История Армении - Киракос Гандзакеци

в царстве перешла в руки дочери его, Забел[773], ишханац-ишхан Константин, договорившись с католи/287/косом Иованнесом и другими князьями[774], посадил на престол своего сына Хетума в несовершеннолетнем возрасте, женив его на дочери Левона вместо сына принца[775], которого захватили и бросили в тюрьму[776].

Желая заручиться поддержкой сына Хетума — своего шурина[777] и тезки (его тоже звали Константином), он вернул ему Ламброн, бывший раньше их собственностью, и сделал его венценалагателем своего сына. А тот спустя несколько дней, по обычаю отцов своих, восстал против своего племянника — царя Хетума. И хотя отец царя Константин и сам царь очень старались, но склонить его к покорности не сумели, ибо он протянул руку ромейскому султану[778] и продолжал оставаться независимым. Когда султан ромейский убежал от татар, царь подчинил своей власти все села и поместья Ламбронские, [Константину] осталась лишь мятежная крепость. Тогда Константин отправил к царю посланцев с просьбой о мире, [предлагал] сыновей своих дать ему в услужение, сам же хотел остаться в крепости. Но царь не согласился. [Константин Ламбронский] дважды или трижды посылал послов, но ни царь, ни отец его не согласились.

После этого Константин поехал в Конию, взял войско у ромейского султана, бывшего в ту пору во враждебных отношениях с царем (ибо последний выдал мать ромей/288/екого султана татарам), внезапно пришел и вторгся в страну, в то время когда царские войска были распущены; разорил и предал огню многие поселки и поместья, погубил и угнал в плен [жителей], множество христиан было перебито и ограблено. И так много бедствий постигло страну из-за мести.

А царь, видя эти бедствия, собрал свое войско и отважно бросился на полчища и всех предал мечу. Лишь мятежный князь и еще кое-кто с ним сумели убежать. И семь раз побежденный [царем], он пробрался в свою крепость и с тех пор не осмеливался ступить ни вправо, ни влево.

ГЛАВА 38

О воцарении Давида

Хитрое и коварное племя стрелков не раз посылало к грузинской царице Русудан [с предложением] явиться к ним или же отправить к ним сына своего, отрока Давида[779], с войском, но она не стала делать этого, а выставила лишь небольшое войско и, поручив его сыну Иванэ Авагу, служившему в войске татарском, послала к ним со словами: «Пока не вернулся посланец мой, отправленный к хакану, царю вашему, я не могу явиться к вам».

[Татары] меж тем разбили ее зятя — султана ромейского[780], захватили многие из его городов, послали к нему ишхана Ваграма убедить его подчиниться им. И он, вернувшись, привез с собой сы/289/на грузинского царя Георгия Лаша[781], брата царицы Русудан, которая выслала его вместе со своей дочерью к ромейскому султану с тайным умыслом, что тот (султан) погубит его, дабы [царевич] не чинил козней царствованию ее; и он находился в заключении у султана[782].

Ваграм привез его и объявил татарскому войску: «Это сын нашего государя, несправедливо лишенный власти». А те наперекор [его] тетке [Русудан] посадили его на престол, приказав помазать на царство по обряду христианскому и чтобы восседал он в Тифлисе, а всем [подвластным] его отцу князьям [приказано было] изъявить ему покорность. Великие ишханы, покорные татарам, — полководец Аваг и сын Закария Шахиншах, Ваграм и сын его Ахбуга — взяли его и поехали в Мцхету, призвали туда католикоса грузинского и помазали его на царство. И было имя его Давид[783].

А тетка его, Русудан, узнав об этом, убежала вместе с сыном своим, также Давидом, в Абхазию и Сванетию и послала послов к другому татарскому военачальнику, которого звали Бату, родственнику хана, командовавшему войсками, находившимися на Руси, в Осетии и Дербенте, предлагая признать свою зависимость от него, /290/ поскольку тот был вторым после хана лицом. И [Бату] велел ей восседать в Тифлисе, и [татары] не стали противодействовать этому, так как в эти дни умер хан.

ГЛАВА 39

О том, как призвали к Великому двору агванского католикоса владыку Нерсеса

Покуда войско татарское отдыхало на зимовье в долинах Армении и Агванка, сириец Рабан, которого мы выше упоминали, услыхал об агванском католикосе и сообщил жене Чармагуна Элтина-хатун, которая правила страной после того, как он онемел, следующее: «Глава христиан этих краев скрывается где-то и не приезжает на свидание с нами». И отправили к нему [людей], дескать: «Что это такое? Лишь ты один не явился к нам. Сейчас же приезжай. И если ты не сделаешь этого по собственной воле своей, мы заставим тебя сделать это насильно, с позором». А он, поскольку жил в это время в монастыре, называемом Хамши, в гаваре Миапор, находившемся во владениях Авага, не осмелился отправиться [к татарам] без его позволения, дабы поездка его не вызвала бы недовольства [ишхана]. Он спрятался от татар, поручив своим служителям сказать, что его нет дома, что он отбыл к Авагу. И [татары] дважды или трижды посылали к нему [гонцов] и с угрозами требовали его к себе.

Позже, получив от Авага разрешение, [католикос] отправился к ним в Муганскую равнину с необходимыми подарками, но с Рабаном он там не встретился, ибо тот уже уехал /291/ в Тавриз. Тогда он поехал к Великому двору, чтобы предстать перед Элтина-хатун, которая любезно его приняла и оказала ему большие почести: посадила выше всех своих вельмож, собравшихся к ней по случаю свадьбы сына ее Бораноина[784] (она взяла в жены сыну своему дочь некоего вельможи, по имени Гутун-ноин, а дочь свою отдала в жены другому вельможе, по имени Усур-ноин). И в эти дни свадебных торжеств был у них большой праздник. Поэтому [Элтина-хатун] сказала католикосу: «В счастливый день ты приехал». А он умышленно ответил: «Ведь я выбрал для приезда именно эти, радостные для вас дни». И в эти радостные дни, пока она была занята заботами по поводу свадеб, поручила [католикоса] и его служителей братьям своим Садек-аге и Горгозу, христианам по вере, недавно приехавшим из своей страны, которые стали оказывать ему большие почести. И когда она немного освободилась от забот, [католикосу] пожалованы были дары и эль-тамга, чтобы никто не притеснял его; приставили к нему также одного мугала-татарина, который сопровождал его при объезде им своей епархии в Агванке, ибо /292/ давно уже ни он, ни кто-либо до него не осмеливались посещать своих епархий из страха перед