Ошибка сыщика Дюпена. Том 1 - Роман Белоусов

Через сорок дней, утром 23 февраля 1828 года, на гренобльской площади Антуан Берте поднялся на эшафот.

Лицо его, теперь уже свободное от повязки, было по-прежнему худым и бледным. Встав рядом с палачом, он на минуту преклонил колено, после чего шагнул к гильотине…

Так закончилось дело Антуана Берте, которое вошло в историю отнюдь не криминалистики, а литературы.

За несколько дней до процесса, о котором только что шла речь, в парижском «Кафе англе» сидел тучный коренастый господин и рассеянно перелистывал старые номера «Журналь де Деба». Рядом с ним на круглом столике лежал боливар с очень широкими полями и трость с сердоликовым набалдашником. Высоко повязанный галстук, сверкавшие золотым блеском пуговицы на бархатном камзоле с низким воротником и длинной баской, шелковый жилет с отворотами — все свидетельствовало о том, что это человек, следующий моде.

Здесь, в кафе, он завсегдатай. Правда, последнее время, более полугода, отсутствовал — путешествовал по Италии. Теперь вернулся, и его снова часто видят в большом зале с зеркалами и малиновыми коврами, расшитыми золотом.

Зовут его Анри Бейль. Впрочем, после того как он опубликовал первые заметки о Риме, Неаполе и Флоренции, он называет себя Стендалем и выдает за кавалерийского офицера.

Господин Стендаль не замечает никого вокруг — ни окутанных табачным дымом играющих в вист, ни таких же, как он, убивающих время денди, ни снующих между столиками официантов. Он погружен в чтение.

На одной из страниц помещено объявление о том, что некий господин Рио прочтет курс лекций по истории. Человек этот незнаком Стендалю. Зато Шато-бриан, о котором сообщается, что он будет присутствовать на открытии этих лекций, хорошо ему известен и он терпеть не может его писанину. Чем убивать время на его потусторонние выдумки, лучше изучать материалы судебной хроники. Вот где поистине неисчерпаемый источник вдохновения для художника, желающего проникнуть в нутро современного общества, постичь его законы. Только судебные процессы обнажают трагические события частной жизни с такими подробностями, которые невозможно подглядеть со стороны.

Вот почему Стендаль взял за правило просматривать разделы судебной хроники в газетах. Особенно богатый в этом смысле материал предоставляла недавно образованная «Газетт де Трибюно» («Судебная газета»). О ней, однако, речь впереди. Что же касается раздела судебной хроники в «Журналь де Деба», то здесь он занимал всего лишь одну колонку. Взгляд Стендаля задержался на заметке о некоем Годене, приговоренном к «позорному столбу и клеймению» за кражу шестнадцати франков. А вот известие в тридцать строк из родного его Гренобля. Речь идет о преступлении какого-то Антуана Берте.

Газетное сообщение привлекло внимание Стендаля прежде всего потому, что действие разворачивалось в известных ему местах. Более того, фамилия госпожи Мишу показалась знакомой. Не из тех ли она Мишу, что жили в Бранге, а один из них по прозвищу «Толстый Мишу» был его однокашником по гренобльской школе. Кажется, он умер год или два назад.

Догадка Стендаля подтвердится. Жертва Берте была замужем за кузеном Толстого Мишу.

Небольшое сообщение о преступлении в Бранге запомнилось, — как знать, может быть, со временем он использует его. «Когда вы изображаете мужчину, женщину, местность, — всегда думайте о ком-нибудь или о чем-нибудь реальном», — напишет он позже, в мае 1834 года. Таков, можно сказать, творческий метод Стендаля: художественное произведение должно покоиться на «сваях», или «опорах», заимствованных из реальной жизни, — для творческого воображения романиста они служат как бы точкой отсчета или основанием.

Поэтому, когда некоторое время спустя в руки Стендаля попал номер «Газетт де Трибюно» с описанием части процесса Антуана Берте, писатель решил поближе познакомиться с обстоятельствами дела.

Подробный отчет о процессе был помещен в четырех последних номерах газеты за 1827 год. О казни обвиняемого Стендаль узнает позже. Та же газета сообщит об этом в феврале следующего года.

Как все происходило в тот февральский день, ему нетрудно было представить. На гренобльской площади, где совершилась казнь, находился дом его деда Рамона Ганьона. Он живо вообразил толпу любопытных, балконы, заполненные дамами, и бледного юношу, всходящего на эшафот…

В тот год Стендаль вел светскую жизнь. Почти ежедневно встречался с писателем Проспером Мери-ме — они были неразлучными друзьями; часто виделся с художником Эженом Делакруа, с которым был знаком не первый год; бывал у «отца палеонтологии» Кювье в его квартире у Ботанического сада; посещал также знаменитый «чердак» Этьена Делеклюза, где, кстати говоря, Мериме впервые читал друзьям свою «Клару Гасуль» и где он позировал хозяину в наряде испанки. Портрет этот украсил первое издание сборника пьес «Клары Гасуль», как бы удостоверяя реальное существование этого выдуманного автора.

В начале 1829 года Делакруа познакомил Стендаля со своей кузиной, молодой баронессой Альбертой де Рюбампре, и он влюбился в нее с первого взгляда. В его дневнике появляется запись: «6 февраля — новые надежды». Но и оба его ближайших друга, Мериме и Делакруа, были неравнодушны к Альберте. Про Делакруа говорили, что он даже пользовался у нее более чем родственной благосклонностью.

Стендаль мучается ревностью и то и дело рисует на полях своих рукописей изображения пистолетов.

Наконец, Альберта уступила, и он с удовлетворением отмечает в дневнике: «Счастье». Однако Альберта не удержалась от соблазна похвастаться его пылкостью и неистовой страстностью перед Мериме. Уязвленное самолюбие побуждает того с еще большей настойчивостью ухаживать за баронессой. Вскоре он добивается своего, о чем сообщает Стендалю в присущей ему насмешливо-язвительной манере: «Госпожа де Рюбампре совершенно разочаровала меня, Бейль… Я обнаружил, что у нее чулки свисают гармошкой!..»

Чтобы избежать открытого разрыва с «госпожой Лазурь» (Альберта жила на рю Блё — Голубой улице) и унять смятение чувств, Стендаль в начале сентября покидает Париж. Он спешит уехать от столицы подальше, и ему вспоминаются слова Жан-Жака Руссо: «Если хочешь скоро приехать куда-нибудь, нужно мчаться почтовой каретой». Стендаль мчится на почтовых на юг. Маршрут его проходит через Либурн, Бордо, Тулузу, Каркасон, Барселону, Монпелье и Гренобль.

В родном городе, где он не был со смерти отца в 1819 году, Стендаль задержится на десять дней.

Странно, но первый, о ком он подумает, подъезжая к дому деда на площади, будет Антуан Берте, сложивший здесь голову двадцать месяцев назад. История недоучившегося семинариста теперь буквально не дает ему покоя. Он просит родных рассказать о подробностях драматических событий, случившихся в Бранге. Выспрашивает знакомых, которых у него здесь предостаточно. Узнает, что известный ему Габриель Дюбу-шаж был мэром Бранга в то время, когда совершилось преступление, и подумывает о встрече с ним.

Его интересуют детали. Он хочет знать, как все произошло тогда в церкви. Словом, увлекшись делом Берте, Стендаль собирал где только мог устные рассказы свидетелей, чтобы потом, сопоставив их с данными «Газетт де Трибюно», полнее представить всю картину преступления и его мотивов.

Он уже знал, что набрел на сюжет, достойный романа.

Покинув Гренобль, Стендаль держит путь в Марсель. Здесь он задержится почти на четыре недели.

Он бродит по городу, вдыхая теплый и влажный осенний воздух, прогуливается по бульвару, прислушивается к шуму волн в порту. Ему вспоминается молодость, те годы, когда он двадцатидвухлетним очертя голову бросился за своей подругой — актрисой Мелани Гильбер и приехал в Марсель, где она получила ангажемент. Ради того, чтобы не разлучаться с ней, он стал приказчиком бакалейной лавки, и они виделись каждый день. А потом появился этот русский помещик Басков, и Мелани уехала с ним в Петербург…

Незаметно для него самого воспоминания перенесли его в Милан. Щемящая тоска, как боль незажившей раны, пронзила сердце. С Метильдой Висконтини все было иначе. С мужем она разошлась и была тогда свободна. Он влюбился, словно юноша. Но знатная синьора осталась равнодушной к его страсти, предложив лишь дружбу. Бешеная ревность мучила его душу, и, казалось, на всю жизнь засела в ней неутоленная жажда любви к миланской красавице. Говоря его же словами, «образ возлюбленной всегда жил в его воображении, и все в природе напоминало его». Даже смерть ее в 1825 году не могла изгладить эту чудесную иллюзию.

С тех пор всем героиням, порожденным воображением Стендаля, будут свойственны черты Метильды.

Однако главное, чем заняты теперь его мысли, — это новый роман, о чем свидетельствует его собственная запись: «Марсель. Ночь с 25 на 26 октября. Идея «Жюльена». Впоследствии Стендаль будет неоднократно отмечать, что в Марселе он начал работу над романом, который позже получит название «Красное и черное».