Мастерица Ее Величества - Харпер Карен

Ник и я поспешно подобрали нижние части свечей, которые валялись на полу, и, запыхавшись, пробрались за алтарную перегородку на место для хора. И только тогда я поняла, что двух нижних частей свечей не хватает. Неужели мы оставили их у всех на виду перед входом в церковь? Сейчас идти за ними было поздно.

Тяжело дыша, таща на себе свечи, мы чуть не упали в отверстие, приготовленное для того, чтобы опустить гроб в крипту. Ник схватил меня за руку, и мы избежали падения с высоты в десять футов, туда, где были сняты плиты. И там, внизу, лежали две исчезнувшие нижние части свечей, которым при помощи грубых ударов ножа или шпаги была придана определенная форма.

От ужаса у меня по коже побежали мурашки, и меня чуть не стошнило, когда мы вместе смотрели вниз, в плохо освещенную крипту. Ник беззвучно вытащил шпагу, хотя по собору эхом отдавался гул панихиды, заглушая все остальное. Со шпагой, готовой для удара, он обыскал помещение за алтарем, слава Богу, невидимое для участников отпевания, и ничего не нашел.

– Нам надо спустить меня вниз, чтобы подобрать свечи, – сказал Ник. – Давай свяжем мой пояс и твой. – Мы сделали это, но связка оказалась коротка. Мы оторвали завязки от плащей и тоже их использовали.

– Беда в том, – прошептал Ник, в то время как голос епископа Линкольна раскатисто произносил латинские слова, – что мой вес может оборвать эти связки, к тому же у тебя не хватит сил вытащить меня наверх. Придется спускаться тебе.

Я не стала ни спорить, ни отказываться. Но что, если это ловушка? Что, если Ловелл затаился в крипте внизу, поджидая, пока кто-нибудь из нас спустится? Он изрубил мои свечи, может быть, он собирается сделать то же самое со мной? Однако выбора не было.

Упершись ногой в угол гробницы давно умершего настоятеля монастыря, Ник быстро опустил меня вниз. Королева и принцесса, обе они просили меня охранить и проводить их принца к месту последнего упокоения. И вот сейчас я стояла в нем.

Я не стала вглядываться в резкие тени. Несколько гробов или каменных саркофагов стояли на полках в пыли веков. Я начала чихать, но бросила вверх первый двухфутовый кусок черной свечи. Ник ловко поймал его и наклонился за другим. Я вздрогнула при мысли о том, что наш главный враг держал ее в руках, изрезал ее от ненависти.

Ник поймал вторую свечу и вытащил меня, я не успела даже поцарапаться о край отверстия. Держа каждый перед собой кусок свечи, мы поспешили назад, чтобы встать в нефе позади участников службы. И только тогда я разглядела в слабом свете факелов и свечей, что было вырезано на прежде гладкой, черной поверхности воска. Возможно, в насмешку над моими красивыми свечами с ангелами это было гротескное, отвратительное лицо демона или, может быть, даже самого сатаны. Нет, нет, сейчас мне было хорошо видно. Кто-то грубо вырезал коронованного мужчину – принца или короля, – лицо его перекошено от боли, вызванной ядом или, возможно, адскими муками.

Глава двадцать первая

Во время длительной похоронной церемонии я так устала, что еле держалась на ногах. После того как епископ Линкольна закончил молитвы и проповедь, ввели принадлежавшего принцу коня без седока, на котором было закреплено оружие принца. Животное фыркало, по глазам его было видно, как оно боится толпы и окружения. Это зрелище огорчило меня еще больше, потому что коня могло бы успокоить одно прикосновение его покойного хозяина.

Я разглядывала толпу, высматривая лицо, которое на самом деле не было мне знакомо и которое я могла не узнать, пока этот человек не заговорит своим хрипловатым повелительным голосом, человека высокого, но высоких было много, особенно среди охранников. К тому же у многих из присутствующих были волосы и борода с проседью. Из‑за плохой погоды многие были в черных плащах.

Был ли наш враг здесь? Наблюдал ли он и планировал ли еще отравление или он был убийцей, который устранял врагов одним способом? Веревка вешателя. Лук и стрелы. Сломанная шея в темноте крипты, похожей на ту, где вскоре упокоится принц? Или его основная цель – убийство другого принца Тюдоров или даже королевы или короля?

Наконец гроб Артура перенесли в южную часть алтаря, где должны были опустить в крипту. Все, кто уместился, столпились там позади всех сановников. Двенадцать человек опустили тяжелый гроб и вытащили веревки. Когда епископ брызнул святой водой и затем бросил ритуальную горсть земли сверху, я почувствовала, как рука Ника обвилась вокруг моей талии. Если бы мы оба не держали свечи с этой ужасной резьбой, я была бы довольна.

Главный распорядитель церемонии, граф Суррей, затем все придворные и члены совета преломили свои символы власти над головой и бросили их вниз. Сломанные жезлы со стуком упали в могилу, где до того лежали обезглавленные черные свечи мастерской Весткоттов. В воздухе стоял плач по усопшему. Как я надеялась, что смогу показать себя с лучшей стороны, когда буду рассказывать об этом королеве, я, главная представительница королевы здесь, хотя об этом никто не знает, кроме Ника и меня.

Но была ли печаль Ее Величества больше моей тогда, когда другие хоронили моего сына, а я наблюдала за этим издали? Или ее радость глубже моей, когда мы родили наших сыновей и впервые взглянули в их крошечные личики? Нисколько, клялась я самой себе. И поэтому, королева или горожанка, высокого или низкого рода, мы, женщины, сестры, мы одинаковы, что бы ни случилось.

* * *

После окончания службы большинство участников процессии разъехались, но некоторые, в том числе мы с Ником, остались на ночь в находившейся неподалеку гостинице «Две Розы», собираясь отправиться в Лондон на следующий день. Райс был рад набить живот, затем отправился спать в конюшню, где спали и другие охранявшие лошадей. Я была рада, что граф Суррей уехал, поцеловав мне руку и прошептав: «Никто из лондонских торговцев вам в подметки не годится, Верайна». Я почувствовала облегчение, когда он уехал, и не упомянула ни словом о нашем прощании Нику. Что граф доложит Его Величеству – скажет ли он что-нибудь про Ника или про меня? – я не знала да и слишком устала, чтобы волноваться об этом.

Я почти засыпала за столом в общей комнате, ужиная жестким ростбифом вместе с Ником и несколькими другими охранниками, с которыми он меня познакомил. Кроме того, каждый кусок мяса напоминал мне о мертвом бычке в болоте. Вскоре я извинилась и ушла в небольшую комнату на третьем этаже, которую делила с двумя другими женщинами, бывшими придворными дамами при дворе принца Артура, которые возвращались в Лондон. Обе они были англичанки, и было грустно видеть, как явно уменьшился двор принцессы Екатерины.

Я рухнула на большую кровать, отвернулась к стене, а они шептались у очага о том, как надеются найти место у какой-нибудь важной персоны при дворе. Я давно не делила ни с кем постель, но в этой свободно могли бы разместиться мы все трое. Если только, надеялась я, нам не придется делить ее с клопами или даже с мышами, возню которых я слышала в соломенной крыше над нами.

Я потихоньку уплывала в сон, радуясь, что меня ничего не связывало с Сурреем… и его любовницами… потому что я считала не монеты, а часы до того момента, как окажусь дома и снова увижу сына… Я не могла потерять моего дорогого мальчика, хотя королева потеряла своих и даже много больше…

Королева Елизавета Йоркская

Его Величество и я заставляли себя есть – аппетита у нас не было. Заснуть тоже было не легче. Могу поручиться, что он тоже страдал бессонницей. Я взбила свою пуховую подушку в просторной королевской постели и сказала:

– Мне стало чуть полегче с тех пор, как я знаю, что Артур упокоился с миром. Легче, то есть, пока мы не раскроем грязную игру, на которую указывает это ужасное присланное сердце. Мой отец любил говорить, что душа не обретает покоя, если человек был жестоко убит, пока его или ее убийца не будет найден и не понесет наказания.

– Другими словами, если кто-то погибает в сражении или казнен за какое-то преступление, то теряет больше, чем жизнь? Они терзаются или терзают других в вечности, пока их убийцы не понесут кару? Не хочу слушать подобную ересь, тем более от тебя. Это не цивилизованно, это не по-христиански.