Если 2003 № 11 - Тед Чан

Несмотря на жестокую экспрессию и даже натуралистичность, с которой создатели «Бегущего человека» показали поединки Бена Ричардса со своими антагонистами, многие критики отнеслись к фильму не очень серьезно и провели его по разряду пародии на фантастический триллер. Причину такого отношения надо искать не столько в фильме, сколько в контексте, обстановке, в которой он появился: в 1987 году, когда в Восточной Европе начали рушиться тоталитарные режимы, едва ли кто-то мог поверить в тоталитарную Америку, где примитивное и развращенное общество тешит себя бесчеловечными играми на выживание. С известной натяжкой такой фильм сошел бы за предсказание в середине 70-х — в каком-то смысле так и был воспринят «Роллербол» Нормана Джюисона (1975). Довольно скоро, впрочем, жизнь доказала, что если в жестоких и рискованных видах спорта действительно крутятся огромные деньги, то часть этих денег неизбежно идет на заботу о спортсменах, на улучшение их морального имиджа. Для богатых и достаточно цивилизованных стран это стало повсеместной нормой.

Видимо, не случайно в своем римейке того же «Роллербола» (2002) Джон Мактирнан перенес арену своего экстремального шоу из Хьюстона и Токио в «слаборазвитую и нестабильную» Центральную Азию, где кровожадный экстаз болельщиков мог бы выглядеть более логичным и естественным. Конечно, в антиутопии тоже не обойтись без достоверности и здравого смысла. Зритель скорее поверит, что местом проведения изуверски-жестокого игрового шоу станет криминализированная Колумбия или Чечня (вспомним про превращенные в массовое зрелище «суды шариата» на стадионе), чем цивилизованная Япония. Парадокс в том, что фильм о существовании такой изуверской игры в Японии будущего (своеобразный римейк той же «Десятой жертвы») все-таки появился и стал мировым хитом — я имею в виду «Королевскую битву» Кинджи Фукасаку. Другое дело, что среди противников этой истории о легализованном властями молодежном смертоубийстве были не только ревнивые моралисты преклонного возраста, но и сами подростки. Не случайно, что в сиквеле своего фильма, «Королевской битве-2», Фукасаку, умерший незадолго до начала съемок, решил заставить своих героев сражаться не друг с другом, а с проникшими на остров террористами.

«Весь мир — театр…» — такие слова были начертаны над входом в шекспировский театр «Глобус». Сегодня кинофантастика способна блестяще проиллюстрировать эту фразу, показав, как виртуальный спектакль, мираж подменяет реальную жизнь для целого общества (не трудно понять, что прежде всего речь идет о «Матрице» братьев Вачовски). И все же в большинстве случаев фантастический прогноз взаимоотношений человечества и порожденных им масс-медиа сводится к пересказу старых сюжетов. Вот, если верить «Интернет Муви Дейта Бэйз», в Голливуде в прошлом году был снят еще один римейк «Десятой жертвы». Не десятый ли по счету?

Дмитрий КАРАВАЕВ

Экранизация:

У границы Основания

Продолжим наш скорбный мартиролог знаменитых фантастов, «загубленных» или досадно проигнорированных кинематографом. На сей раз очередная жертва — Айзек Азимов, в представлениях не нуждающийся. Хотя в данном конкретном случае ситуация не столь безнадежна: есть по крайней мере один фильм, творчеству писателя адекватный!

Вот ведь парадоксальная ситуация: известным писателям-фантастам, книгами которых зачитывались миллионы, с экранизациями фатально не везет. Обсуждение причин уведет нас далеко, хотя из двух главных одна — техническая — давно устранена: сегодня компьютерные спецэффекты позволяют реализовать на экране любую фантазию. А другая — содержательная — ныне еще дальше от разрешения, чем десятилетия назад: несоответствие интеллектуального уровня лучших образцов литературной фантастики уровню тех, кто делает кино. И кто его в массе своей смотрит.

А творчество Айзека Азимова, как согласится всякий образованный читатель, это, во-первых, цикл о роботах, а во-вторых, — об Основании. Плюс, конечно, рассказы, роман «Конец Вечности», но основой все-таки остаются два упомянутых цикла: объединив их на закате творческой карьеры в своеобразный суперцикл, писатель превратил все прочие произведения лишь в штрихи к законченной в целом картине.

Почему до сих пор не вышло ни одного фильма из цикла об Основании, догадаться нетрудно. Сначала режиссеров останавливали технические проблемы. Все же Трантор должен и на экране выглядеть Трантором, планетой-мегаполисом, а не заштатным городком — даже не Нью-Йорком будущего с десятком «подрисованных» небоскребов, уходящих за облака! Попробуй построй такую декорацию руками, без помощи компьютеров. А стоило им появиться, как одновременно с этой палочкой-выручалочкой на экран вышли «Звездные войны» Джорджа Лукаса, сделавшие неактуальными многие грандиозные проекты «космических киноопер», которые, вполне возможно, мирно ждали на студиях своей очереди.

Так что мимо азимовского Основания кинематографисты проскочили. Может, оно и к лучшему: за прошедшие полвека историко-футурологические построения писателя все-таки во многом устарели. И еще неизвестно, как бы сегодня смотрелась на широком экране и со всеми этими стереоэффектами нетривиальная и совсем не симпатичная идейка построения очередной утопии под руководством «тайной закулисы» ученых-технократов…

Предвижу возражения: а азимовские позитронные роботы, они что — не выглядят в наши дни очевидным анахронизмом? А это с какой стороны взглянуть.

Как человекоподобные неуклюжие «железяки» — да, устарели окончательно и бесповоротно. Совершенно ясно, что реальная роботехника пошла иным путем, и никто никогда механических подобий человека строить не станет — и не от страха перед метафизическими проблемами, а просто потому, что в антропоморфных механизмах нет никакой нужды. А вот поднятая (точнее, подхваченная эстафетой у классиков) молодым технократом Азимовым проблема гуманитарная, проблема проблем — создание искусственного человека, личности, которая перестает слепо следовать заложенной в ней программе и начинает «вести себя», конечно же, не устарела.

Уже ранние читатели популярного цикла о роботах сообразили, что знаменитые Три Закона писаны не для роботов, не для машин — для людей. И что любые попытки заковать бесконечно сложную человеческую личность, стоящую перед выбором, перед веером альтернатив, в жесткий каркас конечного числа этических программ-постулатов обречены на провал. Или, как блестяще продемонстрировал Азимов, на бесчисленные логические парадоксы и психологические сшибки. Потому что этим циклом писатель доказал (может быть, даже вопреки своему первоначальному замыслу), что компромисс невозможен: либо разум и свобода выбора, либо неуклонное следование программе. В первом случае это человек, во втором — робот. Неважно, выглядит ли он при этом абсолютной копией человека из плоти и крови или утрированной железной куклой. И так же безразлично, каким числом конкретных нравственных заповедей он руководствуется: бесчисленными культовыми и шестью «светскими» с моисеевых скрижалей завета, десятью новозаветными из Нагорной проповеди или всего лишь тремя «атеистическими» азимовскими.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});