Не проси прощения (СИ) - Шнайдер Анна

Ревность… Ирина уже и забыла, что это такое. Последние двенадцать лет никого не ревновала, ни одного из своих временных партнёров. И расставалась без всяких сожалений. А тут вдруг представила, что Виктор и Кира вместе, — и сразу плакать захотелось. И сердце заболело…

Нет, она не стала ничего обсуждать с бывшим мужем. Во-первых — слишком унизительно. Во-вторых, смысл спрашивать его об отношениях с Кирой? Ирина ему сейчас никто, не имеет она права задавать подобные вопросы. И в-третьих, Виктор ведь сам сосватал её Александру. Может, потому и сосватал, что с Кирой познакомился, начал строить планы на совместную жизнь? Но зачем тогда было проводить новогоднюю ночь с Ириной? Мог бы оттолкнуть, сказать: «Прости, я встречаюсь с другой женщиной». Хотя… он ведь уже изменил однажды. Что мешает сделать это ещё раз?

Ирина чувствовала: её рассуждения несправедливы, но ничего не могла с собой поделать. Она была обижена. И да, ревновала ужасно. Бывшего мужа, человека, который ей уже очень давно не принадлежал — если не считать новогодней ночи, но эта ночь — такая ерунда по сравнению с прошедшими двенадцатью годами! Удивительно, как в Ирине ещё до сих пор сохранилась подобная сила чувств к Виктору…

В день госпитализации её мутило от волнения. В больницу Ирину привезли Макс и Виктор, но сын потом уехал — нужно было на работу, — а бывший муж остался. Сказал, что дождётся, когда Ирину увезут в операционную, будет рядом в качестве поддержки. Она не возражала, даже наоборот — ей хотелось, чтобы кто-то из родных был здесь. А Виктор, несмотря ни на что, сейчас воспринимался именно родным и близким. Может, потому, что он всё-таки таким и был? И теперь, когда Ирина понимала и видела все изменения в бывшем муже, она ощущала и то, как меняется сама — то ли под воздействием Виктора, то ли просто время пришло. И дело было не только в том, что сейчас Ирина хотела жить… Ещё она вдруг осознала, что вот такого Витю — более мягкого и ранимого, более чуткого и тонко чувствующего, менее горячего и безапелляционного — она любит гораздо сильнее, чем того, который остался в прошлом.

Пока Ирина, стоя у окна и глядя на поток проезжающих мимо больницы машин, размышляла над этим с горькой улыбкой на губах, Виктор отошёл в туалет. И почти сразу после этого завибрировал мобильный телефон, лежавший на тумбочке.

Ирина кинула косой взгляд на экран. Александр. Ответить или нет? Не отвечать причин не было — кроме глухого нежелания разговаривать, причём абсолютно неразумного, — поэтому Ирина взяла трубку.

— Алло…

— Привет. Как ты? Тебя ведь завтра только повезут?..

— Нет, — вздохнула Ирина, переждав приступ острого страха. При мысли о том, что с её сердцем будут что-то делать, она испытывала лютую панику. — Кира Алексеевна сказала, что можно сегодня, если я готова. Я решила не отказываться. Раньше ляжешь, раньше встанешь.

— Рад, что ты способна шутить, — усмехнулся Александр. — Значит, сегодня… Буду держать за тебя кулачки. И Наташу попрошу. Она, в отличие от меня, умеет молиться за здравие.

— А ты — только за упокой? — усмехнулась Ирина, и Александр фыркнул.

— Нет, я вообще не умею.

— Не веришь?

— Верю. Просто не умею. Что-то для этого нужно такое… особенное. Какое-то качество человеческое, которого у меня не имеется.

— Да, наверное… — пробормотала Ирина, неожиданно подумав: а ведь Виктор раньше сказал бы то же самое, что сейчас произнёс Александр. А теперь?..

Она попрощалась, скомканно и невнятно, обернулась к двери — и обнаружила, что бывший муж стоит возле стены и хмуро наблюдает за тем, как Ирина разговаривает по телефону.

— Ты… давно здесь? — кашлянула она, испытывая невольное смятение.

— Нет. С полминуты, — ответил Виктор так же хмуро. Вздохнул и поинтересовался: — Тебе он нравится?

— Кто?

— Александр.

Ирина улыбнулась — настолько ревниво звучал голос бывшего мужа.

— А Кира — тебе?

Виктор моргнул, и на мгновение Ирине показалось, что сейчас он спросит, причём абсолютно искренне: «Какая Кира?» — но нет, осознал.

— А-а… Она хороший человек и, уверен, отличный врач. Раз её рекомендовал отец. Но если ты имеешь в виду какое-то другое «нравится», то мой ответ — нет.

— Вот и у меня такой же…

Они несколько секунд смотрели друг другу в глаза, и Ирина заметила, как из взгляда бывшего мужа постепенно исчезает напряжение. И так это было чудесно — просто стоять и смотреть на Виктора, что она всё же… решилась.

— Знаешь… — почти прошептала Ирина, не отводя глаз, — мне сейчас странно, как я вообще могла не хотеть сделать операцию. Действительно не хотела ведь, обрадовалась даже, когда врач сказал, что нужно сделать, иначе всё — финита. Но я чувствовала такую усталость все эти годы…

— Ты просто потеряла точку опоры из-за моего поступка, — тяжело вздохнул Виктор. — Погрузилась в депрессию и так от неё и не оправилась до конца. Тебе детей нужно было вытягивать, а на себя ты махнула рукой. Напряжение накапливалось, вот и вылилось в нежелание жить.

— Это ты как врач мне говоришь? — улыбнулась Ирина сквозь слёзы, и Виктор покачал головой.

— Нет. Как человек, из-за которого всё это и случилось. И который любит тебя. Даже если ты не веришь в это.

— Я верю, — она моргнула, и по щеке скатилась первая слезинка. Виктор шагнул вперёд, обнял Ирину и провёл ладонью по её щеке, стирая влагу.

— Не плачь, я тебя прошу. Из-за чего ты плачешь, Ириш? Всё хорошо. Я уверен, операция пройдёт успешно. И на море летом поедешь с Толей и его семьёй, и на свадьбе Макса и Леры погуляешь, и Улю в детский сад поведёшь. Всё будет. Не плачь.

Виктор говорил «не плачь», но у него и самого в глазах стояли слёзы. Только что не выливались, так и замерли там, придавая взгляду лихорадочный блеск, словно у Виктора была высокая температура.

— А… ты?..

— Что — я?

— Ты… будешь?

Абсолютная растерянность в его глазах за мгновение сменилась дикой радостью.

— Конечно. Если ты этого хочешь.

— Хочу, — кивнула Ирина и, всхлипнув, призналась: — А ещё я хочу девочку. Маленькую. Давай возьмём?

— Хорошо, — кивнул Виктор и, не выдержав, всё-таки заплакал.

93

Виктор

Ирину увезли на операцию через два часа. Оставаться в больнице не было смысла, но он всё-таки остался — просто не смог уехать, хотел дождаться, когда из операционной спустится Кира и скажет, что всё прошло успешно.

Обязательно скажет. Он верил. Иначе невозможно. Всё непременно будет хорошо…

Виктор зажмурился и, сжав ладони в кулаки, начал молиться. Он не знал ни одной молитвы, поэтому просто шептал всё, что приходило в голову. Да и не понимал он: разве может быть разница, какими словами молиться, каноническими или нет? Это людям слова важны. А вот Богу — вряд ли. Может, Ему и вовсе достаточно чувств для того, чтобы услышать? А слова — они больше для самого человека, для самоуспокоения… Да, пожалуй. Если бы Виктор сейчас не шептал все эти молитвы, он бы, наверное, попросту свихнулся.

— Пап?..

Горбовский открыл глаза и поднял голову. Прямо над ним, кусая губы, стояла бледная Марина и, переминаясь с ноги на ногу, смотрела на отца с такой беззащитностью, что он даже не стал сомневаться — просто поднялся и заключил дочь в объятия.

— Маму уже увезли, да? — просипела Марина, уткнувшись Виктору в подмышку. — Да?..

— Да.

— Как она?..

— Храбрилась. Ты же её знаешь.

— А… сколько будет длиться операция?..

— Не меньше трёх часов. Но скорее всего, дольше.

— Ты останешься?..

— Да, буду тут, пока врач не выйдет из операционной.

Марина спрашивала что-то ещё, а Виктор отвечал — механически, почти не задумываясь над ответами. И точно так же не задумался, когда дочь тихо поинтересовалась:

— Вы с мамой теперь будете вместе?

— Да, — кивнул Виктор и замер. И Марина замерла.

Наверное, не следовало говорить ей… так резко. Сначала надо было подготовить… Но он просто сейчас ничего не соображал.