Час ворона - Михаил Зайцев

Мы на площадке одни. Я и живой шкаф. Встречающий безоружен. Поразительное неуважение к моей воинственной личности!.. Ба! Да я и забыл совсем! В тусовке-то никто не знает, что я обучен драться. Для приятелей-тусовщиков я такой же, как и все, – хилый, субтильный малый, пижон-красавчик с длинными белыми волосами, фантастическими амбициями и подрастающим брюшком.

– Пошел! Наверх! – Бандит-шифоньер указал путь толстым пальцем. Мне предложено подняться этажом выше.

Площадка третьего этажа. Лестничный пролет. Плоский промежуток. Лестничный пролет на четвертый этаж загораживает решетчатая дверь. Сквозь прутья решетки видны ступеньки на площадку последнего этажа с двумя дверями квартир напротив друг дружки и с лесенкой на чердак. Вот, оказывается, где спряталась порностудия. Удобно. Вход на этаж блокирован. Обе квартиры, конечно, приватизированы и в полном распоряжении порнодельцов. Стенки в старом доме толстые, полы добротные, соседи этажом ниже знать не знают, что творится под крышей родного дома. Соседи, наверное, довольны. С появлением загадочных жильцов на четвертом этаже, поди ж ты, и домофон перестал ломаться, и бомжи перевелись, и хулиганы подъезд стороной обходят.

Дверь-решетка на последний этаж оказалась открытой. Под охраной и контролем бандита-здоровяка я поднялся по ступенькам, взглядом спросил у конвоира, в какую дверь стучаться, в правую или в левую. Бандит ответить не успел. Правая сейфовая дверь распахнулась.

– Проходите, Стас, – предложил Николай Каренович Касторский по кличке Буба.

Прохожу, оказываюсь в просторном холле рядом с вешалкой и Николаем Кареновичем. За спиной закрывается тяжелая сейфовая дверь. Шкафообразный бандит остался на лестничной площадке.

– Привет, – пожимаю волосатую руку Бубы.

Николай Каренович выглядит неважно. Три последние волосины прилипли к потной лысине, под глазами темные мешки, ярко-красная рубаха расстегнута, обнажая поросшую шерстью грудь. Я привык видеть Бубу щеголеватым, молодящимся старичком с серьгой в ухе. Серьга на месте, остальное поблекло и увяло.

– Устал, – говорит Буба, будто читает мои мысли. – Заказчик торопит. Выдаю по часу в день готового материала. В две смены трудимся. Самое сложное – заказчик требует обязательное присутствие сюжетной линии. Когда есть сюжетная коллизия, фильм считается эротическим. Нет сюжета, то же самое считается порнографией.

– Слышал о ваших сложностях, – вежливо поддержал я непринужденную беседу.

– От кого? – насторожился Касторский.

– Не помню. Кто-то в тусовке трепался... – Я отмахнулся небрежно. – Значит, здесь снимаете?

– Вон там, в большой комнате и снимаем. С двенадцати ночи до двенадцати дня. Шесть часов сна вон там, в маленькой комнате. Монтируем отснятый материала в соседней квартире, там есть аппаратура. Сдаем мастер-кассету заказчику и снова снимаем новый фильм.

– На фига такая гонка?

– Заказчик говорит – в конце августа случится что-то с долларом, надо спешить, пока доллар стабилен.

– Вам-то лично хорошо платят?

– Не жалуюсь.

– Можно посмотреть на съемочную площадку?

– Да ради бога! Там сейчас Гена свет устанавливает для следующей сцены. Короткий перерыв в съемочном процессе. Актеры отдыхают.

Я пересек пустой холл, заглянул в приоткрытую дверь «большой» комнаты.

И правда, большая комната. Двадцать пять квадратных метров, как минимум. Шапочно знакомый кинооператор, Геннадий Иванович, ровесник Бубы, пережиток советского кино, возится с видеокамерой на треноге. Ярко горят прожектора. Тихо мурлычет магнитофон. Снимают, конечно же, сразу набело, никаких перезаписей, о чем говорит обитая войлоком дверь. Дверь закрывают, создавая звукоизоляцию, врубают музыку, и понеслась!

Меня заметил Геннадий Иванович, приветствуя, махнул рукой. Я ответил кивком головы и улыбкой. Геннадий Иванович провел ребром ладони по шее, мол, времени в обрез, разговаривать некогда, и припал глазом к окуляру видеокамеры.

Объектив видеокамеры направлен на выдающихся масштабов диван-сексодром. Я ожидал увидеть на диване актеров-детей, но вместо «юных участников» поперек сексодрома разлеглась жирная тетка лет сорока пяти. Вся одежда тетки – черный кожаный пояс с блестящими заклепками. Рядом с диваном сидит мраморной масти дог размером с теленка. У окна курит голый мужик, одаренный природой длиннющим фаллосом, похожим на хобот новорожденного слоненка. Ни голая тетка, ни мужик с членом-хоботом внимания на меня не обращают. И только дог навострил уши, втянул носом воздух и уставился плотоядным взглядом на мою седую голову.

Увидев достаточно, я прикрыл дверь, повернулся к Бубе, неловко топтавшемуся посреди холла-прихожей.

– Николай Каренович, а я думал, вы детишек снимаете.

– Спрос на киндерпорно упал. Сейчас лучше всего раскупается мазо.

– Мазохизм?

– Он. Садомазохизм и зоомазо.

– Зоомазо? А это что за зверь?

– Мазохизм с животными. Видели дога? По сюжету ленты, находящейся сегодня в работе, муж уезжает в командировку, и жена развлекается с собакой. Муж возвращается, ревнует к жене пса, но все заканчивается прекрасно. Муж, жена и собака кувыркаются втроем, царапаются, кусаются...

– Неужели актеры не боятся кусать собаку? – пошутил я, но Буба не понял юмора.

– В роли главной героини бывшая дрессировщица, актриса, уволенная из цирка за злоупотребление алкоголем. Собака ее. Умнейший пес, все понимает, работает строго по сценарию.

– Сильный сценарий. Кто придумал?

– Я... – не без гордости признался режиссер Касторский.

– А вот вам, Николай Каренович, еще сюжетец из жизни людей и животных: бык-производитель влюбляется в одну конкретную телку... Нет! Не так! Бык-производитель влюбляется в доярку. А она в него. Муж-зоотехник ревнует жену-доярку, пытается убить быка, а бык кроет зоотехника и трахает его до смерти. Фильм можно назвать «Мать Минотавра».

– Вы все шутите, Стас... – натянуто улыбнулся Николай Каренович. – Зачем вы пришли? Предложить сценарий?

Я подумал и решил, что действительно пора кончать с шутками. Ритуал обязательного светского общения ни о чем соблюден. Я узнал, что, кроме Бубы, оператора Гены, мраморного дрессированного дога, его спившейся хозяйки и мужика с гигантским членом, конкретно в этой квартире больше никого нет. Пора переходить к делу.

– Николай Каренович, я, собственно, явился сюда не ради продажи сценариев, о чем вы, конечно же, догадываетесь. Мне срочно необходимо встретиться с Егором.

– С каким Егором?

– Не придуривайтесь, Касторский. Режиссер вы профессиональный, заслуженный, а актер так себе. Вам прекрасно известно, о каком Егоре идет речь.

– Вы заблуждаетесь, Стас, я не...

– Ну, все! Хватит! Егор и мне, еще до вас, предлагал снимать порнуху. Вы этого не можете не знать. Егора, я думаю, вы и называете «заказчиком». Он у вас забирает мастер-кассеты на тиражирование? Ну, колитесь, Касторский?

– Не понимаю, что за допрос? По какому праву! – искренне, от всей души возмутился Николай Каренович.

– По праву сильного, – усмехнулся я. И, наверное, в глазах моих промелькнула какая-то особая искорка, ибо Касторский сразу же заметно побледнел и попятился к железной сейфовой двери на лестницу.

– Кто вам позволил разговаривать со мной подобным тоном?! Я много старше вас, мальчишка! – взвизгнул Буба, покосившись на дверь у себя за спиной.

– Тсс-с! Тихо, Буба! – Скользящим, бесшумным шагом я подошел к негодующему режиссеру-порнографу и ухватил «лапой петуха» выпирающий бугром кадык на его небритой куриной шее. – Орать не нужно. Мы же интеллигентные люди. Ты надеешься, что бандит за дверью услышит и придет на помощь? Наивный. Бандюга и вообразить не может, как я сейчас стану с тобой разговаривать. Ты тоже вряд ли можешь это вообразить. Хотя, если постараешься, сможешь. Представь, что тебя сейчас держит за горло не знакомый по тусовке мелкий халтурщик Стас Лунев, а папа одной из тех девочек, которых ты снимал, пока был спрос на кино «с юными участниками», представил?

Буба кивнул. Схватился обеими ручонками за мое предплечье, попытался вздохнуть. Я немножечко ослабил хватку. Касторский сипло втянул воздух и предпринял отчаянную попытку завыть по-волчьи, но я был начеку. «Лапа петуха» сдавила кадык, перекрыла Бубе кислород вперемешку с инертными газами. Вой застрял у него в глотке, так и не вырвавшись наружу. Морщинистое лицо быстро краснело, глаза чуть не выпрыгивали из глазниц.

– Буба, я тебя сейчас или задушу, или отпущу и поговорим шепотом. Выбирай.

Посиневшие губы Бубы прошептали нечто, чего я не разобрал. Не умею читать по губам. Однако вряд ли Николай Каренович попросил, чтобы я его придушил.

Я разжал пальцы. «Петушиная лапа» отпустила адамово яблоко пожилого деятеля киноискусства. Своеобразный акт зоомазохизма в моем исполнении завершился.

– Колись, животное: как и где мне найти Егора?