Голодная Гора - Морье Дю

"Джейн всегда говорила, что рудник приносит нашей семье несчастье, думал он, - однако отец не желал этому верить. Он будет продавать медь еще по крайней мере лет двадцать, когда от меня уже ничего не останется, только кубок, который я завоевал на состязаниях тысяча восемьсот двадцать девятого года".

Он, должно быть, заснул и спал довольно долго, потому что, когда проснулся, сквозь задернутые занавеси пробивались полоски света, в лесу позади замка ворковали голуби, а со стороны конюшни слышалось знакомое позвякивание ведер. Он чувствовал себя смертельно усталым, но спокойным и удовлетворенным.

"Ладно, - думал он, - пусть я самый неспособный из всех Бродриков, но я, по крайней мере, самый счастливый из них".

КНИГА ТРЕТЬЯ

БЕШЕНЫЙ ДЖОННИ 1838-1858

1

Когда Джонни оглядывался назад на свои детские годы, ему казалось, что все они состояли из бесконечной серии разных проделок, единственной целью которых было взбесить взрослых. Он всегда считал, что существует два мира: мир фантазии, который он создал сам для себя и где был полновластным хозяином над буйной ватагой ребятишек, которые делали все, что им заблагорассудится, и действительным миром власти, воплощением которого был его дед Медный Джон - фигура, обладающая такой силой и могуществом, что достаточно ему было появиться в Клонмиэре, как в душе Джонни вспыхивал яростный бунтарский дух. Это спокойное серьезное лицо, решительный подбородок, твердый взгляд означали, что дети должны смирить свой буйный нрав, говорить тихим голосом, а если им хочется шалить и смеяться, то пусть убираются к себе наверх. И Джонни, который привык валяться на диванах в вечно неубранной гостиной в Летароге, кидать на пол подушки своей маменьки, пинать грязными ногами ножки столов и стульев, считал для себя унизительным то, что в доме деда его отправляли наверх в детские комнаты, и оскорблялся.

Таким образом, Медный Джон был для него чем-то вроде чудовища, сказочного великана-людоеда, который живет в своей крепости, а он, Джонни отважный юный пленник, который в конце концов отрубит голову великану и будет гордо стоять, попирая ногами его мертвое тело. Самым подходящим временем дразнить великана была ежедневная общая молитва в доме. В качестве жертвы избирался кто-нибудь из слуг. Джонни, к примеру, привязывал бечевку к подушечке для коленопреклонения и пропускал эту бечевку под ковер, а потом, во время молитвы, стоя на коленях возле своего стула в другом конце столовой, начинал дергать за эту бечевку, заставляя незадачливого лакея, стоящего на коленях на этой подушечке, вздрагивать, к великому замешательству остальных молящихся. Или приносил в комнату ручную мышку и пускал ее на пол; рано или поздно мышка забиралась под юбки какой-нибудь из горничных или судомоек, а Джонни наблюдал исподтишка, как несчастная женщина пытается побороть свой страх перед мышами и, наконец, не выдержав, начинает визжать, вызывая тем самым суровое неудовольствие людоеда. Удивительно, что ни один из слуг ни разу не пожаловался на него деду. В какой-то мере все они были с ним заодно, и в тот же день после очередной проделки Джонни, как ни в чем не бывало, мог явиться на кухню; он усаживался за стол, где миссис Кейси стряпала печенье, называл старушку своей возлюбленной, своей королевой, щекотал ее под подбородком, так что она не в силах была на него сердиться и награждала его печеньем. "Мастер Джонни очень уж боек и необуздан", - таков был единодушный вердикт, вынесенный слугами, однако никто из них никогда на него не жаловался. "Он, кого хочешь, сумеет обойти", - говорили они; впрочем, этим свойством обладали все маленькие Бродрики, вплоть до малютки Герберта, у которого были такие же сияющие карие глазенки, а уж бедняжка миссис Бродрик, оставшаяся вдовой, не прожив с мужем и десятка лет, вынужденная теперь воспитывать всю эту шумную ораву, вызывала у прислуги глубокую жалость, которую они никак не могли забыть. По правде говоря, сама миссис Бродрик забыла о своем печальном положении раньше, чем это сделали слуги.

Целых три месяца, а то и более Фанни-Роза предавалась самому безутешному горю; она собиралась покончить с собой, проводила все дни в постели, где за ней нежно ухаживали Барбара и Элиза, уверяла, что не может больше жить, но потом, незадолго до Рождества, золовки уговорили ее поехать вместе с ними в Сонби, с тем чтобы провести там зиму, и, то ли перемена обстановки, то ли визиты друзей, а может быть, веселые голоса детей - одним словом, все вместе помогло утишить охватившее ее горе, и весной она вернулась в Клонмиэр почти прежней Фанни-Розой. Почти, но не совсем. В ней что-то умерло, что - трудно определить словами, но это что-то она утратила навсегда. Легкий веселый нрав, сияющая прелесть, которые Джон в ней разбудил своей любовью и нежностью, вспыхнули и погасли, исчезли без следа. Ее внешность - одежда, прическа, - все это вдруг перестало ее занимать. Раньше ей было интересно покупать новые платья и шляпки, потому что Джон смотрел на нее сияющими глазами, протягивал к ней руки, чтобы заключить ее в свои объятия. А теперь не было никакого смысла стараться, покупать какие-то материи, - сгодятся и старые платья, оставшиеся от прежнего сезона. Можно было ожидать, что двадцатидевятилетняя вдова снова выйдет замуж, и доктор Армстронг, увидев Фанни-Розу снова после ее возвращения в Клонмиэр, через полгода после смерти мужа, говорил себе, что с ее темпераментом и живостью она вряд ли долго станет мириться с положением вдовы. Он ошибся. С этой стороной ее жизни было покончено навсегда. А будущее состояло только в том, что наступит день, когда Джонни станет хозяином Клонмиэра. Миссис Джон Бродрик - это важное лицо. Наступит день, - конечно же, он не так далек, когда ее свекор умрет, и Джонни станет наследником всего имения и состояния. Фанни-Роза будет хозяйкой Клонмиэра. Именно она будет отдавать приказания, платить жалованье и вообще распоряжаться всеми деньгами Джонни; а денег будет, конечно, немало, ведь медь приносит колоссальные доходы, и миссис Джон Бродрик, которая будет управлять всеми имениями своего сына, займет весьма заметное положение в обществе. Она никогда не забывала, что она племянница лорда Мэнди, и время от времени напоминала об этом обстоятельстве Барбаре и Элизе просто так, случайно обронив словечко-другое, однако этих словечек было достаточно, чтобы они усвоили себе истинное положение вещей, на тот случай, если ее дружеское отношение к ним заставит их об этом забыть.

Постепенно она начала говорить о том, что будет делать, какие изменения внесет в жизнь Клонмиэра, когда имение будет принадлежать ей, вернее, конечно, Джонни, что казалось Барбаре и Элизе несколько преждевременным. Их отцу не было еще и семидесяти лет, он обладал прекрасным здоровьем, и было маловероятно, что надежды его внука осуществятся в ближайшие несколько лет.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});