Новый швейцарский Робинзон - П Сталь

Когда Жак и Франсуа проходили около рисового поля. Они услышали над собой полет большой стаи журавлей и пустили в них несколько стрел; четыре или пять журавлей упали, и два из них оказались так называемыми нарядными журавлями.

Это была отличная добыча и Фриц, возвратившийся в это время со своего поиска с пустыми руками, стал сильнее прежнего досадовать на свой неуспех. И потому, дойдя до фермы, он взял своего орла и, в сопровождении собак, пошел в лес гуявника, чтобы добиться добычи. По прошествии четверти часа собаки подняли небольшую стаю птиц, похожих на фазанов, которые разлетелись по соседним деревьям. Фриц тотчас же спустил на них орла, и последний убил одну из птиц, между тем как Фриц положил из ружья другую, с блестящим хохлом и длинным хвостом, переливавшим различными цветами. Эта добыча не уступала добыче братьев, потому что Фриц убил райскую птицу.

За обедом наши три охотника, беседуя о своих подвигах, с величайшим аппетитом ели окорок пекари, испеченный в золе картофель, гуявы и коричные яблоки. Что же касается пеммикана, то он своим вкусом внушал им отвращение, и они предоставили его собакам, которые и угостились им.

Вечер был употреблен на сбор хлопка и риса, который дети хотели привезти в Проспект-Гилль, намереваясь посетить эту плантацию и привести ее в порядок. Кроме того, для выполнения одного задуманного предприятия, они запаслись большим количеством кокосовых орехов и пальмового вина, срубив, по обычаю караибов, доставившие им эти запасы два дерева. Впоследствии, когда я бранил их за эту расточительность, они пытались извиниться тем, что для замены срубленных деревьев посадили восемь или десять кокосовых орехов.

Здесь я предоставляю самому Фрицу рассказать дальнейшие приключения, именно: как они на другой день отправились к хижине в Проспект-Гилле, куда и прибыли перед полуднем.

"Едва вошли мы по дороге в Проспект-Гилль в маленький сосновый лесок, как совершенно неожиданно стадо обезьян, скрежеща зубами, стало осыпать нас градом шишек, впрочем, совершенно спелых. Но так как шишки, хотя и зрелые, беспокоили нас своим числом, то мы вздумали отразить нападение несколькими выстрелами, пущенными наудачу. Но, к нашему сожалению, с ветвей упало пять из наших неприятелей. Их многочисленные товарищи, справедливо испуганные нашим способом расправы за неприятные шутки, тотчас же смолкли и скрылись.

Идя вдоль плантации сахарного тростника, я с удивлением заметил, что трости, даже от восьми до десяти футов вышиной, были поломаны и растоптаны, так что плантация походила на хлебное поле, побитое сильным градом. Наконец мы достигли нашей избушки на Проспект-Гилле и, позаботившись о наших вьючных животных и добыче, пошли осматривать местность. Ах, папа, отвратительные обезьяны произвели здесь такой беспорядок, как некогда на ферме, и еще худший: все было ими поломано, разграблено, загажено! И потому мы тотчас же принялись мести и мыть нашу избушку, чтобы привести ее в прежний вид и иметь возможность поместиться в ней и разложить мешки с хлопком, взятые нами с собой медвежьи шкуры и еще несколько склянок с сильным слабительным, которое приготовил по моей просьбе Эрнест, с целью, которую я тотчас же и объясню.

Под вечер разместившись в избушке на Проспект-Гилле, мы наполнили привезенные нами с дороги тыквы и скорлупы кокосовых орехов козьим молоком, пальмовым вином и толченым просом, и подлили к этой кашице по стольку приготовленной Эрнестом жидкости, чтобы изрядно проучить беспощадных грабителей наших владений. Затем мы привязали к ветвям деревьев наши сосуды с этим заманчивым кушаньем и воротились в избушку спать. Но, не смотря на нашу усталость, нам почти невозможно было заснуть: сперва нам мешали крики красной дичи, а потом лай собак, разбуженных вторжением обезьян.

На другое утро, любопытствуя посмотреть, что происходило ночью, мы, как только встали, отправились на место. И будь уверен, папа, что на милю кругом фермы не окажется ни одной обезьяны. И думаю, что долго не найдется охотницы пообедать на ферме. Не брани нас, папа, за это наказание обезьян: по крайнем мере, ни одна из них не убита нами.

После этих-то происшествий и послали мы к вам третьего гонца-голубя с депешей, написанной Жаком напыщенным восточным слогом, и уведомили вас о нашем близком возвращении".

Здесь я снова сам продолжаю рассказ. Жена и я совершенно успокоились относительно положения наших детей, когда, вскоре после обеда, прилетел третий посланец с письмом следующего содержания:

"Ущелье прорвано. До самой Сахарницы все опустошено: сахарные трости частью вырваны, частью потоптаны, на почве видны многочисленные, чудовищно большие следы. Поспеши, папа, на помощь нам. Мы не смеем двинуться ни вперед, ни назад, и хотя здоровы, но не решаемся пойти на встречу опасности, которую не можем оценить".

Это известие резко отличалось от предшествовавших, и читатель догадается, что я не стал долго взвешивать содержание письма, а тотчас же оседлал онагра. Попросив жену приехать на другой день, в телеге, к проходу, в сопровождении Эрнеста, я помчался во всю прыть онагра на выручку дорогих мне существ.

XXXVI

ПОСТРОЙКА ЛЕТНЕГО ЖИЛИЩА.

ПЛОДЫ ШОКОЛАТНИКА И РАЙСКОЙ СМОКОВНИЦЫ.

ТАИНСТВЕННЫЙ МЕШОК. СУЛТАНКА. СЛОНЫ. БАРСЫ.

ЗЕМНОВОДНОЕ ЧУДОВИЩЕ. ОБМАНУТЫЙ ОБМАНЩИК.

ИСПРАВЛЕНИЕ СОКОЛИНОГО ГНЕЗДА.

ПОСТРОЙКА КАРАУЛЬНИ НА ОСТРОВЕ АКУЛЫ

Расстояние, которое при обыкновенной езде потребовало бы шести часов, я проскакал в три. Дети, которые не могли рассчитывать на такой быстрый приезд мой, встретили меня радостными криками и жаркими объятиями. Не теряя ни минуты, я осмотрел повреждения, о которых уведомило меня письмо детей, и, к великому огорчению моему, увидел, что они не приувеличивали. Плантация была опустошена. Бревна, которыми мы с таким трудом загородили узкий проход, были поломаны как соломины, а соседние деревья, под которыми мы намеревались построить летнее жилище, подобное таким же жилищам камчадалов, были на значительную высоту оголены от ветвей и листьев. В бамбуковой чаще самые молодые растения были поломаны и пожраны. Но наиболее страшному опустошению подвергались поля сахарного тростника - что не было вырвано, было потоптано. Даже наша коптильня была разрушена.

Отчего могли произойти эти опустошения? Кто был виновником их? Направившись к устью Восточной реки, я заметил на почве следы тяжелых ступней, которые могли принадлежать бегемотам. В другом месте я увидел иные следы, меньше предыдущих, - такие, какие могли быть оставлены бежавшими большими волками или гиенами. Однако эти следы направлялись к берегу и не возвращались к проходу.

Наскоро раскинув палатку, мы набрали хворосту, чтобы зажечь большой костер, долженствовавший защитить нас от врагов в течение ночи. Ее мы провели, конечно, далеко не спокойно; Фриц и я даже не ложились, а, держа ружья между ног, разговаривали о происшествиях дня, прислушиваясь к малейшему шороху.

На другой день, около полудня, приехали жена и Эрнест на тележке, запряженной коровой и ослом, и мы тотчас же принялись готовиться к продолжительному пребыванию в этой местности, то есть к исправлению всего, устроенного раньше, потому что наши неприятели разрушили все.

Когда проход был достаточно защищен, а это потребовало около недели труда, я занялся постройкой, в соседстве, летнего жилища, подобного таким же жилищам камчадалов, из четырех крепких древесных стволов, соединенных, на высоте двадцати футов, твердой настилкой. Чтобы взбираться в это воздушное жилище, я придумал лестницу, которая, при всей своей прочности, могла быть поднимаема сквозь отверстие в полу. Этот воздушный шалаш в оконченном виде был очень красив. Он служил нам одновременно спальней, наблюдательным постом и птичником, доставляя и нам, и нашей живности безопасное убежище. Это новое жилище мы назвали Отшельем.

Описанная мною постройка не была исключительным нашим занятием. Пока я строил жилище, а жена устраивала хозяйство, что требовало с ее стороны много хлопот и времени, мальчики ходили на охоту и всякий раз приносили какую-нибудь новую добычу. Например, с одного из своих последних походов Фриц возвратился с двумя плодами, которые он счел за огурцы и которые оказались плодами шоколатника и райской смоковницы, или бананового куста. Мы отведали того и другого плода, и я должен сознаться, что они показались мне незаслуживающими своей громкой славы. Бобы какао, лежавшие зернами в сладковатом соку, были очень горьки; только бананы были сносны, но довольно безвкусны, походя на мягкие груши.

- Странно, - заметил я, - что плоды, ценимые в других местах столь высоко, кажутся нам здесь очень невкусными. Во французских колониях отвар какао, приправленный сахаром и померанцовыми цветами, считается очень изысканным напитком, а его бобы, которые здесь столь горьки, признаются там очень вкусными, сушеные и стертые с сахаром. В обеих Индиях жареные и вареные бананы считаются чрезвычайно приятной яством; может быть, там их срывают в надлежащее время, то есть несовершенно дозревшими.