Все зависит от тебя - Гоар Маркосян-Каспер

— Что случилось? — спросил он беззвучно, и Маран сказал негромко, но с ударением:

— Санта не отвечает на вызовы.

— Как?! — воскликнул Дан уже в голос. — А глеллы?

Маран только покачал головой, прошел к пульту и стал набирать код, а Дан принялся торопливо натягивать шорты, в которых ходил дома. Оба молчали, но и Патрик, и Мит от их краткого обмена репликами проснулись мгновенно.

— Что происходит? — спросил Патрик, вытягивая шею и озираясь, и Маран, не оборачиваясь, ответил:

— Нет связи. Ни с Сантой, ни с его спутниками. Через двадцать минут тут будет местный флайер, он больше наших. Полетим мы и трое глеллов.

— Куда? — спросил Патрик уныло. — Птичка хоть отслеживается?

— Да.

Дан подошел к монитору одновременно с завернувшимся для скорости в простыню Патриком. По программе флайер передавал свои координаты каждые пятнадцать минут, и на экране можно было без труда проследить его путь по цепочке красных точек, пролегавшей от Глеллы-города на юго-восток. Во время стоянки флайер напоминал о себе реже, раз в час, но и при такой периодичности на обозначении города, где полагалось по плану провести поиск, образовалась целая клякса. При желании ничего не стоило разложить ее на составляющие и выяснить, сколько часов длилась стоянка, но на данный момент это было несущественно, потому что отстояв ночь, флайер продолжил путь. Оставив город, он повернул назад, прошел какой-то кусок и… исчез. Сорок восемь минут назад.

— Как это понять? — спросил подошедший Мит. Его голос звучал подозрительно хрипло. — Если флайер не подает сигналов, выходит… Выходит, он разбился?

Патрик энергично замотал головой.

— Если б он даже разбился, он бы все равно подавал сигналы. Он может развалиться на куски, могут погибнуть пассажиры, но «черный ящик» практически неуязвим, а блок, подающий сигналы, именно в нем.

— Куда же он делся? — спросил Дан.

— Я вижу лишь одну возможность. Он попал в зону, в которой каким-то образом гасятся радиоволны.

— Например, в коробку из ферромагнитного сплава?

— Хотя бы. Правда, я затрудняюсь вообразить подобную коробку.

— Ангар, — сказал Мит более спокойно.

— Какой еще ангар?

— Вчера мы обнаружили космодром с ангарами. По-моему, из какого-то металла.

— Но это в противоположной стороне, — возразил Дан.

— Дан, — сказал Маран хмуро. — Ты мог бы вспомнить, когда говорил с Сантой? Он ведь сказал, что они только-только пролетели над тем городом?

— Я не смотрел на часы, — отозвался Дан виновато. — Я ведь просто… чтобы поболтать. Наверно, это было часа через два после вашего ухода. То есть там вряд ли наберется больше… ну трехсот километров.

— О чем речь? — спросил Патрик нетерпеливо.

— Санта сказал Дану, что они миновали город, не обозначенный на карте, — пояснил Маран по-прежнему хмуро. — Новый город, из одних «термосов». Они намеревались вернуться туда утром.

— Понятно. Так ты думаешь, что флайер исчез там?

— Скорее всего. Если он исчез, конечно. У нас есть еще четыре минуты. Часа пока не прошло. Возможно, он просто стоит. Но людей в нем, в любом случае, нет.

— Или нет связи с ними, — пробормотал Патрик. — Что хуже.

— Типун тебе на язык, — буркнул Дан.

— Идите, мойтесь, брейтесь, одевайтесь, ешьте, коли есть охота, — распорядился Маран. — Я прослежу за сигналом.

Все заспешили. Есть не хотелось никому, и Патрик, который избавил себя от затрат времени на бритье, отпустив бороду, стал кидать в сумку контейнеры с едой. Вернувшись из ванной, Дан увидел, как Маран достает из сейфа бластеры.

— Ты что, думаешь наткнуться там на каких-нибудь чудовищ? — пробормотал он растерянно.

— Каких еще чудовищ! На стены, запоры, двери! — сказал Маран и добавил с досадой: — Ну живут! Нечем металл резать! В целом городе никакой техники для ремонтных работ, даже простых инструментов нет!

Он заметно нервничал, и Дан спросил:

— Что, флайер объявился?

Маран только посмотрел на него, но Дан понял: объявился. И это, скорее, было плохо, нежели хорошо. Потому что, как недавно заметил Патрик, блок, подающий сигнал, бессмертен. В отличие от пассажиров. Неужели все-таки катастрофа? Дан попытался вспомнить, когда он в последний раз слышал об аварии флайера, но не смог, они были сверхнадежны, это факт… И все же… Он украдкой посмотрел на расстроенное лицо Марана. Что за черт, надо же было, чтобы пропал именно Санта! Самый молодой из всех… Нет, дело, конечно, не в том, что он моложе остальных, тут другое. В отношении Марана к Санте было что-то отцовское. Неудивительно, ведь он подобрал парнишку буквально на улице, пусть не совсем ребенком, но в том возрасте, когда у человека еще только начинает складываться собственное видение мира, подобрал, обогрел, воспитал… да, именно так, пусть это длилось недолго, всего три или четыре года, но годы важные, период становления… Дан вспомнил Бакнию тех лет и худого, резвого мальчишку, каким Санта был тогда, когда он впервые его увидел, вспомнил, как Маран с этим мальчишкой разговаривал, всегда терпеливо, и строго, и тепло, по-всякому, но никогда не грубо и не резко… Наверно, сам при этом вспоминал своего Мастера…

За стеной появился Кнеуфи, прошел к двери… До Дана только теперь дошло, почему входная дверь прорезана в прозрачной стене… Он поспешил, благо стоял рядом, дать команду, когда в доме кто-то был, дверь открывалась на приказание изнутри.

Кнеуфи взволнованно заговорил, едва переступив порог.

— Маран, я выяснил чрезвычайно важную вещь. Возможно, город, о котором идет речь, один из трех, принадлежавших «белым»! — он сделал паузу, давая КЭПу, который держал в руке наготове, время перевести, но Дан, как, естественно, и Маран, уже все понял, за эти дни они успели свыкнуться с произношением глеллов.

— Кто такие «белые»? — спросил Маран и почти без паузы продолжил: — У них бледные лица, светлые волосы и зеленые глаза?

— Откуда ты знаешь? — спросил Кнеуфи ошеломленно.

Маран заколебался.

— Расскажи сначала ты, — предложил он, потом передумал. — Ты, как я понимаю, летишь с нами? — Кнеуфи кивнул. — Тогда поговорим по дороге.

Через пять минут девятиместный флайер глеллов, а вернее, флайер с салоном на девять мест, поскольку еще два было в пилотской кабине, куда сели оба спутника Кнеуфи, поднялся в воздух. Как и на Палевой старт был таким мягким, что Дан уловил его момент только благодаря чуть заметному инерционному толчку, однако через несколько мгновений глухая передняя переборка, отделявшая салон от пилотской кабины, превратилась, к полному его изумлению, в экран, и он мог удостовериться в том, что летит. Ничего интересного внизу не было, обычная полупустыня, сиреневая растительность вперемешку с пятнами песка, и Кнеуфи, севший на переднее сидение, повернулся боком и, облокотившись на спинку, устремил взгляд на устроившегося рядом с дверцей Марана. Он смотрел доверчиво, чуть ли не нежно, и Дан невольно вспомнил Лахицина, потом Горта, кариссу и прочих эдурских дворян, подумал, что единственные, чье расположение Марану не удалось завоевать, были палевиане, а потом понял, что не совсем прав, не случайно ведь Самый Старший вручил кристалл с координатами Эдуры именно Марану…

— Ты ведь знаешь, — начал глелл, потом запнулся и поправился, — вы знаете, что мы утеряли навыки общения с машинами, которые вы называете компьютерами. Это случилось не так давно, два поколения назад. Мы не сразу поняли последствия этой утраты, во всяком случае, в полной мере…

Он говорил с паузами, и переводчик повторял его слова на интере красивым баритоном с бархатным тембром, наверняка голосом какого-нибудь популярного диктора, привыкшего озвучивать чужие мысли, не всегда придавая им адекватную интонационную окраску, может, поэтому слушать было жутковато… или подобное чувство навевал сам рассказ? Собственно, в том, что он говорил, не было ничего алогичного и даже неожиданного, все вполне представимо и понятно, кто-то, наверно, уже давно все понял, Маран, во всяком случае… Дан покосился на того, но выводов сделать не сумел, Маран был непроницаем и слушал, не прерывая. И не удивляясь. Собственно, не удивлялся никто, сам Дан в том числе. Страдал — возможно, развитие событий до боли напоминало ему что-то. Он почти мог сам все рассказать. А рассказ выглядел так. Цивилизация Глеллы была безмерно стара. И история ее электроники насчитывала десятки веков, а может, сотни, сколько именно, не мог сказать никто. Теперь. Потому что компьютеризация еще во времена оно привела к вполне предсказуемым результатам: все накопленные знания перешли из иных носителей информации на машинные. Сначала науки, потом литература. Видеоискусства. Музыка. Голотеатр, сменивший обычный, живой. Так было удобнее, надежнее, проще. Потом ненужное стало отмирать. Нет, ничего экстраординарного, подобный процесс шел и на Земле. Зачем держать дома кучи пыльных книг, эти, как шутил или говорил всерьез Патрик, реликты докомпьютерной эры, когда можно иметь шкатулку с кристаллами, а вернее, и ее не надо, достаточно ведь набрать код и получить по информационной сети любой роман, какую угодно монографию, и это лежа на диване, не таскаясь по книжным магазинам или библиотекам. Первыми отмерли «живые» газеты, сменившись электронными аналогами — со всеми удобствами, хочешь, читай на экране, не нравится, выпечатай текст… впрочем, и это уже уходило в прошлое, зачем тратить время на чтение, есть ведь видеоновости, без лишних слов, а те немногие, которыми они сопровождаются, понятны всякому… За газетами последовали научные журналы и сборники. Книги пока держались, но их издавалось все меньше. Нет, никто не уничтожал библиотек, хотя и такие голоса время от времени прорезывались, ведь содержание книгохранилищ требовало денег. Но книга сама по себе недолговечна. А переизданий становилось меньше с каждым днем… То же самое произошло здесь, на Глелле, только очень-очень давно. Книги, газеты, журналы превратились в прах — постепенно, незаметно, в них не было нужды, и о них забыли. Все шло прекрасно. И вдруг… Хотя нет, это произошло далеко не вдруг. Как устроены электронные системы, никто не знал уже давно. В таких знаниях просто не было нужды, электроника воспроизводила и модернизировала себя сама, на автоматизированных тысячи лет назад производствах, и вмешиваться в этот процесс было бессмысленно. Тем более, что сети и банки функционировали, компьютеры выдавали информацию — тем, кто умел с ними работать. Однако и таких становилось все меньше. Из поколения в поколение. Почему? Никто не задавался подобными вопросами, даже тогда, когда число тех, кто способен был элементарно управляться с некогда казавшимися простыми, а теперь словно усложнявшимися на глазах машинами, стало уменьшаться катастрофически. А потом… Это случилось, когда планета для глеллов уже сжалась до размеров одного города. Последние два человека, знавшие, на какие кнопки нажимать, допустили, видимо, какую-то ошибку, начался пожар, и они погибли вместе с одним из компьютеров. Не успев подготовить себе преемников, как делалось уже два века. Из почти десяти тысяч жителей города, ни один не рискнул включить уцелевший прибор. И сразу рухнуло все. Глеллы утратили знания, литературу, почти все искусства, собственную историю. Это была катастрофа. Это был конец. Сделали отчаянную попытку сохранить то, что было в умах. Давно разучившиеся писать от руки люди лихорадочно чертили… на предназначенных для шитья одежды тканях, потому что бумага и секрет ее изготовления исчезли в незапамятные времена… чертили печатные буквы, пытаясь удержать хоть что-то от неумолимо ускользавшей цивилизованности. Кое-что сохранить удалось. Ничтожную часть. Саму письменность, счет. Обрывки, осколки знаний о мире. От наук остались лишь путаные воспоминания, литература стала устным собранием сказок, история превратилась в предания…