Лицеист - Валерий Пылаев

не каждый смог бы вручную крутануть огромный двигатель так, чтобы он схватился, заработал…

Да твою ж… Одаренный я – или нет, в конце то концов?!

Энергетический контур обновился, и в мышцах почувствовалось знакомое жжение. Совсем не болезненное, скорее даже приятное. Ход – не обычный, которому меня учил Андрей Георгиевич – снова заработал на полную. Я еще усложнил плетение, и оно не только прогнало усталость, но и как будто добавило сил. Не так много, но…

– Ничего себе, благородие! Вроде тощий, а спина у тебя… Мышцы прям ходят!

В голосе Настасьи послышались восхищенные нотки. В любой другой день я наверняка тут же надулся бы от гордости и самодовольства, но сейчас почти не обратил внимания. Во всем мире остались только двое: я и проклятая «кочерга», которая скользила в липких от пота пальцев, кое-как раскручивалась, заставляла мотор снова и снова грохотать, еще чуть быстрее…

– Работает!

Машина ожила. Натужно рявкнула, чихнула бензиновым духом откуда-то из-под капота – и зарычала. Раскатисто, мощно и громко – глушителем дева-конструктор, похоже, так и не обзавелась.

Плохо. Мы далеко от усадьбы, но если кому-нибудь из охраны вздумается сюда заглянуть…

– Благородие, молодец!

Настасья повисла у меня на шее и поцеловала. Просто так, от избытка чувств – или…

Нет. Определенно «или». Разве что такое «угощение» досталось бы любому, кто смог бы завести отцовскую машину… Ну и, пожалуй, обладал хоть мало-мальски привлекательной наружностью: может, Настасья и не отличалась особой чопорностью, но разборчивостью – уж точно.

Я и сам успел взмокнуть от развлечений с «кочергой», но мягкие девичьи губы оказались еще горячее. На Настасью не среагировал бы разве что мертвый, а с моим разогнанным Ходом телом и вовсе творилось что-то невообразимое. Сердце колотилось так, будто всерьез собиралось выскочить из груди и поджечь уже совершенно лишнюю одежду.

– Благородие, стой… – выдохнула Настасья мне в ухо, но тут же изогнулась, прижимаясь сильнее. – Нет! Не отпускай, не вздумай…

Я подхватил ее и поднял – легко, как пушинку – пронес несколько шагов и усадил на верстак. Настасья обвила меня длиннющими ногами и запрокинула голову, будто специально подставляя моим губам белую шею. Косынку она уже успела потерять – и рыжие локоны растеклись по плечам, будто жидкое пламя. Руки у меня теперь были свободны, и я запустил пятерню в девичьи волосы. Осторожно, но сильно – так, чтобы уж точно не вырвалось. Крышу срывало так, что я забыл обо всем на свете. Вообще обо всем… почти.

Щелк.

Мне едва хватило воли выпустить уже покорное девичье тело и отступить назад.

– Благородие… Ты чего это?

Настасья вздохнула и подалась вперед, ко мне, еще не понимая, что я сделал. Всем телом, а потом руками… рукой. Вторую удерживала металлическая цепочка, тянувшаяся от намертво прикрученной к верстаку железной скобы.

Наручники, которые я стащил из сейфа, все-таки пригодились.

– Прости, Настасья Архиповна. – Я подхватил брошенную на капот куртку. – Скоро вернусь.

Объяснять не было ни времени, ни смысла. Девчонка даже за всю имперскую казну не отдала бы мне свое сокровище… А я уж точно не взял бы ее с собой в вот-вот готовый вспыхнуть войной родов Питер.

– Потом ты меня простишь… наверное. – Я распахнул единственную нормальную дверь машины и уселся на водительское кресло – то самое, от трактора. – Подарю платье, отведу тебя в лучший ресторан… и плевать, что скажут.

Это Настасья явно пропустила мимо ушей. Плевать она хотела и на платье, и на ресторан, и на самые огромные бриллианты из ювелирных на Невском – даже вздумай я их предложить. Может, сначала все это могло показаться какой-то сомнительной шуткой, идиотским выкрутасом избалованного князька, решившего променять ласку такой красотки на дурачества… но когда мотор машины коротко рявкнул, отзываясь на педаль газа, Настасья поняла: ее только что бессовестно ограбили.

Среди бела дня.

– Ты… А ну стой! – заверещала она, дергая наручники. – Я тебя придушу!!!

Если бы Настасья была Одаренной, пусть хоть самой слабенькой, четырнадцатого класса, от меня наверняка уже остались одни угольки – столько в ее глазах полыхнуло злости. Но природа не наделила ее ни родовой магией, чтобы врезать мне Горынычем или Свечкой, ни даже силой порвать тонкую стальную цепь.

Зато наделила луженой глоткой.

Орала Настасья так, что слышала даже государыня в Зимнем. И откуда-то снаружи ей отвечали: заливистый собачий лай доносился чуть-ли не прямо из-за стены. Один из патрульных все-таки решил проверить, что за шум в гараже – и шел сюда… И времени на хоть какие-то подготовительные операции уже не осталось.

Я рванул рычаг передачи и вдавил газ.

Машина радостно взревела, дернулась, на мгновение замерла – только визжали покрышки, с дымом прокручиваясь по доскам под колесами – и рванула вперед, разнося в щепки древние ворота. Я едва успел дернуть рулем, чтобы не задавить беднягу-охранника – он в самый последний момент отпрыгнул в сторону, утягивая за собой собаку. Наверняка свалился, но я этого уже не увидел.

Тропинка через заросли оказалась тесноватой – пришлось пробиваться. На мгновение показалось, что я не смогу, что заглохну, но могучий мотор справился. Машина буквально взрывала землю, с одинаковой легкостью круша радиатором и кусты, и даже тоненькие деревья. Где-то позади слышались крики и собачий лай, со всех концов усадьбы к сараю уже сбегалась охрана, но меня было уже не остановить.

Настасьино творение миновало подлесок и вырвалось на свободу, стремительно унося меня к воротам. Только у самого выезда среди ребят Андрея Георгиевича отыскался один, не побоявшийся навредить князю, который, по-видимому, спятил и решил удрать на неведомом чудище из ржавого железа. Высокий тощий парень несколько мгновений выцеливал меня, орал что-то, а потом отшвырнул винтовку и взмахнул рукой.

Серп получился что надо. Ударил, лязгнул, высекая искры и оставляя на металле глубокую отметину, срезал угол пассажирского сиденья, но с курса меня не сбил. Я вцепился в руль обеими руками, выровнял машину – и, не сбавляя хода, швырнул через мятый капот две Булавы подряд. Раздался грохот, застонало сминаемое магией железо – и ворота не выдержали и распахнулись, выпуская меня наружу.

Глава 33

Елизаветино промелькнуло где-то за полминуты. Мощности Настасьиной бричке хватало с двойным запасом… а вот управляемость оказалась так себе. Могучий двигатель будто решил выпустить на свободу все свои триста двадцать демонических коней разом и не очень-то желал покоряться моей воле. Машину швыряло