Сад теней - Вирджиния Эндрюс

. — Да, но я должен признаться, что вчера я увидел нечто из ряда вон выходящее.

— Что? — потребовала я.

Меня все больше раздражала его слежка за невинными молодыми людьми.

— Это было бесстыдство, похоть и распутство. Они хихикали и баловались на озере, затем брызгались водой. Потом они вдруг исчезли. Оказалось, что они купались и ныряли прямо в нижнем белье. О, Оливия! Если бы ты могла видеть.

Я была шокирована. Я многократно советовала Коррин быть скромнее. Конечно, они были молоды и горячи. Лето было жарким. И все это было лишь естественной безудержностью.

Я и сама нередко слышала, что близость между кузенами и кузинами и единоутробными бывает очень распространена. Но решила не раздувать из мухи слона.

Первое лето Кристофера в нашем доме пролетело очень быстро. Вскоре он отправился в Йелльский университет, а Коррин поступила в один из лучших женских колледжей в Новой Англии. Я считала, что ей полезно будет усвоить некоторые традиции Восточного побережья, а нетолько Южные балы и скачки в Кентукки. Я хотела бы, чтобы она изучала латынь и греческий, чтобы быть хоть чуточку умнее тех пустоголовых дам, что владели поместьями в Виргинии. По счастливому совпадению ей предстояло учиться в Массачусетсе, недалеко от Нью-Хейвен. И я была рада, что хотя бы один член нашей семьи будет находиться недалеко от дочери.

Мне было жаль расставаться с детьми. Без них дом совсем опустел. Они вместе отправились на поезде — Кристофер решил проследить за тем, как она устроится на новом месте, прежде чем самому отправиться в Йель.

Кристофер писал мне регулярно и обстоятельно.

Коррин присылала нежные послания, описывая школу и новых друзей.

Я боялась, чтобы она не разленилась и не попала в сомнительную компанию, хотя утешала себя тем, что воспитала ее правильно.

Вскоре мы уже стали ждать их возвращения. Они не прибыли на день Благодарения, а отправились в гости к профессору Кристофера. Но Рождество было уже не за горами.

Они приехали веселые и сразу стали наряжать огромную Рождественскую елку. Она достигала почти двадцати метров в высоту. На ее убранство потребовалось почти два дня. Кристофер стоял на лестнице и принимал от Коррин яркие шары, гирлянды, фонарики. Они развесили даже воздушную кукурузу и ниточки,брусники. Десятки гирлянд окружали елку, словно танцоры майское дерево. У Коррин от волнения даже задерживалось дыхание. Ее волосы были высоко заколоты, и локоны струились до плеч. Она положила небольшое количество румян на щеки и подкрасила губы. Даже я, скрепя сердце, вынуждена была признать, что она обворожительна. Она была настоящая принцесса, кинозвезда, королева.

Весь дом с восхищением следил за ней. О, мы испытывали такую гордость, особенно Малькольм.

Рано утром Коррин весело прощебетала: «С Рождеством, папочка!» и обняла Малькольма, а из-за его спины подмигнула Кристоферу. Тут я поймала взгляд Джона Эмоса, устремленный на нее. Ага, Джон Эмос просто ревновал его к ней. Я подошла к нему, взяла его под руку и повела в большой зал.

— Давайте, Джон Эмос, проверим, как идут приготовления. Гости прибудут с минуты на минуту.

Вечер удался на славу. Коррин, уже молодой женщине, обученной этикету, великолепно удалась роль хозяйки. Малькольму доставляло истинное удовольствие следить за ней, когда она приветствовала гостей, шутила, делала комплименты, очаровывала старых и молодых. Я видела восхищенные улыбки на лицах гостей и нескрываемое обожание. У нее были те достоинства, которых не было у меня.

Рядом с ней был Кристофер, которого она представляла всем, как давным-давно пропавшего дядю. Он вот-вот станет знаменитым врачом, которым будет гордиться вся семья и страна.

Кристофер тоже был неотразим: для каждого он находил доброе слово, и оно всегда было искренним. Я даже слышала, как миссис Бранли доказывала кому-то, что у такой женщины как я не может быть такой красивой дочери. Но на сей раз я была так счастлива, что оставила эти слова без внимания. Меня переполняла гордость: во всем округе не было более красивых молодых людей.

Наша семья пережила все ненастья, и как могучий корабль выстояла в бурю. Теперь мы были украшением общества.

Как только раздались первые такты вальса, Кристофер пригласил Коррин. Они танцевали вальс, и танец их был захватывающим. Кристофер кружил Коррин так плавно, словно они оба родились в танце. Все засмотрелись на них, то и дело раздавались аплодисменты. Вдруг Малькольм, гордый и великолепный, решил принять эстафету. Коррин улыбнулась. Малькольм провальсировал с Коррин. Но он разрушил прежнее очарование, его танец показался натянутым и неестественным. Пытаясь конкурировать с Кристофером в танце, он проиграл. Тут я поняла, что Малькольм состарился. Куда-то исчез его молодой задор. Он стал смешон. Кристофер тихонько попросил у меня разрешения вмешаться. Под аплодисменты гостей он похлопал Малькольма по плечу, и Коррин снова заскользила по залу со своим дядей. Это был наш лучший рождественский вечер.

На втором году обучения в Йелльском колледже Кристофер обнаружил блестящие способности. Он получил академический грант и в своем взволнованном письме сообщил нам о том, что закончит обучение за три года вместо четырех.

Я случайно узнала о том, что Кристофер навещал Коррин в школе, и она с гордостью демонстрировала его своим подружкам. Я представила, как она сидит, поджав ноги, на постели, рассказывает подружкам о Кристофере и о Рождественском бале в Фоксворт Холле. А они умирали от зависти.

Кристоферу минул двадцать один год. Он стал широк в плечах и вырос еще на три сантиметра со дня последнего посещения Фоксворт Холла. Во время летних каникул они также не расставались. Однажды Кристофер предложил мне покататься на лодке. А я в ответ заявила, что увлекалась этим спортом в юности, когда жила в Нью-Лондоне. И тут Кристофер сказал, что был в этом городе, и ему очень понравился порт. А Коррин добавила, что она была вместе с ним.

— Как? — не поверила я. — Я заехал к ней в школу, и мы вместе поехали туда на выходные, — ответил Кристофер.

— Мы знали, мамочка, — пояснила Коррин, — что это твоя родина, и очень хотели там побывать.

Они переглянулись, и что-то греховное было в их взоре.

Прошел еще один год, и вновь наступило лето. Оно принесло нам приятные новости. Вначале состоялся выпускной вечер Коррин в школе, а вслед за тем — выпускная церемония Кристофера в Йелльском колледже. Ему была оказана честь произнести выпускную речь. Все родители прослезились от его трогательных слов. Он говорил о том, что при утрате надежд, мечтаний или любимого человека необходимо не отступать от поставленной цели и воплотить свою мечту в жизнь. Радостные крики молодых людей не смолкали.

По случаю выпускного бала Малькольм сделал дочери роскошный подарок — кремовый кадиллак с откидывающимся верхом. Мы вели его по очереди, но чаще всего Малькольм и Кристофер. Коррин и Кристофер были на редкость спокойны. Мы сделали остановку в Атлантик-Сити, и Малькольм предложил устроить небольшую вечеринку в ресторане.

— Я хотел бы кое-что вам показать, дети, — объявил Малькольм. — Здесь есть танцевальный зал, отделанный золотом.

— О, папочка, не надо, прошу тебя, — взмолилась Коррин. — Мы с Крисом так устали, что кажется, могли бы проспать целый год.

— Да, — согласился Кристофер, — вчерашняя речь здорово измотала меня.

— Ну, может быть, устроим небольшую вечеринку в гостинице? — не сдавался Малькольм.

— Нет, нет, нет, папочка, — настаивала Коррин, — сходите куда-нибудь с мамой. Ну, представьте, что это вы — выпускники, а мы останемся дома и будем ждать вас. И берегись, малыш, тебе не сдобровать, если ты опоздаешь, — погрозила пальчиком Коррин.

Я понимала, что они действительно устали, и предложила Малькольму провести вечер вдвоем в небольшом ресторане. Мы едва притронулись к еде, как Малькольм произнес тост:

— Пусть наша чудесная дочь, возвратится домой и останется с нами навсегда.

— Давай выпьем за то, чтобы Коррин обрела все, что ей необходимо, и в любви, и в жизни, — поправила я его.

Мы вернулись в Фоксворт Холл поздно ночью. Дети сразу легли спать, они очень устали. Кристоферу не терпелось узнать, принят ли он в медицинский колледж. Он подал документы в несколько учебных заведений и был принят в колледж, где обучался его отчим. Коррин хотела поступить в Брин-Мавр, но я настойчиво рекомендовала ей колледжи Вассар и Коннектикут — колледж в моем родном Нью-Лондоне.

Утром, обойдя дом вместе с Джоном Эмосом, я направилась в свою комнату, чтобы разобрать почту. Вдруг из вороха газет выпал огромный конверт, на котором было написано мистеру Кристоферу Фоксвор-ту младшему и обратный адрес: Медицинский колледж Гарвардского университета. Я была взволнована, но не хотела открывать его. Это должен был сделать Кристофер. Но я, на мой взгляд, тоже имела право узнать важные новости. Мои пальцы дрожали, когда я разорвала конверт.