Исчезнувшее свидетельство - Борис Михайлович Сударушкин

для самого себя, я сделал еще одну остановку.

Когда автобус подъехал к Переславлю-Залесскому, я вспомнил разговор с Анной Николаевной о местном краеведе Тучкове, с которым она настоятельно советовала мне встретиться, если я всерьез занялся судьбой «Слова о полку Игореве». Я не представлял себе, какое отношение к «Слову» может иметь Переславль, но замечание Анны Николаевны вызвало у меня беспокойство, как бы в следствии по делу о «Слове» не пропустить важное звено. Зачем откладывать встречу с человеком, который, возможно, действительно поможет нашему расследованию?

И я вышел из автобуса. Раскаяния, что предпринял такой неожиданный поступок, не было. Больше того, возникла спокойная уверенность, что именно так и надо было поступить, чтобы довести дело до конца.

В новом микрорайоне отыскал нужный дом – пятиэтажную коробку даже без намека на архитектурное изящество. На звонок дверь открыл высокий мужчина с бобриком коротких, седых волос и темными, сосредоточенными глазами. В первый момент я подумал, что ошибся дверью: человек, стоящий передо мной, был похож на инженера, на врача, на офицера в отставке, но только не на краеведа. Потому причину, которая привела меня к нему, я изложил сбивчиво и торопливо. И тут замкнутое, вытянутое лицо Тучкова оживилось, не дослушав моих объяснений, он пригласил меня в комнату, обставленную современной мебелью. Из угла пялился выпученным экраном цветной телевизор, на стенах поблескивали магазинные чеканки с традиционными изображениями девичьих фигурок и парусных кораблей, в книжном шкафу скучными рядами стояли новенькие подписные издания.

Я еще больше смешался и опять начал рассказывать, каким образом очутился в Переславле. Тучков радушно произнес, словно встретил долгожданного гостя:

– Вы правильно сделали, что приехали сюда! У тех, кто подвергает подлинность «Слова о полку Игореве» сомнению, чуть ли не главный козырь в том и состоит, что в те времена не могло появиться такое талантливое, уникальное произведение. А между тем «Слово о полку» не было случайным, единичным явлением. За доказательствами не надо далеко ходить – их можно найти в нашей, переславской истории.

Вот когда я увидел Тучкова таким, каким он был на самом деле, – непосредственным и восторженным, как молодой поэт, который читал собственные стихи.

Но тут некстати возвратились с работы его сын и невестка. Хотя квартира была трехкомнатная, уединиться нам так и не удалось. Увидев, как Тучков мучается и не может продолжить разговор, я попросил его показать мне город, в котором раньше бывал только проездом. Тучков с радостью ухватился за мое предложение. На улице, взглянув на свои окна, он вздохнул и извиняющимся голосом произнес:

– У нас была маленькая однокомнатная квартира. Потом сын вернулся из армии, женился, получили трехкомнатную. Детей заводить они не хотят, вроде бы не тесно, а вот поговорить негде. И не с кем, – горько добавил Тучков. – Мои книги в чулане сложили – потрепанные, не вписывается в новую мебель…

Краевед оборвал себя, но и того, что я услышал, было достаточно, чтобы понять, как одинок этот пожилой человек. И, может, любовь к родному городу была единственным чувством, которое согревало его в одиночестве.

Не стану расписывать здесь, о чем поведал мне Тучков, показывая свой город. Из наших дней мы все глубже уходили в прошлое, пока не остановились перед самым древним сооружением Переславля-Залесского – Спасо-Преображенским собором. Одноглавый, строгих скупых линий, из белого известкового камня, с плавными очертаниями апсид и закомар он словно по волшебству вырос из земли, до того совершенна и естественна была его красота.

Я с интересом слушал пояснения Тучкова:

– Когда-то стены Спасо-Преображенского собора украшали фрески двенадцатого века, но в конце прошлого столетия их сняли, без разбору уложили в ящики, а потом не хватило пятидесяти рублей на извозчиков, и из-за небрежного хранения фрески погибли. Как вспомнишь об этом, хочется локти кусать, ведь эти фрески – сокровища, которым цены нет… Здесь, в Переславле, начинал княжить Всеволод Большое Гнездо, который упоминается в «Слове о полку Игореве». А в 1212 году на этой площади ударил вечевой колокол и возвестил о приезде из Владимира сына Всеволода – Ярослава, обратившегося к переславцам, если верить автору «Летописца Переславля-Суздальского», так:

«– Братья переславцы! Отец мой ушел к Богу, а вас отдал мне, а меня вам на руки! Скажите мне, братья, хотите меня иметь у себя вместо отца моего и головы свои за меня сложить?

– Так будешь ты нам господин! – ответили переславцы и целовали ему крест…»

Я искоса посмотрел на Тучкова, и в эту минуту он представился мне тем безвестным очевидцем, который записал эти торжественные слова в переславскую летопись.

– Досадно, что в нашей истории установилось несколько ироническое отношение к Ярославу Всеволодовичу – отцу Александра Невского. Я не могу поверить, что человек, воспитавший героя, сам мог быть незначительной фигурой. Тем более, есть целый ряд свидетельств, говорящих за то, что Ярослав Всеволодович был личностью по-своему незаурядной, на голову выше многих других князей.

Видимо, Тучков прочитал на моем лице сомнение, что ему удастся опровергнуть сложившийся взгляд на Ярослава, потому заговорил с горячностью:

– Я уже упоминал «Летописец Переславля-Суздальского», который охватывает события с 852 по 1219 год. Следовательно, неизвестный летописец жил в Переславле в то самое время, когда здесь княжил Ярослав Всеволодович, а значит, это был мудрый, дальновидный князь, поощрявший летописание. Вы можете возразить, что летописи велись и при других князьях. Но есть в древней русской литературе произведение, напрямую связанное с именем Ярослава Всеволодовича. Я имею в виду «Моление Даниила Заточника», которое, как светское произведение, можно поставить следом за «Словом о полку Игореве»…

Наконец-то Тучков подошел к разговору, ради которого я приехал в Переславль.

– Сохранилось несколько списков «Моления Даниила Заточника», которые распадаются на две основные редакции: одна адресована киевскому Ярославу Владимировичу, другая – нашему Ярославу Всеволодовичу. В пользу того, что первоначальный текст был адресован Ярославу Всеволодовичу, – лучшие списки «Моления», где упоминается Переславль. В них Даниил Заточник так обращается к своему князю: «Княже мой, господине! Кому Переславль, а мне Гореславль». В другом месте Даниил Заточник цитирует слова князя Андрея Владимировича Переславского из того же «Летописца Переславля-Суздальского», но присваивает их князю Ростиславу: «Не лга бо ми Ростислав князь: лучше бы ми смерть, нежели курское княжение». Это еще одно доказательство, что «Моление» написано переславцем, за какой-то проступок наказанным Ярославом Всеволодовичем. Чтобы вернуть расположение князя, Даниил Заточник обратился к нему с письмом, полным юмора, остроумных изречений и пословиц. Этот человек по своему времени обладал очень высокой начитанностью: знал «Повесть об Акире Премудром», библейские книги, сборник изречений «Пчела», кроме «Летописца Переславля-Суздальского» был знаком