Время скорпионов - D.O.A.

Прежде чем Амель снова заговорила, прошло несколько секунд:

— Тогда зачем он рассказал нам о Хаммуде? И выбрал тебя? Наше присутствие в этом уравнении нельзя назвать случайным, не так ли?

Ружар не ответил. До него только что дошел смысл откровений «Мартины». Если Амель права, единственное заслуживающее внимания объяснение заключается в том, что Стейнер замешан в смерти Хаммуда. И если уж размышлять дальше, французские спецслужбы тоже. Журналист не решался предположить, что могло довести их до таких крайних мер. Он покачал головой и не ответил на следующий вопрос молодой женщины, удивленной его озабоченным молчанием. Все это было слишком непостижимо. Слишком пугающе.

Вернувшись, Сильвен обнаружил, что дома пусто. Однако на диване лежала открытая сумочка жены, а компьютер был включен. Видимо, она вышла ненадолго и недавно. Наверное, за покупками. Поколебавшись какое-то время, он направился к компьютеру.

На экране был открыт документ Word. Проект статьи о терроризме и параллельных финансовых системах. Он спустил вниз рабочее окно и открыл почту Амель.

[email protected]:02

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: возвращение

Здравствуй,

вот и я после недели отсутствия и молчания. Должен признаться, мне очень понравился наш поздний завтрак в прошлое воскресенье. Вот я и думаю: не можем ли мы повидаться в ближайшее время? Например, в эти выходные? Буду ли я еще раз иметь счастье воспользоваться отсутствием твоего мужа?

ЖЛС[150]

Сердце Сильвена заколотилось. Ему внезапно стало нехорошо. Он не испытывал гнева, нет еще. Но чувствовал себя так, будто его ранили. Амель не рассказывала ни о каком «позднем завтраке». Когда она успела так сблизиться с этим Сервье? И насколько тесно?

Он просмотрел несколько более ранних писем, но не обнаружил ничего компрометирующего даже в переписке жены с двумя ее ближайшими подругами. Речь шла только об их семье, о возникших между ними сложностях. Она не лгала, не преувеличивала ни одной проблемы. Увидев, что она упрекает себя, чувствует частичную вину в переживаемом ими кризисе, он даже успокоился. Больше там ничего не было, и он перешел к отправленным письмам.

Пятница, [email protected]:41

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: мои извинения

Привет, наконец какая-то весточка! Мне тоже понравилось, как мы с тобой провели время. И все же я бы предпочла подождать и увидеться на следующей неделе. В эти выходные Сильвен дома. Созвонимся в понедельник?

Амель Рувьер-Балимер

На площадке звякнул остановившийся лифт. Вернулась Амель. Сильвен оставил компьютер и скрылся в спальне.

27.10.2001

Дождь начался в середине ночи. Сильвен не спал, но лежал недвижно. Он слушал, как о металлические перила балкона стучат капли. Из-под теплого одеяла виднелись плечи жены. Слишком далеко. Он протянул руку и едва сумел коснуться их. Этого было недостаточно, и он придвинулся ближе. Его рука легла на бедро Амель, скользнула под футболку, единственную одежду, которую она носила ночью, и остановилась на талии. Несколько минут он подождал, успокоенный теплом под своими пальцами.

Его пальцы.

Ее.

Его.

Живот Сильвена судорожно сжался. Он сглотнул, чтобы прочистить горло, нежно прижался к ее телу, стараясь ощутить его тепло. Внезапно у Сильвена сложилось впечатление, что он больше ничего не чувствует. Его рука опустилась к началу бедер, поднялась, снова опустилась еще раз, до тех пор пока наэлектризованная кожа Амель не ответила на его прикосновения.

Отодвинувшись и снова еще плотнее прильнув к мужу, молодая женщина ласково подтолкнула его руку к своему клитору. Легкие движения тазом назад. Сильвен приподнял ногу, медленно ввел член и, поймав ритм, присоединился к ее покачиваниям.

Их губы нашли друг друга, и они, почти не шевелясь, слились в долгом поцелуе.

Тела возобновили мерное движение, раздались первые прерывистые вздохи. Амель легла на живот, футболка задралась ей на плечи. Увлекшись любовной игрой, он не раздел жену, а лишь набросил футболку ей на голову.

По-прежнему не выходя из нее, Сильвен приподнял ей таз и неожиданно шлепнул.

Удивленная, она вскрикнула и хотела открыть лицо.

— Не сегодня. — Ее голос слабо прозвучал из-под плотной ткани.

Муж не отпустил ее и одной рукой с силой сжал ей запястья за спиной. Резким толчком он еще глубже вошел в нее. Один раз, потом еще один. И еще один. Он задыхался.

Новый шлепок. Болезненный.

Амель взвыла.

Он продолжал входить в нее, все более и более жестко. При соприкосновении их тел раздавался звонкий шлепок.

— Прекрати! Ты делаешь мне больно! Прекрати!

Он по-прежнему держал ее запястья, она безрезультатно пыталась бороться.

— Тебе ведь так нравится, а?

Сильвен кончил. Прежде чем перевалиться на кровать, он, задыхаясь, всей тяжестью навалился ей на спину.

Амель плакала.

Камель Ксентини тоже не спал. Не раздеваясь, он лежал на походной кровати, накрытой спальным мешком, и разглядывал трещины и пятна сырости на потолке. Его душила ярость. Жилище внушало ему отвращение. Он и сам внушал себе отвращение. Ему не удавалось избавиться от воспоминаний о другой комнате, выходящей окнами с легкими белыми занавесками на море. Это было несколько лет назад. Ту комнату он делил со стройными и загорелыми телами, ему так нравилось ласкать их. Тогда у него было все. Уважение, деньги, роскошь. Любовь.

Камель провел рукой по своему паху.

Его мысли покинули жалкую комнатенку, чтобы вернуться к тем нежным и крепким телам, которые он так любил дни напролет трогать и ласкать языком.

Распустив ремень и расстегнув ширинку, Камель стал онанировать.

Он вспоминал объятия в солнечном полумраке, жаркие проникновения, чуть-чуть насильственные. Ему всегда нравилось сдерживаться, чтобы продлить миг, когда тела ослабляют захват.

Рука его мерно двигалась вверх-вниз. Устоять, переждать, сдержаться еще.

По соседней улице с грохотом проехал мотоцикл. Прекрасные видения исчезли, сменившись засиженным мухами грязным потолком. Не добившись удовлетворения, Камель несколько раз стукнул кулаком по кровати. Под его ударами заскрипели пружины. Он этого не заслуживает.

Его желание пропало.

Они заплатят, да, они заплатят. Все.

Драка со смертельным исходом на севере Парижа. — Под путями второй линии надземного метро обнаружен лежащий на земле молодой человек с обезображенным ударами лицом. Прибывшая на место трагедии помощь, вызванная анонимным свидетелем ранним утром, опоздала. К настоящему моменту вскрытие еще не прояснило ситуации прибывшим на место происшествия следователям криминальной бригады. По всей видимости, мужчина принадлежал к группе бомжей, о которых уже неоднократно поступали сигналы в полицию из-за нарушения общественного порядка. Все бездомные были препровождены в отделение по адресу: набережная Орфевр, 36, для дачи показаний…

Карим отложил газету.

— Сесийон или Мессауди?

— Сесийон.

— Когда?

— В ночь с четверга на пятницу. — Луи выдержал паузу. — Кстати, Хаммуд тоже…

— Тоже мертв? Я так и думал. Почему мне ничего не сказали?

— Чтобы избежать ошибок по невнимательности. Люди из двадцатого округа не в курсе.

— На сей раз трудно будет закрыть крышку. Вот черт! — Карим вскочил со стула и обоими кулаками грохнул по столу. — Но почему ты мне ничего не сказал!

— Успокойся, вовсе ни к чему…

Дверь в глубине комнаты открылась, и генерал Стабрат подошел прямо к Кариму:

— Пьер де Стабрат. Садитесь, капитан. — Приглашение было произнесено голосом примирительным, но твердым. — Как вы себя чувствуете?

— Не очень уверенно.

— Понимаю.

— Нет, не думаю, я…

Призывая его к молчанию, генерал поднял руку:

— Я понимаю. Но подсчет наших ошибок, а мы их допустили, особенно по отношению к вам, может подождать. Сейчас то, что представлялось нам лишь прощупыванием почвы, может оказаться делом первостепенной важности. — Он взглянул на Феннека, чтобы убедиться, что полностью завладел его вниманием. — Что вам на самом деле известно?

— Что вы имеете в виду?

— Что вы поняли?

Карим ответил не сразу:

— Хаммуд и Сесийон являлись частью тайной сети. Эта сеть, похоже, что-то готовит, поскольку мы неожиданно очень ею заинтересовались, и похоже, не мы одни.

Стабрат изобразил улыбку:

— Акция имеет отношение к химическому оружию, возможно французскому. Она должна быть очень масштабной, а следовательно, потенциально очень разрушительной.

— Великолепно! А что я вам говорил, Луи?