Жрица голубого огня - Кирилл Кащеев

– Да что вы за кузнецы – сердечник в ноже ни к какому кулю! – рявкнул Хакмар, и заточенное острие его меча полоснуло нападавшего по руке. Рукав толстой меховой парки распался надвое, будто был сшит из тончайшего Огненного шелка, и незадачливый боец шарахнулся в сторону, скуля и зажимая располосованную ладонь.

– Вы, духи воздуха, для которых облако стало платком, а черная туча безрукавкой, примите кровь эту! – немедленно провыл утробный голос.

Белый шаман, бьющийся в руках жуткого существа, которое он так легкомысленно принял за мальчишку, почувствовал, как его вздергивает в воздух. Твердые, как стальные прутья, и такие же раскаленные пальцы все теснее сжимались у него на горле.

– С тварями Нижнего мира дра-а-а-ться надо, а не детишек им живьем ска-а-армливать! – прогудел черный шаман. – Не то сам тварью станешь, хуже, чем из Нижнего мира лезут!

«Кто б говорил!» – мелькнуло в голове у задыхающегося Белого, он судорожно царапал сомкнувшиеся на горле руки Черного, но куда там! Как нашкодившего щенка волоча полузадушенного здоровяка за собой, Донгар широким шагом двинулся к могиле.

Хакмар врезался в сгрудившихся слободчан, и его стремительно вертящийся меч загудел зло, как разъяренная пчела, раздавая хлесткие удары направо и налево.

– Да это ж мальчишки! – заорал кто-то из слободчан, набегая на Хакмара сзади и норовя огреть его заступом по голове. – Бейте их!

– Ах, как благородно! – Хакмар стремительно присел, пропуская лопату над собой, и та с треском раскололась, обрушившись на голову другого слободчанина. Острая деревянная щепа разлетелась по сторонам, Хакмар крутанулся, подсечкой опрокидывая незадачливого противника и для большего ускорения наподдавая ему кованым сапогом под зад.

– О мать моя земля Калтащ-эква, Хозяйка жизни и смерти, великая Умай! – взвился мерный речитатив Донгара. – Я всего лишь шаман, также могущий умереть, помоги мне спасти ребенка, и я отдам тебе взрослого, делай с ним, что хочешь!

– Скрип-бум-хруп! – разнесшийся по кладбищу глухой гул заставил перепуганных слободчан позабыть о Хакмаре и завертеть головами.

Ледяные надгробия медленно раскачивались, выбираясь из промерзлой земли.

– Ба-бах! Ба-бах! Ба-бах! – с ревом рассекая воздух, глыбы льда пронеслись над головами рухнувших наземь людей. Полузасыпанная могила, на дне которой, ничего не ощущая, безмятежно спала маленькая девочка, зашевелилась. Из глубины земли послышался рокот, нарастающий, как шум близкого водопада. И вдруг могила словно взорвалась! Комья мерзлой земли взметнулись в воздух и затарабанили по головам, глуша здоровенных мужиков не хуже камней! Могила вспучилась… и вывернулась наизнанку – высоченный земляной столб выметнулся наружу. На его вершине к небесам вздымалась маленькая спящая девочка!

Столб рос, рос, рос… Замер на мгновение, казалось, упираясь в самые небеса – и стремительно начал опадать, втягиваясь обратно в могилу и унося Нэлэнчик за собой! Раздался отчаянный женский вскрик, прыжок – женщина, извернувшись, как атакующая кошка, сдернула проносящуюся мимо девочку и откатилась в сторону, крепко прижимая бесчувственную малышку к груди. В тот же миг земляной столб рухнул в глубь земли, в уводящий в бесконечность черный тоннель. Размахнувшись, Донгар швырнул туда изобретательного шамана кузнечной слободы.

– А-а-а! – долгий отчаянный крик донесся из разверзшегося в кладбищенской земле бескрайнего провала, на мгновение летящий вниз белый шаман словно завис на фоне всепоглощающей черной пустоты… И тут же пласты земли задвигались с грозным рокотом, длинные земляные языки поползли, медленно смыкаясь между собой и отрезая искаженное ужасом лицо белого шамана от глаз глядящих ему вслед людей. Мгновение – и с чавкающим звуком провал сомкнулся, взметнувшаяся вихрем земля стянулась на свое место. Посреди изломанного наста кладбища отвратительной черной дырой осталась зиять пустая детская могилка, да у кромки ее, тихо постанывая, но не смея подняться, валялись избитые и облепленные грязью слободчане.

Девочка в коротенькой белой парке и с золотыми подвесками в виде гусей и зайцев в медно-рыжих волосах отвела глаза от темных вод Великой реки, текущей поперек громадного ярко-алого чума. Раздраженным движением она смахнула в воду стоящие рядом с ней пустые плошки и принялась с грохотом полоскать их прямо в Великой реке, гремя мисками так, как обычно гремят посудой только сильно обозленные девчонки. За спиной у нее послышался шум и грохот, отверстие громадного чувала само собой распахнулось, открывая бесконечный темный тоннель, и оттуда со свистом вылетел здоровенный мужик в птичьем плаще белого шамана. Сидящая на корточках у Великой реки меднокосая девчонка неторопливо отставила прочь чистую миску и, деловито обтирая мокрые руки о подол, подошла к скорчившемуся на полу здоровяку…

– Так это ты тот белый шаман, что детишек живьем в меня закапывает? – свистящим шепотом спросила она.

Белый поднял голову – и, увидев пронзительные старческие глаза на юном девичьем личике, завыл от ужаса и безнадежности.

Свиток 29

В котором черной женщине опять удается уйти

Женщина, оскальзываясь и спотыкаясь, бежала к воротам, унося лежащую у нее на руках маленькую Нэлэнчик прочь, прочь!

Задыхаясь от навалившейся вдруг нечеловеческой усталости, Донгар почувствовал, как колени у него подламываются, и сам рухнул в истоптанный торбозами наст.

– Девочка… где?.. – тяжело опираясь на меч, прохрипел возвышающийся над ним Хакмар.

Донгар только по-оленьи мотнул головой в сторону убегающей:

– Вон… уносит ее… Ингама…

Скорчившаяся у могилы полузасыпанная фигура шевельнулась, посыпались комья земли, и выглянуло до черноты перемазанное женское лицо.

– Тута я… – послышался рядом непривычно тихий и кроткий голос, совсем не похожий на обычные скандальные вопли Ингамы. – Нельку-то уже забрать можно или как, а, почтенные и уважаемые черные мальчики из Нижнего мира?

– На себя-то поглядите, тетенька, – кто тут чернее! – невольно огрызнулся Хакмар… и тут же замер с открытым ртом, глядя вслед торопливо поспешающей прочь женщине. – Если Ингама тут, то кто тогда… – не договорив, он сорвался с места и с обнаженным мечом в руке ринулся в погоню. – Эй ты, а ну, стой! Стой, кому сказано!

Женщина оглянулась на мгновение и тут же припустила еще быстрее, но Хакмару и этого было достаточно.

– Да это ж та толстая ведьма, что с твоей албасы прилетала! – завопил он, завидев широкую физиономию да выбившуюся из-под капюшона парки синюю прядь.

Донгар молча пронесся мимо – земля перед улепетывающей теткой вздулась горбом, отрезая ей выход с кладбища. Ни на миг не сбавляя бега, та окуталась голубоватой дымкой – и со свистом взвилась в небо, унося с собой спящую девочку. Донгар заорал…

Поток резко пахнущей воды, темной, как сажа, и густой, хлынул на улетающую жрицу прямо из Ночного воздуха! Черная вода бешено зашипела, столкнувшись с Огненным ореолом вокруг толстухи – и полыхнула алым! Вопя, жрица шлепнулась на землю, как ворона с опалеными перьями! Воздух рядом с ней глухо чпокнул – из пустоты высунулась тонкая девичья рука с крючковатыми, отблескивающими сталью когтями. И вцепилась толстухе в волосы прямо сквозь капюшон парки!

– Бросай девочку! Бросай, Синяптучка, кому говорю! – раздался яростный вопль, и из воздуха вывалилась Аякчан. Длиннющими черными когтями она ухватила растрепанные грязно-синие патлы толстухи и принялась бешено их трясти. Да она сейчас все имеющиеся души из этой синей поганки вытрясет! Мало она в школе девчонок мучила, теперь за совсем маленьких принялась! Рыча, как разъяренный медведь, Аякчан остановилась… Что-то было не так, что-то… Синяптук не орала, не визжала и не пыталась сопротивляться – это Синяптук-то! Толстая наставница болталась в ее хватке, как тряпичная кукла, и физиономия у нее была безучастной и равнодушной: выпученные и неподвижные, как пуговицы, глаза, застывшая полуулыбка на слишком красных, будто вымазанных кровью губах, и волосы… Аякчан стало мерзко – волосы, в которые она вцепилась, были сухими и крошились под пальцами, как тысячедневная пыль. А еще от Синяптук веяло жаром, как от разогретого чувала!

Аякчан невольно попятилась, отстраняя странно изменившуюся мальвину на расстояние вытянутой руки… Сверху обрушился истошный визг, и что-то черное и растопыренное, похожее на громадную летучую мышь, рухнуло между ней и Синяптук. Аякчан показалось, что ей заехали в грудь осадным бревном! Ее швырнуло в сторону, она перекувырнулась через голову и, как сброшенная с высоты лягушка, ляпнулась у самых ног Хакмара.

– Что, нравлюсь такая? – сдавленно прохрипела она, с трудом поднимая голову и ловя на себе совершенно безумный взгляд мальчишки. Она отлично знала, что он сейчас видит, будто по-прежнему глядела на свое изменившееся отражение в зеркале темных вод: зубы-шилья, между которыми пляшет длинный, хоть вокруг собственных коленок обматывай, раздвоенный язык, и глаза – полные сапфирового блеска треугольные глаза на заострившемся лице! Ну и когти, конечно!