Карпинский - Яков Кумок

«Непременный секретарь доложил, что его посетил представитель Комиссариата по народному просвещению по вопросу о возможной научной работе Академии в связи с различными государственными задачами настоящего времени. Положено уполномочить непременного секретаря ответить, что ответ Академии может быть дан по каждому отдельному вопросу в зависимости от научной сущности вопроса по пониманию Академии и от наличности тех сил, которыми она располагает».

Стало быть, «отдельных» вопросов было поставлено несколько, касались они использования академических сил для решения «государственных задач настоящего времени».

Вернувшись после собрания домой, В.А.Стеклов занес в записную книжку свои соображения: «...Отказываться априори нет оснований, но в каждом частном случае Академия в зависимости от ее мнения о том, стоит или нет разрабатывать предлагаемый вопрос, находит ли она его достаточно заслуживающим научного интереса, имеет ли подходящие научные силы, может согласиться или отказаться, единственно по научным соображениям, но принципиально не отказывается и не может отказаться...»

«Не отказывается и не может отказаться». Знаменательный момент! Мы стоим у вехи; отсюда начинается новая дорога истории академии. Молодая власть, которой от роду два месяца с небольшим и в прочности которой все кругом сомневаются (а вернее сказать, не сомневаются в непрочности), спрашивает академию, согласна ли она сотрудничать с нею? Академия «не отказывается и не может отказаться».

Теперь работники Наркомпроса могут приступить к разработке конкретных предложений, направленных академии.

Но Шапиро, строго говоря, не был первым представителем Советской власти, появившимся в академии. Сразу же после Октября по лестничному пролету, обрамленному восемью массивными колоннами, взбежал коренастый молодой человек в ладных хромовых сапогах. Во внутреннем кармане тужурки у него лежало следующее удостоверение:

«Удостоверение.

Настоящим удостоверяется, что т. Иван Васильевич Егоров 21 ноября 1917 года на заседании Государственной комиссии был избран комиссаром Академии наук».

Впрочем, удостоверением теперь никого не удивишь. Все имели. Карпинскому тоже выдали. Всю жизнь он пользовался визитными карточками. Пришлось их отправить в мусорную корзину и взамен показывать в случае надобности картонную книжечку. В ней подтверждалось, что он состоит на «советской службе в Народном комиссариате по просвещению. № 3374. Действительно по 1 января 1919 г.». Попросили фотографию, и Александр Петрович представил для наклейки снятую лет десять назад, а то и больше; другой, видно, не нашлось. На снимке он моложав и бодр — как, впрочем, и положено быть человеку, начинающему службу в Комиссариате просвещения.

Исследователи утверждают, что комиссар Егоров не вмешивался во внутреннюю жизнь академии и, возможно даже, не встречался с президентом. Что касается первого, вероятно, оно так и было; относительно же знакомства с Александром Петровичем — вряд ли. Не таков был у президента характер. Косвенным доказательством личного общения президента с комиссаром может служить и телеграмма, направленная Егоровым Карпинскому 7 марта 1918 года; в ней ставится вопрос о сохранении здания за одним из архивов. Не будь Егоров представлен Александру Петровичу, он скорее обратился бы к вице-президенту...

29 января 1918 года, через пять дней после общего собрания, состоялось заседание Государственной комиссии по просвещению. Луначарский на нем сообщил, что «академики уже представили смету и согласие войти в переговоры относительно реформ». Завидная оперативность! Старики академики не медлят.

Не медлят и наркомпросовцы. У них готова записка «Положения к проекту мобилизации науки для нужд государственного строительства». Название чуточку нескладное и громоздкое, ну да опыту еще маловато.

Вероятно, потому, что его вручил лично Л.Г.Шапиро (а может быть, академики дознались, что он был его единственным или главным автором) — только в их среде сей манускрипт получил название «Записка Шапиро». Так и говорили: «А вот в записке Шапиро... Нет, голубчик, вы потрудитесь внимательно перечесть в записке Шапиро...» — и все понимали, о чем идет речь. Речь же там шла о том, чтобы объединить ученых и определить им задачи в новых условиях. Записка слишком обширна, приводить выдержки не имеет смысла, перескажем вкратце. Нужен мобилизационный центр науки. В ту пору любили кстати и некстати употреблять военные термины. Мобилизационный. Кто мог им стать? Специальная комиссия при академии. В нее должны войти представители научных организаций и обществ. Технического общества, Вольного экономического общества, Общества имени Чупрова и других.

Цель? Основная и ближайшая задача, отмечалось в проекте положения... то бишь в положении к проекту! — «широкое и всестороннее исследование народнохозяйственною труда в основных его отраслях (сельское хозяйство, промышленность, обмен, транспорт, организация потребления, финансы и т.д.)». Исполнитель? «Средствами широко организованного коллективного исследования на основе привлечения рассыпанных в стране научных сил разнообразнейших уровней, привлекаемых к участию в соответствующей стадии работы».

Опять-таки тяжеловато изложено, но академики тотчас смекнули: это же наш КЕПС! Комиссия по изучению естественных производительных сил России, успешно работающая с пятнадцатого года и обобщившая накопленные знания по минеральным источникам, полезным ископаемым, земледелию, транспорту и другим отраслям народного хозяйства.

Карпинский передал записку в КЕПС, попросил прислать ему свои соображения; там она попала к А.Е.Ферсману. Опять-таки нет надобности подробно пересказывать ответ Александра Евгеньевича, хотя он горячо обсуждался академиками; вообще, эти «пристрелочные залпы» (позволим себе и мы употребить военный термин) казались им исполнены чрезвычайного значения. Ясно было, что в будущей академии получат преимущественное развитие прикладные науки, технические; возможно, будут созданы даже новые отделения и секции.

Ферсман возражал против того, чтобы академия взвалила на себя изучение «всего» народного хозяйства; дескать, задача эта «по своей широте, сложности... лежит вне круга... Академии и практически трудно осуществима в ее стенах». Действительно, это, по сути, неподъемная для академии работа. Лучше расширить, предлагал Ферсман, КЕПС. Что же касается «распыленных научных сил», то их, да, их нужно взять на учет. «В тяжелые моменты русской действительности задача об охране то-то, что есть, должна доминировать над идеей нового строительства». Пока, мол, главное — это сберечь то, что есть, а оправимся, окрепнем — примемся строить. Мысль разумная, но в Наркомпросе она показалась несколько пессимистической.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});