Военные катастрофы на море - Николай Непомнящий

Моряки С-13 были рады боевому успеху. Командир лодки получил орден Красного Знамени, остальные члены экипажа — ордена Отечественной войны, Красной Звезды и медали.

* * *

Поражения Германии в войне, безусловно, отразились на загруженности морских коммуникаций, в том числе и на Балтийском море. Коммуникации более плотно стали контролироваться советскими подводными лодками. Иначе и не могло быть.

Благодаря победам Советской Армии Финляндия была выведена из числа союзников Германии, и 19 сентября 1944 года с ее правительством состоялось подписание соглашения о перемирии. Оно позволило нашему командованию перебазировать часть подводных лодок в военно-морские базы Финляндии.

Там же базировалась и С-13. Финская база материально привязала к себе корабли. Экипажи установили культурные связи с иностранным городом. Хотя и редко, но все же организовывались увольнения «на берег» «для размагничивания», как говорил Маринеско.

В городе Турку у Маринеско состоялось знакомство с хозяйкой гостиницы. У нее он и капитан 3 ранга П. Лобанов встречали новогоднюю ночь 1945 года. Это была прекрасная и незабываемая новогодняя ночь. Душевный праздник подкрасила симпатичная и обворожительная хозяйка. Богатый стол, разнообразные блюда за ужином, вина — по вкусу, романсы и танцы. И еще — замечательная молодость в тридцать лет.

Они понимали, что празднуют новогоднюю ночь в жестокое время. Хозяйка гостиницы привлекала Александра добрым отношением. На его взгляд, она казалась умной и распорядительной. В гостинице были чистота и уют, а эти обстоятельства вполне устраивали ее жителей и гостей. В ресторане звучала приятная музыка.

Хозяйка была патриотичной шведкой и в то же время симпатизировала русским морякам и одобряла их успехи на море.

Возвратился Маринеско на лодку с опозданием, несмотря на вызов.

Еще в 1942 году на Балтийский флот приезжал начальник главного политуправления флота генерал-полковник И.В. Рогов, которого за крутой характер называли «Иваном Грозным.

Еще тогда он сказал офицерам-командирам: «Не шпыняйте офицеров, создайте им лучше все условия для отдыха. А вернувшемуся из похода командиру дайте возможность встряхнуться, пусть погуляет в удовольствие, он это заслужил. Снимите лишнюю опеку с людей, которые смотрят в глаза смерти».

Эти весьма и весьма ценные слова начальники должны были помнить. И, наверное, помнили. Но лишнюю опеку с Александра Маринеско они не сняли. С ним беседовали, его распекали, ругали за «связи» с иностранцами и стремились подавить его волю. Особенно в этом преуспевали отдельные воспитатели-политработники. А ведь он потопил уже два транспорта противника и готовился к новым походам.

К январскому походу 1945 года из «эсок» оставалась в строю лишь С-13, и сделать замену Маринеско было некем. И поэтому его решили потихоньку «сплавить» в боевой поход. По его личной просьбе предоставили ему искупить «вину» кровью. В ту пору командир дивизионных подводных лодок Александр Евстафьевич Орел, напутствуя, сказал:

— Иди, Саша, и без победы не возвращайся. Иначе — не простят.

* * *

В январе 1945 года начался знаменитый поход подводной лодки С-13. Маринеско шел в поход не для того, чтобы «вымаливать» прощение, а чтобы воевать с противником.

Вечером 13 января лодка вошла в заданный район вблизи Данцигской бухты. Площадь участка была огромной и занимала 150 миль по ширине и 40 — по длине. Поэтому естественно, что большая площадь затрудняла задачу поиска объектов — целей для атак.

В связи с этим Маринеско решил маневрировать ближе к банке Штольпе-Банк, откуда легче было бы контролировать все пути движения фашистских кораблей.

При всплытиях на поверхность лодку окутывала штормовая погода. Огромные и мрачные ночные волны накатывались на корпус. Черные в темени ночи, они нависали над лодкой и падали на нее, намереваясь прихлопнуть и утопить ее. Но лодка выскальзывала из водного охвата и оказывалась либо между волнами, либо на гребне волны. Но каждая из них все равно успевала захлестнуть лица подводников, находящихся на мостике, обжечь их январским леденящим холодом, закатиться за шиворот, в глаза, уши.

Но море было пустынным. Поэтому и в этот раз приступили к зарядке аккумуляторов. Было 13 января, Александру Ивановичу стукнуло 32 года. Возраст небольшой, но к этой годовщине он уже успел совершить три боевых похода на «Малютке» и теперь — второй поход на С-13. Числились два потопленных транспорта, высадка разведывательно-диверсионной группы и охрана острова Эзель.

Но пришли и несчастья, волновавшие его душу. Осколком бомбы был смертельно ранен его отец, и скончался он перед выходом лодки в боевой поход. И семья начала разваливаться. Нашлись «благожелатели», которые жене Нине Ильиничне про мужа наплели сплетни, а муж и сам поверил сплетням про ее поведение в эвакуации.

Однако же боевая обстановка в море требовала забыть о личных несчастьях и напряженно думать только о способах решения боевой задачи.

Шторм не утихал, например 17 января он достиг 9 баллов, поэтому утром поспешили лечь на грунт на глубине пятидесяти метров.

При всплытии следующей ночью огромная волна чуть было не смыла за борт мичмана Торопова, но спас от гибели удержавший мичмана на палубе старший краснофлотец Юров. В эту же ночь из радиосообщения узнали, что наши войска 7 января освободили Варшаву.

В последующие дни транспортов или кораблей противника не видели. Лишь только 21 января утром Иван Шнапцев доложил командиру о том, что слышит отдаленные взрывы глубинных бомб.

«Что же это может значить?» — думал Маринеско.

Такая же картина бомбежек повторилась и 22 и 23 января.

Шторм продолжался. При всплытиях в ночное время лодку сильно качало и клало под 45 градусов на борт. Обслуживать механизмы было трудно. Антенна, леерные стойки с ограждением и палуба покрывались сплошным льдом. Ходить по палубе было скользко и опасно.

Из оперативной сводки подводники узнали о выходе наших войск на побережье Данцигской бухты.

Но поиски целей противника как днем, на перископной глубине, так и ночью, в надводном положении, не давали никаких сведений о судах. Целую неделю на порученном участке моря стояла тишина. На позиции была только С-13. Подводники вели напряженное наблюдение за морем. Однообразие давило. Лишь 29 января ночью вахтенный офицер заметил вдали затемненные огни неизвестного судна. Видимость ночью и при шторме была очень плохая, наблюдать было трудно, тем не менее старпом заметил, что судно не одно, потому что вблизи от него суетились еще какие-то стремительные тени.

Маринеско предполагал атаковать, но лодку заметили корабли, которые сами бросились атаковать. Лодка ушла на срочное погружение, однако ее пробомбили, и она получила гидравлические удары, но командиру удалось увести лодку от кораблей противника.

Теперь Маринеско стало понятно, почему корабли противника профилактически бомбили море. Стало очевидно, что противник готовит здесь важнейшие морские переходы.

Эта догадка была подтверждена принятой шифровкой, в которой командирам подводных лодок в море разъяснялось, что в связи с начавшимся наступлением наших войск ожидается бегство фашистов из Кёнигсберга и Данцига. Командирам предписывалось атаковать прежде всего крупные боевые корабли и транспорты противника. На лодке и без того была высокая боевая готовность. Но теперь результаты собственных наблюдений и предупреждение штаба давали понять, что атаки могут случиться неожиданно и срочно.

Командиром БЧ-5 лодки был назначен еще молодой инженер-механик Яков Спиридонович Коваленко, который всего лишь в 1943 году на положении курсанта стажировался на С-33 Черноморского флота.

Предварительная стажировка на однотипной лодке подготовила Коваленко к службе на С-13. Для Коваленко этот поход в должности командира боевой части был первым, и поэтому он всеми силами старался сделать все возможное, чтобы обеспечить исправность механизмов и живучесть лодки. Он знал свою ответственность и волновался, но работу вел по плану, без перебоев.

Дело в том, что краснофлотцы и старшины работали и жили только в своих отсеках, по боевому расписанию, как говорится, «гулять» по отсекам было не положено, да и нельзя. Поскольку информация, которой располагал замполит, была дорога каждому человеку в каждом отсеке лодки, замполит Борис Сергеевич Крылов постоянно перемещался по отсекам.

Боевые события назревали, поэтому Маринеско решил их ускорить и для этой цели 31 января войти в бухту Данцига.

В каюту командира постучался старшина команды радистов Михаил Колодников и доложил: «Товарищ командир, получена радиограмма». В каюту был вызван шифровальщик Федор Егоров, который доложил текст радиограммы: «Командирам подводных лодок в море. Быстрое передвижение частей Красной Армии, имеющее одним из операционных направлений — Данциг, заставит противника в ближайшие дни начать эвакуацию района Кенигсберга. В связи с этим надо ждать резкого усиления движения противника в районе Данцигской бухты».