Новый Макиавелли - Джонатан Пауэлл

Алистеру также удалось призвать к некоему подобию дисциплины как традиционно буйных лейбористов-министров, так и журналистов; для этого потребовался изрядный волевой акт, который позднее был беззлобно спародирован в сериале «Гуща событий»[169]. Алистер научил лейбористов защищаться. Прежде партия отличалась чрезмерной пассивностью и замедленной реакцией на яростные выпады. Слишком часто лейбористы подставляли левую щеку. А ведь грязь имеет тенденцию прилипать, даже если поливают ею незаслуженно. При Алистере мы стали отвечать ударом на удар.

Мы учредили Опроверженческий отдел, сотрудники которого, подобно коршунам, бросались на каждую ложную историю о лейбористах и не оставляли на ней живого места. Пригодился печальный опыт Джона Керри, вовремя не среагировавшего на выпад против себя, который затеяла организация «ветераны катеров за правду»[170]. Промедление явилось одной из причин неудачи на президентских выборах 2004 года. Политикам кажется, что люди не поверят в клевету; так же казалось и Джону Керри, который, в отличие от Джорджа Буша, был истинным героем войны во Вьетнаме. В этом-то и заключалась новая хитроумная тактика политического советника Буша, Карла Роува, — направить вектор атаки не на слабости соперника, а на его заслуги. Именно такие атаки надо отражать сразу, с максимальной твердостью — иначе клевета налипнет и присохнет, сколь бы нелепой ни была. Почему политики и газетчики прибегают к подобной тактике? Потому, что она работает.

Заодно с Номером 10 мы унаследовали и выдохшуюся, бесполезную команду, призванную отвечать на удары прессы. Команда состояла из госчиновников; подвергаясь постоянным атакам, они словно окаменели в раз и навсегда усвоенной оборонительной позиции. Один из этих «защитников» постоянно предлагал заученный способ уничтожения той или иной лживой истории. При Джоне Мэйджоре в ходу была притянутая за уши «крикетная» метафора — дескать, дополнительные очки «защитников» не интересуют, им бы только воротца сохранить. Мы, как новое и популярное правительство, нуждались в упреждающей стратегии; нам надо было не просто реагировать на газетные статьи, но создавать их самим. Для этого требовался политический пресс-секретарь, который представлял бы интересы лейбористов так же хорошо, как и интересы правительства. У Джона Мэйджора были представители для прессы из госчиновников; когда бы журналисты ни задали вопрос о политике, они отвечали, что не уполномочены говорить о таких вещах, а спросить следует пресс-секретаря партии. А поскольку практически все вопросы, касающиеся деятельности Номера 10, могут рассматриваться одновременно в политическом и в правительственном аспектах, интервью неизменно заходило в тупик. На сем госчиновники и выезжали. Такого чиновника вдобавок очень легко втянуть в политику, как случилось с Бернардом Ингхамом, пресс-секретарем Маргарет Тэтчер. Поэтому-то мудрый премьер-министр выбирает на эту должность человека, разбирающегося в обеих сферах — и такого, который уйдет с Даунинг-стрит вместе со своим боссом.

Алистера Кэмпбелла незаслуженно обвиняли в политизации правительственной пресс-службы. На самом деле он способствовал росту профессионализма чиновников и модернизации этой сферы. Когда мы только начали работу на Даунинг-стрит, пресс-служба находилась в весьма плачевном положении; зато оставляли мы ее буквально расцветшей. Обратная сторона политических пресс-брифингов является сферой приложения усилий министерских советников и, конечно, самих министров. Именно советники по особым вопросам, всякие Дэмьены Макбрайды, Чарли Уиланы и Эды Боллсы, а вовсе не представители министерств, профессионально мочат репутации на страницах газет. Меня всегда удивляло, как этим убийцам удается убедить прессу замалчивать их деятельность, вне зависимости от количества обвинительных электронных и обычных посланий. А все просто: политические обозреватели от них зависят, ибо «кормятся» из их неоскудевающих рук и не имеют желания рисковать источником пикантных историй, раскрывая способы их получения.

Мудрый премьер всячески старается взять этот процесс под контроль. Ибо подобные действия пагубнее, чем что бы то ни было, сказываются на моральных качествах министров, вынужденных без конца прикидывать, кто именно под них копает, почему копает и как бы этому копателю достойно ответить. Единственный способ решить проблему — уничтожить разногласия между политиками, использующими своих советников для ведения подпольной войны.

В 2000 году Мо Моулем заподозрила вашего покорного слугу в такой деятельности и не преминула дать это понять. А все потому, что в прессе замелькали статьи о перспективах ее вступления в борьбу за пост мэра Лондона вместо Фрэнка Добсона. Мо даже советовалась с Тони — стоит или не стоит ей пытаться. Полагаю, она сочла газетные статьи попытками добавить ей политического веса. Однако вслед за «поддерживающими» статьями появилась статья неприятная — «Нью стейтсмен» написал, что, по мнению Номера 10, опухоль мозга уже начала свое пагубное воздействие на умственные способности Мо. Она ошибочно решила, что сплетню распустил я. И вот «Дейли мейл» назвала меня «отравителем с Даунинг-стрит», науськавшим прессу на Мо Моулем и на Фрэнка Добсона. Пошли перепечатки в других газетах. Я пригрозил судебным иском, одна газета согласилась извиниться и пожертвовать на благотворительность, но редакторы «Мейл», конечно, и бровью не повели. Я пытался убедить Мо в своей непричастности к сплетням; подчеркнул, что вообще не общаюсь с прессой. Мо требовала в знак примирения пропустить по стаканчику на террасе Палаты общин, на виду у политических обозревателей и членов Парламента. От мысли, что все станут на меня пялиться, мурашки бегали, однако делать было нечего — я согласился.

В правительстве не обходится без утечек информации. Некая газета применила самые некрасивые методы, чтобы навязать секретариату Кабинета некую молодую женщину в качестве временной сотрудницы. Другие утечки информации имели далеко идущие политические цели. Некий персонаж умудрился собрать изрядное количество засекреченных документов, касающихся расследования лорда Батлера и войны в Ираке, а затем по одному обнародовал эти документы во время выборов 2005 года, имея цель нанести максимально возможный вред лейбористской партии. Фактически в канун выборов Четвертый канал изложил содержание письма генерального прокурора Британии Питера Голдсмита, занимавшего пост советника правительства по правовым вопросам[171]. Репортаж застал нас в штаб-квартире на Виктория-стрит; чтобы решить, как реагировать, нам требовался полный текст письма. Дом Питера Голдсмита на улице королевы Анны был на тот момент взят в осаду журналистами — мы не могли отправить за письмом человека, которого знают в лицо, и отправили курьера. В прямом репортаже мы видели, как наша девушка проскользнула мимо телекамер и незаметно пробралась в дом. Вскоре злополучное письмо было доставлено.

За десять лет у власти мы инициировали немало расследований утечек информации; обычно такие расследования проводились бывшими сотрудниками секретных подразделений, но результативными бывали редко. В нескольких случаях, когда дело доходило до идентификации злоумышленника, последний оказывался министром. Мы прекращали расследование, чтобы не ставить себя в глупое положение. Утечки сильно осложняют отношения с иностранными государствами. Одно время в прессе с завидной регулярностью появлялись записи разговоров Тони и Джорджа Буша-младшего. Буш даже пошутил на видеоконференции —дескать, велите, мистер Блэр, своему личному секретарю стенографировать, чтобы, когда утечка произойдет, недоразумений не было. Союзники, убедившиеся в неспособности премьера хранить тайну, не склонны и делиться с ним конфиденциальной информацией. Тут важно не сделать идеей-фикс поиски лица, ответственного за утечки; важно и дальше доверять своей команде. Конечно, трудно руководить правительством, когда все вокруг только и делают, что сливают информацию, но куда деструктивнее отгораживаться ширмой подозрений и тем замораживать всю систему.

Мы постоянно предпринимали попытки «открыть» правительство, снять с него многолетнюю коросту секретности, однако не встретили понимания; большая часть наших шагов лишь осложнила нам жизнь.

Сразу после выборов 1997 года, посредством онлайновых брифингов из Номера 10, имевших место дважды в день, мы вывели на свет парламентское лобби, столько времени пребывавшее в квазимасонском подполье. Позднее мы стали приглашать на эти брифинги других журналистов, в том числе специальных и иностранных корреспондентов. Делали мы это отчасти чтобы заставить корреспондентов, входящих в состав лобби, отказаться от наиболее наивных вопросов плюс развеять отдельные мифы о самом лобби; в этом мы не преуспели. Мы даже приняли решение транслировать брифинги по телевидению, чтобы люди каждый день видели представителя правительства (как в Штатах и многих других странах). Гордон, конечно, поднял шум, а заодно с ним — и другие министры Кабинета, не желавшие делиться лаврами с не-членами Парламента. Основанием для протестов служило предположение, что телетрансляции приведут к еще большей «премьеризации», к тому, что представители Номера 10 станут говорить от лица всего правительства. В итоге мы отказались от этой идеи.