История у костра: легенда о спасительнице - Виктория Михайловна Верченко

взгляда. Мы были вместе всего лишь две недели, но… она… любила меня, Нейсиль?

Девушка, спустя несколько секунд молчания, уверенно кивнула:

– Да. Она любила. И она знает, что вы любили. Она мне ничего не говорила, но она была мне самым близким, самым родным в мире. Я могла прочесть её чувства, посмотрев на её лицо. Моё сердце тоже принадлежит ей.

Она горько усмехнулась:

– Так внезапно появилась спустя года разлуки, и так же внезапно ушла, будто бы её и не было. Я так виню себя в её смерти. Если бы не я, то она бы не пошла бы в армию. А вы, Эннакриис, почему не пошли за ней? Почему не пошли её защищать вместе со мной?

– Поэтому и я себя виню. Я ведь совсем не боец. Я всего лишь музыкант. Мой отец был музыкантом, моя мать… Всё в моей семье музыканты. Если бы я пошёл за ней, то погиб бы быстрее и утащил бы её в могилу вместе с собой. Прости и ты меня. Я тебя вовсе не виню, и ты себя не кори. На всё воля Богов природы. Я думаю, если бы не там, то через год в другом месте. Я очень пессимистичен, поэтому прости меня.

Нейсиль тихо засмеялась, открыла глаза и посмотрела на фальма:

– Хватит извиняться. Мы как двое идиотов оба извиняемся. Я всё понимаю. Лучше скажи: где же твоя фальфийна?

Эннакриис напряжённо дёрнулся, но через секунду вновь расслабился и с грустной улыбкой ответил:

– Я не играю с того момента, как узнал о её смерти. Я еле сдержался от того, чтобы разбить инструмент.

– Очень жаль. Те детки скучают по твоим собраниям. Как я понимаю, ты – нянь? Воспитатель?

Парень кивнул и она продолжила:

– Кроме того, мне так хотелось послушать твою игру, ведь она мне так напомнила тогда безмятежные времена. Я и шла сюда за этим, ведь у меня ничего не осталось в память о ней. Но у неё твоё сердце.

Парень молча встал и вошёл в дом. Через пару минут он вернулся с красивым инструментом в руках и уселся чуть подальше. Из-под его тонких пальцев полилась спокойная мелодия.

У Нейсиль заслезились глаза и она, не стесняясь, подняла лицо к небу, наслаждаясь тёплыми лучами солнца.

Когда солнце начало медленно спускаться к горизонту, фальм остановил свою игру и поднялся на ноги. Он протянул руку полуфальмийке, помогая ей подняться:

– Может быть, зайдёте ко мне на чай? У меня дивные лавандовые и мятные травы. И есть пирожные, мама рано утром мне подарила на День рождения. Или, простите мою недогадливость, вы спешите? Вы теперь занятая персона.

Девушка рассмеялась и чуть не упала, встав на больную ногу:

– Ну что вы! Никогда не откажусь от хорошего чая. Тем более, что же вы молчите о своём празднике, Эннакриис? Сколько вам исполнилось?

– 21. Зовите меня просто Эн.

– Как вам будет угодно, Эн. Почему же вы в такой день одни…?

Дверь со скрипом отворилась и повеяло ароматом лаванды.

ЭПИЛОГ.

– Для меня честь целовать вашу руку, миледи, – со сдержанной улыбкой льстил даррийский посол, поднеся к своим холодным губам-ниточкам её руку.

Нейсиль так же холодно улыбнулась как и все, находящиеся в приёмном зале.

Многие в этом зале и вообще мире теперь жаждали поцеловать или хотя бы тронуть мизинцем руку «божества». Почти все хотели благосклонности к себе, но только единицы понимали, что льстить надо не полуфальмийке, а новому правителю Шийлары да побольше.

Ягуниан же понял, что наступают времена процветания в промышленности и торговле, и таскал бедную девушку с собой по политическим встречам. Это собрание было пятым. Нейсиль это начало раздражать, поэтому она стала выявлять сильное недовольство, на что король пообещал, что эта встреча будет пятой и последней. За три часа до бала он вызвал её к себе в приёмную:

– Ну как вы не понимаете, Матушка, мне нужна ваша поддержка! Мне необходимо ваше присутствие при встречах с иностранными людскими послами. Встреча будет в моём дворце. Вы – мой и наш ключ к миру, за который вы так отчаянно боролись спиной к спине с товарищами. Мне лишь нужно, чтобы вы стояли рядом со мной и улыбались, протягивая свою прекрасную ручку людям. Да, я вас понимаю, люди – странные и в какой-то мере противные существа, но в вас же есть человеческая кровь, верно? Поэтому я прошу, будьте терпеливее и мягче. Не гневайтесь, дорогая, иначе ваши старания и страдания станут напрасными, а мне этого не хочется. У нас наконец-то появился шанс на спокойствие и процветание!

– Я не собираюсь вечно ходить на эти встречи, которые длятся часами, а меня лапают и вертят, как хотят. Я устала. Мне нужен покой, Фарриот. Лучше бы я сгорела на том костре! – закатив глаза, выплюнула полуфальмийка, откинувшись на спинку стула.

Ягуниан издал нервный смешок и поднялся со своего кресла. Он устало откинул назад золотые пряди волос, подошёл к ней и сел на табурет, стоящий рядом, став умоляюще смотреть ей в глаза:

– Нейсиль, я обещаю вам, эта встреча с вами около моего плеча будет завершающей, и я вас больше не стану беспокоить по таким важным политическим делам. Поймите, мне просто нужно, чтобы эти идиоты увидели, что вы живы и ваше проклятие продолжает быть в силе. Я обещаю вам, милая. Только, если вы не передумаете и сами не захотите сопровождать меня…

Девушка нахмурилась:

– К чему это вы клоните?

– Вы всё поняли. Мы это уже обсуждали при нашем знакомстве. Только представьте, что может быть красивее союза богини Матушки и потомственного ягуниана?

Она пихнула парня в грудь прямыми пальцами и сощурила глаз:

– Вы переходите черту, Фарриот. Я при той же первой встрече на ваше предложение сразу ответила вам чётко и ясно – нет. Я готова развивать с вами дипломатические отношения, но брак в них не входит. Хватит.

Король вздохнул с наигранной печалью:

– Я советую вам подумать ещё над моим предложением. Правитель с разбитым сердцем – страшное дело…

Нейсиль засмеялась:

– А я вам советую перестать быть мальчишкой, Ваше могущество золотых кудрей, и задуматься о союзах не только с моей помощью, но и с той, которую часто применяют люди – брак с принцессами. Лучше сделайте предложение даррийской императорской дочери. Вам не помешает поддержка Даррии.

Король белоснежно улыбнулся, ни капли не разозлившись на оскорбительные слова:

– Хорошо, вы правы. Попробовать стоит, хотя меня воротит от мысли, что мне придётся жениться на человеке.