В заповедной глуши - Александр Мартынов

   - Братья! - крикнул Витька (или кто?). Воздух царапал сухое горло. - Всё кончено! Мы - последние! Что нам осталось?! Уйти?! Скрыться?! Бежать?! Видеть, как они сожгут наши дома - те, что ещё не сожжены?! Как убьют наших детей и обесчестят наших женщин - тех, кто ещё уцелел?! Как осквернят наши храмы - те, что ещё стоят?! Жить в цепях на земле, где мы родились хозяевами?! Нет! - он выдернул из ножен зазуб-ренный меч и поднял его над головой, выкрикивая - ветер рвал его слова и уносил прочь, в морды человекозвериным толпам, копящимся вокруг:

- Проносятся недели. И где б, ты, друг мой, ни был,

Послушай песню ветра. Смотри, как блещет сталь.

Взгляни: стоят деревья. Взгляни: синеет небо.

И знай - свобода это. Жизнь за неё не жаль! (1.)

   В бой, арья! Умрём, убивая!!!

   - Мы встретимся! - крикнул Валька (или кто?), поднимая коня на дыбы и перехватывая в латной руке длинное копьё - чтобы удобнее было колоть и рубить на скаку. - Под иным небом, в иное время, в иных мирах - мы встретимся! В бой, арья! Умрём, убивая!!!

   - Умрём, убивая!!! - единым духом откликнулась фирда. - Умрём убивая!!! В бой, арья! В бой!!!

   Обретая страшную силу конного разбега, конный ромб рванулся на вражеские тол-пы.

   Не туда, где они отгораживали всадников от леса - и где были самыми непрогля-дными и бескрайними в ожидании того, что последние будут пробиваться именно в лес.

   Фирда рванулась к холму с гексагональными пауками на знамени...

   ...Последних убили на склоне холма. И долго в ужасе и злобе рубили и дробили ка-менными топорами и трофейными клинками тела двух мальчишек - со знаменем и рогом - пока там нечего стало кромсать и растаскивать.

   - Будь всё проклято, они почти дошли, - донеслось с холма.

   - Теперь мне не верится, что мы покончили с ними навсегда, - ответил другой голос.

   Чёрный, смешанный с пеплом дождь лился на поле. И где-то - за мёртвым лесом - логами и оврагами тянулась на юго-запад тоненькая ниточка тех, кто успел спастись именно благодаря последнему часу этого боя. Тех, с кого всё начнётся снова...

* * *

... Мы встретимся. Под иным небом, в иное время, в иных мирах - мы встретимся...

* * *

   ...Мальчик открыл глаза.

   Он лежал на спине в высокой тёплой траве, раскинув руки. Смотрел в прозрачное небо и слушал, как поёт жаворонок.

   Он не помнил ничего и не знал, кто он.

   Он просто встал. Потянулся, улыбаясь. И пошёл туда, где синела кромка леса...

   ___________________________________________________________________________________________________________________

   1. Из стихотворения автора книги.

106.

   ...Мальчик открыл глаза.

   Он лежал на спине в густом мху, раскинув руки. Смотрел в небо, пересечённое вет-вями деревьев и слушал, как дробно стучит дятел.

   Он не помнил ничего и не знал, кто он.

   Он просто встал. Потянулся, улыбаясь. И пошёл туда, где виднелась тропинка...

9.

   За прошедшие полтора месяца Валька успел придти к выводу, что Михал Святосла-вич кричать не умеет.

   Вывод оказался насквозь ложным.

   То есть абсолютно. Ни разу в жизни на Вальку так не орали. От стыда у него слё-зы наворачивались на глаза, а главное - совершенно нечего было возразить на все те эпи-теты, которыми награждал обоих мальчишек лесник. Сами собой откуда-то пришли глу-пые слова: "Я больше не буду...", вот их Валька и твердил время от времени, отмечая машинально, что и Витька бурчит то же самое, хотя и реже, глядя себе под ноги.

   Михал Святославич нагнал их на краю болота - совершенно очарованные, держа перед лицами сцепленные руки, в которых лежал медальон, мальчишки сомнамбулически брели куда глаза глядят.

   - Я больше не буду, дядя Михал... - прошептал Валька, понимая, что сейчас заплачет. Витька откликнулся эхом:

   - Дядя Михал...

   И Михал Святославич осекся. Перевёл дух. Сказал:

   - Конечно, не будешь. Оба не будете. Это я вам гаранитрую... Потому что сегодня всю первую часть личного времени плюс перед этим - время чая - вы ползёте кросс. Полтора часа ползёте туда, полтора обратно. Куда - я выберу. Если обратно опаздываете - вре-мя опоздания вычитается из времени на ужин. А вторую половину личного времени пос-вящаете тесному общению с лопатой и вёдрами - яму под картошку давно надо вычис-тить и обновить. Ясно?

   - Да, - сказал Витька уныло. Валька вздохнул и повторил:

   - Да...

   - Не слышу, - зловеще ответил Михал Святославич.

   - Так точно, ясно! - заорали сообразившие, что к чему, мальчишки. И Валька осторож-но сказал:

   - Дядя Михал...

   - Ну? - буркнул лесник.

   - А вы нам не объясните...

   - Потом, - отрезал он. - А сейчас, так как вам предстоит насыщенная вторая половина дня, а полночи вы не спали - спать до... - он посмотрел на часы: - Пять сорок две... до де-вяти. Потом - завтрак и по расписанию. Восемнадцать минут - помыться, вы грязные в дым! Бего-о-ом!!!

* * *

   На ужин мальчишки опоздали на целых десять минут, да ещё минут пять не могли толком есть и только сипло дышали, вцепившись в ложки и глядя в стол пьяными глаза-ми. За осатвшиеся пять минут они успели затолкать в себя ужин и даже удержать его внутри, хотя Михал Святославич был беспощаден и тут же поднял их из-за стола.

   Он устроился с какими-то своими расчётами на краю ямы, но не стал заниматься, а просто наблюдал за мальчишками - рассеянно, явно не из опасения,что они станут сач-ковать. После трёх часов попеременного ползанья на спине, по-пластунски и на боках, пе-ремежаемого бодрыми пробежками на четвереньках, возможность махать лопатой и таскать вёдра была просто райским наслаждением - ребята начали приходить в себя.

107.

   - Дядя Михал, - сказал Валька, и сам немного удивился, как естественно у него это полу-чилось. Лесник кивнул. - Ну а всё-таки... что с нами было?

   - Если можете работать и рассказывать - то рассказывайте, - предложил Михал Свя-тославич.