Охотники ночного города - Роман Афанасьев

Сейчас, греясь под душем, Алексей заново оценил все то, что видел вчера. Свежая голова работала лучше, и Алексей задал самому себе новые вопросы, на которые не мог ответить. Бледное лицо Инги все еще преследовало его. С затаенной внутренней болью Алекс думал — а мог ли он поступить иначе? Что, если Инга так и не превратилась бы в кровожадного разрушителя, а осталась бы доживать свой краткий век ожившего покойника. Быть может, если бы не охотники, она так бы и существовала, пока не разложилась бы плоть? Но нет. В последние минуты она вела себя так же, как другие — пыталась накинуться на живое существо, разорвать его в клочья. Но при этом она пыталась говорить. «Не могу». Что это значило? Не могу удержаться? Или не могу нападать? Что заставило ее наброситься на человека, спасшего ей то, что с некоторой натяжкой можно назвать жизнью? Что вообще происходит, почему появилось столько зомби и почему они вдруг стали устраивать засады на охотников?

Кобылин вылез из душа, тщательно вытерся мохнатым полотенцем и с раздражением бросил его на кафельный пол. Что-то происходило в городе. Что-то большое и нехорошее. Кобылин всей кожей чувствовал, что эта история далеко не окончилась. Что дело тут не в одиночных покойниках, которым не лежится в могилах. Почему сейчас? Почему такая вспышка активности? Фаза луны, вспышки на солнце, редкое сочетание звезд на небе?

Надев свежее белье, Алексей вернулся в ванную и начал бриться. Рассматривая чистые щеки, он аккуратно водил бритвой по горлу и продолжал размышлять. Ему было ясно, что несчастные покойники — лишь средство. За их пародийным воскрешением стояло нечто большее. И чтобы бороться дальше, надо было выяснить, что именно. Кобылин знал, что не найдет ответы на свои вопросы у охотников. Даже Гриша посмеялся над его теориями. Вещий же, у которого шебутной охотник до сих пор на дурном счету, пошлет его ко всем чертям, вот и весь разговор. Да и разговаривать пока не о чем — ворох вопросов, который Кобылин был готов вывалить на Олега, это не разговор о деле. Это истерика. Прежде чем строить предположения, нужно найти информацию. А на дежурстве, когда Два Нуля призывают на работу, ничего не узнаешь. Там надо стрелять — быстро и метко, завершая то, что началось раньше. Чтобы узнать, по чему приходится стрелять, нужно идти совсем на другую охоту.

Похлопав ладонями по чисто выбритой шее, Кобылин оставил в покое бритву и пошел одеваться. Он выбрал новые черные джинсы, чистую куртку и свитер. Вернувшись в коридор, обул черные ботинки, которые давно купил в магазине, да так и не носил. Потом задумчиво уставился на свою куртку, висевшую на вешалке. Протянул руку, прикоснулся к клочьям ваты, торчащим из подкладки.

Высокий и толстый воротник был растерзан в клочья оборотнем. Кобылин, как мог, зашил его, но грубые швы смотрелись ничуть не лучше дырок от когтей. После вчерашней ночи на куртку нельзя было смотреть без слез — одного рукава не хватает, из дырок, оставленных пальцами зомби, торчит вата. Удобная куртка для того, чтобы ползать в подземельях да копать картошку. Но совершенно неподходящая для того, чтобы добывать информацию. Для этого нужно выглядеть представительно.

Задумчиво взглянув на засаленную джинсовую куртку, что висела рядом с изуродованным пуховиком, Кобылин полез пальцами в нагрудный карман. Достав из него белый квадратик кредитной карты, охотник покрутил его в руках, прищурился, разглядывая себя в зеркало. Ему нужно выглядеть по-другому. Для этой охоты нужна другая шкура.

— Василий Головин, из сто шестой, — повторил Кобылин, натягивая джинсовку. — Тридцать второй дом.

Аккуратно переложив кредитку в карман куртки, он вышел из дома, плотно захлопнув за собой дверь.

Охота началась.

* * *

К третьему подъезду дома номер тридцать два Алексей подошел уже после обеда. С неба, из серых туч, медленно падали редкие снежинки. Пушистые, словно перья из старой подушки, они легкими хлопьями садились на плечи Алексея, собираясь в диковинные узоры. Во дворах было тихо — серое небо давило на плечи зимним унынием, не располагавшим к прогулкам. Лишь вдалеке, у хоккейной коробки, заливалась смехом детвора, вернувшаяся из школы.

Медленно, не торопясь, наслаждаясь каждым шагом, Алексей шел по заснеженной дорожке к подъезду. На плечах нового пальто таяли снежные эполеты. Он выбрал черное, с легким серебряным оттенком. В магазине нашлось и угольно-черное, совсем как у Евгения, но Алексей выбрал это. Оно сразу мягко легло на плечи, ловко укутав его тощую фигуру, хоть и было на размер больше. Охотнику даже не хотелось его снимать, настолько ему понравились эти теплые объятья. Мягкое, но прочное, темное, но не броское. Теплое, но не жаркое, аккуратное, не мешающее движению, — пальто очаровало охотника. У него еще никогда не было такой чудесной одежды, и он, не колеблясь, расплатился за него, хотя на эту сумму мог сделать еще один ремонт на кухне. Шляпу Алексей так и не подобрал. Вспоминая Евгения, он примерил несколько широкополых красавиц, но остался недоволен результатом. В шляпе и пальто он смотрелся на редкость глупо. Координатору как-то удавалось выглядеть одновременно стильно и грозно в таком наряде, а вот Алексею шляпы не шли. Зато услужливый продавец подобрал ему теплую кашемировую кепку в тон пальто. Из зеркала на Кобылина глянул солидный господин, которому не хватало только, пожалуй, очков в золоченой оправе, и он решил, что кепка вполне подойдет. Уже выходя из торгового центра, он купил тоненькую папку для документов из черной кожи. Взял ее под мышку, закутал горло длинным клетчатым шарфом и отправился домой.

Теперь, подходя к подъезду соседнего дома, он чувствовал себя превосходно. Новый облик ему удался — это Кобылин чувствовал всем сердцем. Чутье охотника подсказывало ему, что маскировка вышла хорошей и теперь все зависит только от его умения разговаривать. А вот тут удача могла ему изменить — Алексей никогда не умел играть словами. Но оставался шанс, что ему повезет.

У подъезда на длинной лавочке сидели две старушки. Они тихо и неторопливо переговаривались. Одна куталась в толстый мохнатый платок, накинутый прямо поверх старого пальтеца, другая, в красном китайском пуховике, сжимала в руках поводок, на бантик привязанный к ошейнику болонки, заросшей шерстью так густо, что теперь напоминала шерстяной клубок. И старухи, и собака, неподвижно сидевшая у лавочки, были густо засыпаны снегом, но исправно несли вахту у подъезда.

— День добрый, — поздоровался Алексей, останавливаясь у лавочки.

— Добрый, добрый, — подтвердила хозяйка болонки, подслеповато щурясь на гостя.

— Можно задать вам несколько вопросов? — осторожно спросил Кобылин.

— А ты кто такой будешь? — тут же откликнулась вторая старуха, натягивая намокший от снега платок на плечи. — Из милиции, что ль, а?

— Я из газеты нашего района, из «Опоры», — охотник улыбнулся, отчаянно надеясь, что старухи не признают в нем алкаша Кобылина из соседнего двора.

— Как звать? — грозно осведомилась старуха в платке.

— Виктор Кочергин, — представился Алексей, прикоснувшись рукой к козырьку кепки. — Можно присесть?

Не дав старушкам времени на ответ, он смахнул рукой снег с краешка скамейки и сел рядом, уложив папку на колени. Затея имела все шансы на успех — местная газетенка, набитая рекламой и глупыми статейками из трех абзацев, регулярно появлялась в ящиках всех жильцов, и ее название было знакомо всем обитателям района.

— Ишь ты, — отозвалась старуха с платком. — А документ есть?

— Нет у нас документов, — отозвался Алексей, — мы на общественных началах. Бесплатно делаем газету и бесплатно распространяем.

— Погоди, Иванна, — подала голос хозяйка болонки. — Тебе что нужно-то, милок?

— Да хотел насчет вашего соседа узнать, Головина, который из сто шестой.

— Так преставился он на днях-то, — перебила его бабка в платке. — Помер, царство ему небесное!

— Вот-вот, — подхватил Алексей. — А милиция-то, говорят, плохо работала? Бросили старика в квартире, не приезжали долго, тело родственникам не выдавали.

— Точно, — насупилась Ивановна. — Шныряли тут три дня, говорят, пропал Вася, а куда пропал, чего…

— Нашли ж его, — перебила хозяйка болонки. — И дочке, говорят, сообщили…

— Это ж когда? — взвилась обладательница платка. — Кто говорит?

— Да Петровна с утреца участкового встретила, он и сказал…

— Что ж ты молчала, дура, я же спрашивала тебя с самого утра!

— Э, — вмешался в начинающуюся ссору Кобылин. — Погодите! А что милиция? В тот день, когда нашли Головина, что там было, раньше? На милицию жалобы есть?

Это был ошибочный ход. Обе старушенции переключились на самозваного корреспондента и завалили его жалобами. И на милицию. И на коммунальные службы. И на соседей, начальника районной управы, и так вплоть до Чубайса. Алексей попытался вернуться к тому вечеру, когда нашли и тут же потеряли покойника Головина, но его жалкие попытки были решительно отметены в сторону как малозначащие. Кобылин, отчаявшись выудить из потока жалоб, перемежавшихся воспоминаниями о Союзе, хоть крупицу полезной информации, поддакивал старухам и пытался придумать, как отступить из словесного боя без потерь. Инициативу он потерял, оставалось лишь бежать.