конечно, но запомни, будешь сюда посторонних водить — мы с тобой сильно поссоримся. А сейчас пошли смотреть, где мы жить будем.

— Мы? — распахнул глаза Митька.

— Мы. Здесь будет моя квартира, и тебя с собой забираю, места много, а в училище тебе в соседний подъезд.

Михал Дмитрич с остальными двинулся по этажам, а Митяй шел следом и в голове у него бухало “Мы будем здесь жить. Мы.” 

Глава 23

Осень 1901

— И как при таких масштабах у вас обстоит финансирование газеты? — Йоахим Геринг, он же Ленин, он же Ульянов, он же Тулин, он же Старик впервые заговорил со мной о “Правде” после ее выхода в свет.

— Вполне достаточное, у меня помимо автосцепки больше сотни зарегистрированных изобретений, — я твердо решил легендировать деньги как патентные выплаты и наглухо молчать про алмазы, и наказал то же самое всем “бурам”, даже в разговорах со своими.

— Завидно, завидно… А “М.Большев” — это надо полагать, вы сами?

— Не совсем, — свое авторство я тоже решил до поры до времени не светить, — идеи мои там есть, но я не настолько ловко владею пером.

— А знаете, как теперь называют сторонников этой платформы? Большевики! — сообщил мне несостоявшийся глава одноименной партии.

Отлично, значит расчет при выборе псевдонима сработал, уж больно удачные маркетинговые ходы в моей реальности сделали эти самые большевики — с таким именем они прекрасно отсиделись в меньшинстве, а фактическое большинство вынуждено было влачить название “меньшевиков”. Чистая оруэловщина, “Война это мир, свобода это рабство, незнание сила”. А название газеты “Правда”? А псевдоним “Сталин”? Нет, такое упускать нельзя.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Ленин помолчал, разглядывая горы, куда мы выбрались для разговора и вдруг без перехода задал вопрос:

— Как вы отнесетесь к предложению слить редакции?

Чего-то в этом духе я и ожидал, “Искра” с самого начала испытывала проблемы и с деньгами, и с логистикой, плюс очень сильно проигрывала со своим “узким направлением” нашему широкому охвату и авторов, и, что более важно, читателей. “Практики” за несколько месяцев издания наладили сбор сообщений с мест, что давало корреспондентам ни с чем не сравнимое чувство сопричастности. Сеть “рабкоров” и “селькоров” расширялась, многие из них становились и агентами-распространителями, быстро заменяя выбывших или арестованных полицией.

— Старик, вы же понимаете, что это невозможно. Плеханов и с вами-то еле-еле уживается, а уж в какие дрязги он затянет “Правду”, я даже представить не берусь. Одни только его отношения с Яном Тышкой или Розой Люксембург из СДКПиЛ чего стоят, а они тоже у нас печатаются. Вас с Потресовым редакция примет, а вот всех искровцев скопом — точно нет, при всем нашем уважении.

— Что, и Засулич не примете?

— Вы же знаете, что Вера Ивановна в политических делах всегда солидарна с Плехановым.

Ленин посопел, двигаясь по тропе в гору и сменил тему.

— Вы знаете, хорошо в этой вашей статье “Что делать?” сказанулось про диалектическое единство тред-юнионизма и революционности, есть там настоящая марксистская философия.

Смотри-ка ты, что голодный паек делает, раньше в искровских статьях обфыркивал нас, а теперь в собратья по Марксу записал, еще месяц-другой и дозреет до участия в “Правде”. Не зря я, выходит, бился в эту стену.

Тем временем мы добрались до небольшой вершины — перед нами раскинулась беспредельная панорама Альп с неописуемой игрой красок, нестерпимым сиянием снега, ослепительно синим небом и зеленью в долинах.

— Нет, нельзя верить, чтобы такая красота не принадлежала всему человечеству! — повернулся ко мне Ильич.

— Безусловно. Цепи мы уже потеряли, осталось приобрести весь мир.

Ленин залился хохотом — он действительно умел заразительно смеяться, вот прямо всем телом.

— Да, весь мир даст нам пролетарская революция!

— Ну, насчет всего мира я бы все-таки не обольщался.

— Почему же?

— Капитализм развивается крайне неравномерно, — я оперся на альпеншток и прищурился на сверкающие снежные шапки, — сравните Англию и, скажем, Китай. Или Японию и Америку с Францией, да ту же Германию с Россией, неужели не видно, что по разности условий мировая революция невозможна?

— Значит, мы начнем с России, с самого слабого звена в цепи! — трудный подъем сменился спуском, идти стало легче и веселое настроение не покидало Старика, отчего все моря были ему по колено.

— Отлично, пролетариев в России от силы пятнадцать процентов. Предположим, что все они свято вам верят и идут за вами. А что делать с остальными?

— Так на то и диктатура пролетариата, батенька!

— Тогда получается, что для трех четвертей народа одна диктатура — царя и помещиков, сменится другой, такой же чуждой.

— А мы их заставим пойти за нами, — сверкнул глазами самый человечный человек, продолжая спускаться вниз по тропе над обрывом.

Да, правильно говорят, что во власть идейным нельзя — такие ради своих доктрин не задумаются развернуть какой угодно террор.

— А не облезете, сто миллионов заставлять? Косная, необразованная страна, да еще и две трети пролетариев только вчера из деревни.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ничего, если у нас будет крепкая партия — справимся!

Ну да, как там писали после победы революции, “загоним человечество в социализм железной рукой”, что-то в этом роде.

— Ну то есть вместо диктатуры пролетариата у вас будет диктатура партии.

Ленин пренебрежительно отмахнулся.

Ну что тут скажешь, просто офигительно. Долбишь, долбишь про широкий фронт — и все мимо, все диктатуру подавай, все об узкой партии профессиональных революционеров мечтаем.