Операция «Наследник», или К месту службы в кандалах - Светозар Чернов

— Черт, наследник уже машет мне рукой! Вы мне оба очень не нравитесь с некоторых пор, но времени действительно осталось слишком мало, чтобы что-то менять. Я соглашусь даже приобрести в аренду у Джевецкого его личную лодку. Второй экземпляр вы должны будете забрать из Севастополя в ближайшее время и отправить его из Одессы в Александрию. Забирать лодку следует в воскресенье, когда большая часть начальства в порту отсутствует. Вечером я заеду к Лёньчинской, будьте там — я передам вам деньги. И учтите — с цесаревичем поедет мой доверенный человек, урядник Стопроценко. Он будет по мере возможности помогать вам и доносить обо всем мне. Через него же я буду держать с вами связь в Египте, если понадобится. Но коли случится такое дело, что вы захотите предать меня или улизнуть в самый ответственный момент, он позаботится, чтобы вы никуда не делись и были достойно похоронены на одном из коптских кладбищ в Каире. 

Глава 14. Одесса

6 октября (?), понедельник

Вечером в понедельник 6 октября Владимиров с полученными от Черевина деньгами прибыл по Варшавско-Тираспольской железной дороге в Одессу и поселился в «Лондонской гостинице». Хотя поезд прибыл утром и у Артемия Ивановича было время сходить на море и прогуляться по городу, однако он решился покинуть номер только следующим днем, когда синяк под правым глазом, полученный в доме пани Лёньчинской, стал не так заметен. К тому же, он должен был, наконец, выспаться.

Поболтавшись по Дерибасовской и Ришельевской, мимо пустых террас кафе, завешенных сухими плетьми плюща, и вдоволь наглазевшись на выставленную в огромных зеркальных окнах дорогих магазинов японскую и китайскую фарфоровую посуду, на яркие призывные щиты табачных лавок и лакированные черные табакерки с цветными картинками на крышке на прилавках, на россыпи карманных часов в витринах часовых мастерских и обилие экзотических кокосов, ананасов и мангустанов у продавцов фруктов, Артемий Иванович зашел в аптекарско-косметический магазин Боссе, здесь же на Ришельевской, чтобы купить поляку очки. Совесть редко просыпалась у Артемия Ивановича, но во время поездки по железной дороге у него было время подумать и что-то она его замучила. Он вышел из магазина, нагруженный очками, потому что не знал, какие стекла нужны Фаберовскому, а на деньги можно было не скупиться и он купил каждого вида очков по несколько пар с разными оправами. Кроме того, он купил в подарок Эстер вращающуюся щетку для зубов «Ротифер», которую тут же сломал у себя во рту, и очень рекламируемый «Одесским листком» «Купрессин», средство для укрепления волос и уничтожения перхоти К.К.Боссе, причем назначение средства он понял неправильно, решив, что оно не от перхоти, а от похоти.

Потом он опять бродил по городу, пил водку в кабаках и даже участвовал во встрече православным священством и зеваками у входа в Крестовскую церковь чудотворной иконы Касперовской божьей матери, которую доставил в Одессу херсонский пароход.

Под вечер в Одессе разыгралась сильная буря и Артемий Иванович пошел посмотреть, как будут тонуть в море пароходы. Пароходы не тонули, но, как сказал какой-то господинчик, пришедший на Приморскую улицу с теми же целями, на Ажарской косе можно было увидеть в подзорную трубу паровую яхту «Эриклик», севшую там на мель. К сожалению, николаевское адмиралтейство зафрахтовало землечерпальную машину, которая прорыла на косе довольно глубокий канал, и вчера самый сильный в Одесском порту ледовый буксирный пароход «Полезный» ходил снимать яхту с мели. Это ему не удалось, но, как утверждал господинчик, завтра ее обязательно стащат.

Про «Эриклик» Артемий Иванович что-то недавно слышал или читал, поэтому подарил господинчику очки и отправился в гостиницу. Следующий день он провел также бесцельно, болтаясь по городу и ничего не делая. Вечером, сидя в номере, он раскрыл «Одесский листок» и обнаружил, что накануне в Одессу по железной дороге прибыла судовая команда Балтийского флота, состоящая из шестидесяти человек нижних чинов, назначенных на броненосный фрегат «Владимир Мономах», находящийся в Пирее. Со слов Черевина Артемий Иванович знал, что «Владимир Мономах» должен будет присоединится к «Памяти Азова», и потому утром отправился в Карантинную гавань, чтобы выяснить, нельзя ли будет вместе с матросами переслать на фрегат лодку, чтобы ее затем доставили прямо в Египет. Так было бы и быстрее, да и денег можно было бы сэкономить.

Суетливая Карантинная гавань встретила его резким запахом камня, угля и железа, который забивался едкой вонью нечистот, хлорной извести и карболки, исходившей от каменных нужников при входах на молы. Свистели маневровые паровозы, подтаскивая по рельсам вагоны с углем, с эстакады прямо из вагонов грузился на несколько иностранных пароходов хлеб.

Полуголые грузчики-турки в широких штанах и грязных фесках грузили товар на выстроившиеся вдоль набережной, кормой к берегу, плоские широкозадые фелюки с косыми парусам и под греческими и турецкими флагами. С привалившихся между Карантином и волнорезом иностранных пароходов, резко отличавшихся от аляпавато и ярко раскрашенных парусников своими огромными серыми либо черными корпусами, доносилась русская ругань и отчаянные крики «Майна! Майна! Хабарда!»

* * *

Памятуя наказ Черевина забрать лодку непременно в воскресенье, Артемий Иванович наметил выезд в Севастополь на субботу. Пароходы в Египет ходили из Одессы не слишком-то часто, поэтому субботним утром, явившись в порт, он первым делом направил свои стопы в Карантинную гавань узнать о ближайшем рейсе на Александрию. Весь город был убран флагами, играла музыка, что очень смутило Владимирова и, когда он не сумел пробиться к Карантинному трапу через толпу одесситов, восторженно кричавших «Ура!», то поспешил укрыться в погребке. Здесь он заказал себе скумбрии и кварту дешевого красного вина за двадцать копеек, решив переждать, когда страсти из-за его отъезда утихнут.

Он успел уже изрядно нагрузиться, когда внезапно кто-то схватил его за рукав. Владимиров обернулся и оказался лицом к лицу с Курашкиным в матросской форме.

— Господин Гурин? От не чекав встретыть вас в Одессе!

— Да и я тоже не чаял тебя тут видеть, — проговорил Артемий Иванович, силясь попасть вилкой в двоящуюся скумбрию. — Они там уже кончили мне «ура» кричать?

— Так хиба ж це вам воны крычать, господин Гурин?! Проспись! Ты що, велыкий князь?

— Нет, мы не родственники. Моя матушка с царями себе ничего такого не дозволяла. А что, они решили, что я великий князь?

— Це велыкий князь Михаил Мыколович с жинкою и сыном на вокзал прыбули та зараз до порта направляються, где сядуть на пароход «Князь Потемкын». Зовсим очи залил, чи що?

— Послушай, Курашкин, чего ты ко мне пристал? — капризно сказал Артемий Иванович и долил себе в стакан остаток водки в графине. — Тебе очки надо, чи що?

— Яки очки? — поднял брови Курашкин.

— Начальству втирать, — Артемий Иванович загоготал и заказал еще графин водки.

— Так вы тепер що, по комерцийной части? — спросил матрос, сглатывая слюну. — Торгуете, так сказаты, аптекарськыми товарами?

— Да какой из меня коммерсант! — Владимиров хлопнул стаканчик и удовлетворенно крякнул. — Хотел тут с вами лодку за границу отправить, так не взяли. Может, подсобишь?

— Уж не про пидводну чи лодку вы говорыти?

— А где ты другие-то видал!

— Так давайте же ее скорейше. А то мы сьогодни уходым до Смырны на пароходе «Лазарев». Разом с нами иде на место свого служиння русский военный агент в Афинах полковнык Генштабу Рауш фон Траубенберг, вин ждати не буде.

— Ха! Тебе отдать! Да как же я ее тебе отдам, когда в ей, может, на тыщу пудов, да и той у меня нет?

— Може, отхлебнуть дадыте хоча бы? — кадык на тощей шее Курашкина перекатился на верх под самый подбородок и съехал обратно в воротник.

— Чего уставился? — закричал на него Артемий Иванович. — Очков у тебя нет? Вот и катись отсюдова! Тут подают только интеллигентным людям! В очках или, как у меня, в пенсне.

12 октября, воскресенье

Действительный статский советник Селиверстов слез с извозчика у здания градоначальства и вошел в парадный подъезд. Было еще достаточно рано, да и воскресенье было днем неприсутственным, так что дверь ему открыл дежурный жандарм. Приняв у Селиверстова шинель и шляпу, жандарм повесил их на вешалку и повернулся, чтобы проводить генерала в помещения Петербургского охранного отделения, где его уже с нетерпением ждали. Но Селиверстов уже сам поднимался по лестнице, и сзади его вицмундира с опушкой Ведомства императрицы Марии был приделан пышный бант из ленты, которой в обычных условиях дамы подвязывают чулки.

— Чего вам засвербило так рано встречаться? — с порога спросил Селиверстов у ожидавших его Федосеева и Секеринского.