Шифр Данте - Вазим Хан

Но зачем они могли послать его в Индию, это для меня загадка. Не самое безопасное место для нациста, который хочет залечь на дно. – Сигарета, догорев, ожгла Линдли пальцы, и он спешно затушил ее о стол. – Слушайте, давайте я вам помогу. У меня есть контакты тех, кто занимается в Англии расследованием военных преступлений. Они связаны с другими союзническими и израильскими организациями, которые выслеживают нацистов. Может, я смогу найти информацию о вашем человеке. Мне понадобится только фотография.

Персис не ожидала такого предложения.

– Сколько?

Теперь удивился Линдли:

– За это, инспектор, я ничего не возьму.

Выходя из университета, Персис вспомнила любимую поговорку отца: не суди книгу по обложке.

35

Дом по адресу с листка бумаги, обнаруженного Бхуми в кармане у Ингрэма, находился чуть более чем в двух милях от университета и меньше чем в миле к северу от Бомбейского Азиатского общества.

Персис проехала по Фрер-роуд мимо больницы Святого Георгия и мрачных развалин одноименного форта, обращенного к морю. Узкие вертикальные бойницы в каменной стене всегда напоминали ей ряды глаз, враждебно глядящих на всех, кто проходит мимо.

Ингрэм жил в скромной квартирке над шиноремонтной мастерской. Попасть туда можно было по наружной лестнице с задней стороны здания. Интересно, почему он выбрал такое непривлекательное место? Конечно, оно было не на виду, но высокий иностранец-блондин не мог не бросаться в глаза.

Ключ, который нашел Бхуми, подошел к замку на двери в самом верху железной лестницы. Персис достала из кармана перчатки, вошла в квартиру и осмотрелась.

Внутри места было даже меньше, чем казалось снаружи. Мужчине такого роста, как Ингрэм – если его действительно звали так, – наверняка было здесь тесно.

Первая комната оказалась полупустой: только диван, небольшой стол в части, отведенной под кухню, изображение Иисуса в светло-коричневых тонах на стене и сервант.

Ни телевизора, ни граммофона, ни радио.

Персис прошла в спальню.

Кровать была аккуратно заправлена умелой рукой. В шкафу обнаружились рубашки, брюки, три пары ботинок, однобортный костюм и льняной пиджак.

Персис принялась обыскивать одежду. В карманах ничего не было, но, проведя рукой по ткани пиджака, она вдруг почувствовала что-то твердое.

Она достала пиджак из шкафа, положила его на кровать и стала ощупывать с правой стороны прямо над нижним швом.

Там точно что-то было. Персис очертила пальцем края спрятанного предмета – прямоугольный, тонкий… может, открытка?

Она достала складной нож, распахнула пиджак и сделала вертикальный разрез в подкладке. Потом отложила нож, просунула руку в дыру, достала загадочный предмет и поднесла его к свету.

Это была фотография.

На ней перед небольшой лодкой стояли двое мужчин в повседневной одежде. За ними раскинулось озеро, а на противоположном берегу рос густой лес. Одним из мужчин был Ингрэм, он обаятельно улыбался в камеру, уперев руки в бока. На нем были светло-розовая спортивная рубашка с короткими рукавами и белые брюки для гольфа. Второй мужчина был на несколько дюймов ниже, но более крупный, с черными как смоль волосами и усами. Повернув голову в сторону, он, видимо, говорил что-то Ингрэму. Он тоже был в спортивной рубашке, но в шотландскую клетку, и в зеленых болотных сапогах. В руках он держал рыбу, подвешенную за губу на крючке. Что это была за рыба, Персис понятия не имела.

Казалось, эта сцена была неподвластна времени – двое друзей, мужской ритуал, древний, как сама цивилизация, самое невинное занятие на свете.

И все же один из этих мужчин на нее напал, и даже дважды. Вполне вероятно, что он был нацистом в бегах, бывшим членом смертоносных гитлеровских войск СС. Она провела пальцем по лицу Ингрэма.

Кто ты?

Что ты здесь делал?

Персис перевернула фотографию. На обратной стороне стояла дата: август 1948-го. Никакого намека на то, кем мог быть второй мужчина.

Она снова посмотрела на безмятежную сцену рыбалки. Зачем-то Ингрэм зашил эту фотографию в подкладку своего пиджака – судя по всему, он не хотел, чтобы кто-то ее обнаружил. Значит, в ней было что-то, что он предпочитал скрывать, особенно от властей.

Своего компаньона.

Кто бы он ни был, для Ингрэма он был важен, настолько важен, что он оставил фотографию, которую не отваживался хранить открыто.

Персис продолжила развивать эту мысль.

Может быть, это еще один член войск СС? Линдли упомянул сеть для побега, Die Spinne, которая тайно перевозила нацистов в безопасное место. Может, друг Ингрэма тоже воспользовался ее услугами?

Двое нацистов вместе скрываются от преследования.

А потом один из них появляется в Бомбее и оказывается как-то связан с Джоном Хили и похищением бесценного манускрипта.

Но чем нациста могло привлечь похищение «Божественной комедии» Данте? Конечно, это была редкая ценная книга, но стоила ли она такого риска? Его могли раскрыть, поймать, привлечь к суду и, возможно, даже казнить.

Персис стояла в спальне Ингрэма, и ей казалось, что ответы кружат по комнате, как стая птиц. Нужно только замереть, и тогда одна из них приземлится к ней на плечо и сама все расскажет.

Это не сработало.

Персис сунула фотографию в карман и вышла на улицу.

* * *

В Малабар-хаусе ее ожидало записанное Бирлой сообщение от Фрэнка Линдли. Бирла, прищурившись, посмотрел на листок, почесал голову и в конце концов разобрал, что именно там написал.

– Он хочет, чтобы ты позвонила какому-то итальянцу. Это бывший член администрации лагеря, в котором держали Джона Хили.

Линдли продиктовал Бирле номер.

Мужчина на другом конце телефонного провода – Сальваторе Пепе, служивший в Винчильяте, когда там находился Джон Хили, – говорил медленно, осторожно, взвешивая каждое слово.

К счастью, английский у него был вполне сносный.

– Чем конкретно вы там занимались? – спросила Персис.

– Руководителем в Винчильяте был злобный нацист, – ответил Пепе. – Моя работа состояла в том, чтобы выполнять любые его приказы.

Он как будто пытался оправдаться, хотя она ни в чем его не обвиняла.

– Вы вели учет всех заключенных, которые приезжали и уезжали?

– Sì. Приезжали, уезжали, умирали. Хотя такого было не очень много. Там были офицеры высоких званий, и мы хорошо с ними обращались. Даже нацисты держали себя в руках, хотя с этими мясниками такое бывало не часто.

– Мясниками? – холодно переспросила Персис. – Я думала, это были ваши союзники.

– Они не были моими союзниками. Это Муссолини забрался в постель к Гитлеру. Мадонна, это же как лечь в постель с трупом! До войны я служил счетоводом. Я пошел в армию, потому что у меня не было выбора. Я знал многих итальянцев