Собрание сочинений. Том 4. Война с Турцией и разрыв с западными державами в 1853 и 1854 годах. Бомбардирование Севастополя - Егор Петрович Ковалевский

как объяснено было в том же циркуляре, необходим и потому, что издание новых фирманов, которые точно так же как и первый, могут быть нарушены, не представляет уже нам достаточного ручательства в будущем. При всем этом, я не скрывал, что если Порта оттоманская, после восьмидневного размышления, откажет в удовлетворении наших требований, то Государь Император поставлен будет в необходимость, для получения сего удовлетворения, прибегнуть к мерам более решительным, нежели простое прекращение сношений.

Поставляя Порте это последнее условие, мы подробно известили кабинеты великих держав о наших намерениях. Франции и Великобритании в особенности предлагали мы не затруднять своим образом действия запутанного положения дел, не принимать поспешных мер, которые, с одной стороны, поощрили бы Порту к сопротивлению, с другой, принудили бы Государя Императора сильнее настаивать на том, чего требуют Его честь и достоинство.

C сожалением должен я вас теперь уведомить, что старания наши остались без действия. Порта, как вы усмотрите из прилагаемого письма ко мне Решид-паши, отвечала отрицательно, или, по крайней мере, уклончиво.

С другой стороны, обе морские державы не заблагорассудили согласиться с уважениями, на которые мы просили их обратить особенное внимание. Прежде нас приступая к действию, они признали необходимым тотчас же предупредить мерой действительной те меры наши, которые мы им представляли еще как условно-возможные; ибо приведение оных в исполнение мы подчинили окончательным решениям Порты, и даже в эту самую минуту, как я вам пишу, исполнение их не возымело еще своего начала. Эти державы немедленно отправили свои флоты в места, близкие к Константинополю. Ныне они уже занимают воды и гавани оттоманских владений, возле самых Дарданелл. Таким поспешным образом действия, вмещающим даже в себе проявление как бы некоторых угроз, обе державы еще более увеличили, как мы это им предсказывали, все нынешние затруднения.

Получив от Порты отказ, в коем она поддерживается самой мерой, принятой Францией и Англией, мы еще менее прежнего можем изменить те решения, которые Государь Император постановил, как следствие сего отказа.

Поэтому Его Императорское Величество изволил ныне дать войскам нашим, расположенным в Бессарабии, повеление перейти границу и занять княжества.

Они вступают туда не с целью вести против Порты наступательную войну; мы будем всячески избегать ее, доколе Порта сама не вынудит нас к ней. Войска наши вступают потому, что Порта, отказывая нам с упорством в нравственном ручательстве, которого мы были вправе ожидать, тем самым заставляет нас заменить временно это нравственное ручательство другим, уже существенным; сверх того, само положение, принятое обеими державами в водах и гаванях Оттоманской империи, ввиду самой столицы ее, в нынешних обстоятельствах иначе не может быть нами понимаемо, как занятием чужих владений морской силой, и дает нам право восстановить взаимное равновесие занятием же военной позиции. Впрочем, мы нисколько не намерены держать эту позицию долее, нежели сколько того потребует наша честь, или безопасность. Она будет только временная; она будет нам служить единственно залогом, доколе министры султана не последуют лучшим внушениям. Занимая княжества временно, мы наперед отрекаемся от всякой мысли завоевания. Не имеем никаких преобладательных замыслов. Не будем также преднамеренно и добровольно побуждать к какому-либо восстанию христианские племена Турции. Лишь только она сделает должное нам удовлетворение, а с тем вместе прекратится мера, принятая ныне двумя морскими державами – и наши войска немедленно возвратятся в пределы России. Что касается до жителей княжеств, то пребывание наших войск не обременит их ни новыми повинностями, ни новым налогом. Поставки для наших войск будут им уплачиваться из наших военных касс в свое время, и по цене, наперед назначенной, по соглашению с их правительствами. Начала и правила, какими мы в этом отношении предположили себе руководствоваться, изъяснены в прокламации, при сем прилагаемой, которую поручено генералу князю Горчакову сделать всем известной, при вступлении его в княжества.

Мы вполне сознаем, какое значение имеет принимаемая нами мера и какие могут из того произойти последствия, если турецкое правительство принудит нас вывести эту меру из тесного и ограниченного круга, в котором мы желаем ее заключить. Но положение, в какое Порта нас повергает, доводя дело до крайности, отказывая нам во всяком законном удовлетворении и не делая никакой уступки взамен всех тех, которые князь Меншиков постепенно сделал, как в форме, так и в первоначальном содержании наших предложений, не оставляет нам иного средства. Скажу более: начала, с такой решительностью высказанные, несмотря на умеренность выражений, в ответном письме Решид-паши, а равно в его ноте, от 26 минувшего мая, к представителям четырех держав в Константинополе, если принимать сии начала в буквальном их смысле, повели бы прямо к тому, чтобы подвергнуть сомнению все приобретенные нами права, уничтожить все наши прежние договоры.

Действительно, если оттоманское правительство считает несовместным со своей независимостью и с правами своей верховной власти всякое дипломатическое обязательство, даже в виде простой ноты, в котором заключалось бы с другим правительством условие, относящееся до религии и церквей, то какое будет иметь значение ручательство, Портой прежде нам данное, в форме несравненно более обязательной, оказывать в своих владениях покровительство нашей религии и ее церквям?

Если мы хотя сколько-нибудь допустим такое начало, то нам придется собственными руками разорвать договор Кайнарджийский[74], а равно и все те, которые подтверждают оный, и добровольно отказаться от права, ими нам предоставленного: наблюдать, чтобы греческая церковь пользовалась в Турции действительным покровительством.

Того ли домогается Порта? Намерена ли она сложить с себя все прежние обязательства и направить нынешний кризис к тому, чтобы навсегда отменить порядок вещей, освященный временем?

Все беспристрастные умы в Европе, без сомнения, поймут, что если вопрос примет такой оборот, то не будет для России, не смотря на самые миролюбивые ее побуждения, никакой возможности мирного его разрешения, потому что для нас в таком случае дело шло бы о наших трактатах, о нашем вековом влиянии, о нашем нравственном уважении, о самых драгоценных для нас чувствах народности и веры.

Но да позволено будет высказать всю правду: настоящий спор, которому газеты, независимо от кабинетов, придали такую гласность, основан на чистом недоразумении, или недостатке должного внимания к прежним нашим политическим отношениям.

Не знают, по-видимому, или теряют из виду, что Россия, по своему положению, по силе самих трактатов, существенно пользуется давним правом наблюдать за охранением единоверной церкви на востоке, и поддержание этого-то давнего права, от которого ей нельзя отказаться, представляют себе каким-то новым притязанием на покровительство, вместе религиозное и политическое, и преувеличивают его значение и последствия в будущем.

От такого жалкого недоразумения проистекает настоящее положение дел.