Право – язык и масштаб свободы - Роман Ромашов

Дальнейший текст действующей Конституции РФ также переполнен аналогичными напоминаниями о единстве в его различных аспектах: о суверенитете, распространяющемся на всю территорию страны (ч.1 ст. 4); об обеспечении государством своей целостности и неприкосновенности (ч.3 ст. 4); о государственной целостности и единстве системы государственной власти как принципах федеративного устройства (ч.3 ст. 5); о единстве российского гражданства (ч.1 ст. 6); о единстве экономического пространства, свободном перемещении товаров, услуг и финансовых средств (ч. 1 ст. 8); о запрете объединений, угрожающих целостности государства (ч. 5 ст. 13); о применении Конституции на всей территории страны (ч. 1 ст. 15); об установлении основ единого рынка на федеральном уровне (п. «ж» ст. 71); о недопустимости установления таможенных границ, пошлин, сборов и каких-либо иных препятствий для свободного перемещения товаров, услуг и финансовых средств на территории России (ч.1 ст. 74); о единой системе исполнительной власти (ч. 2 ст. 77) и т. п.

В самом тексте Конституции прямо названо еще одно интегрирующее начало – Президент Российской Федерации. Именно он несет на себе основную нагрузку по обеспечению единства: принимает меры по охране суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности, обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти (ч.2 ст. 80); торжественно дает присягу защищать суверенитет и целостность государства (ч.1 ст. 82). Тот же смысл имеет символическое упоминание о «согласительных процедурах», применяемых Президентом для разрешения разногласий между органами власти (ч. 1 ст. 85): «согласие», «согласование» во всех случаях обозначают одну из форм социального единения. Президент, по существу, является воплощением самой Конституции, выполняет одинаковые с нею функции; и это вполне отвечает традициям российского общества, которое охотнее интегрируется вокруг человеческой личности, чем вокруг юридического текста.

Таким образом, в действующей российской Конституции использованы практически все основные приемы, благодаря которым юридический текст может стать интегрирующим и солидаризирующим фактором:

во-первых, напоминание об общей территории («родной земле»);

во-вторых, указание на единство исторического опыта («соединенные общей судьбой», «исторически сложившееся государственное единство», «память предков»);

в-третьих, репрезентация коллектива в качестве единого субъекта («многонациональный народ»);

в-четвертых, обозначение внешних границ сообщества, четко отделяющих его от внешнего мира («целостность и неприкосновенность своей территории»);

в-пятых, снятие или ослабление внутренних границ («единство экономического пространства», «свободное перемещение товаров», «на территории Российской Федерации не допускается установление таможенных границ, пошлин, сборов и каких-либо иных препятствий для свободного перемещения товаров, услуг и финансовых средств и др.);

в-шестых, провозглашение единства нормативной основы («Конституция Российской Федерации имеет высшую юридическую силу, прямое действие и применяется на всей территории Российской Федерации… Органы государственной власти, органы местного самоуправления, должностные лица, граждане и их объединения обязаны соблюдать Конституцию Российской Федерации и законы»);

в-седьмых, установление единых стандартов и гарантий для всех членов сообщества («каждый имеет право», «все равны перед законом» и т. п.);

в-восьмых, персонификация субъекта, на которого специально возлагается осуществление социально-интегрирующей функции («Президент… принимает меры по охране суверенитета Российской Федерации, ее независимости и государственной целостности, обеспечивает согласованное функционирование и взаимодействие органов государственной власти»).

Если война – это взаимодействие насильственное, основанное на взаимном подавлении и вытеснении, вплоть до уничтожения, то есть полного лишения ресурсов, то мир, по контрасту, – это отношения взаимного признания. Мир означают, что участники отношений считаются с существованием друг друга и готовы продолжать общение на основе уважения каждым жизненного пространства своего контрагента.

Если война возможна путем молчаливого нанесения ударов, то мир всегда требует организованной речевой среды. Мир – это постоянное согласование, уточнение чужих и своих интересов, поиск равновесия между ними, обсуждение совместных планов. Взаимное признание нуждается в регулярном словесном подтверждении. Роль права в мирном процессе – предоставление соответствующих речевых форм и средств для его поддержания. Прежде всего это достигается благодаря свойству права устанавливать границы в пространстве и времени. Это позволяет в переговорном порядке распределять территориальные и иные ресурсы, придавая им режим общего или индивидуального пользования, а также назначать точное время действия этих решений – на бессрочной основе или в течение строго определенного периода. Сообщество решает задачу обеспечения мирной жизни путем отгораживания от внешней агрессивной среды. Собственно, именно этот принцип – введение точных границ – в свое время привел к необходимости перехода от обычного (устного) права к письменным формам.

Свойственная праву пониженная эмоциональность также может выступать одной из гарантий мира, показывая, что он опирается не на сиюминутные переживания сторон, а на стабильное волеизъявление (впрочем, именно для мирных соглашений и деклараций часто бывает характерен повышенный эмоциональный фон, что может, соответственно, свидетельствовать об их ненадежности).

Тот факт, что мир является базовой правовой ценностью, вытекает из природы права как текстуального порядка, охраняющего социальную целостность и солидарность. Мир и солидарность неотделимы друг от друга: насилие разрушает связи между людьми, а распад единства неизбежно ведет к агрессии. Сложное устроение всей системы правовых ценностей, включающей свободу, справедливость, равенство, истину и т. п., предполагает наличие между ними достаточно устойчивого баланса, который в состоянии войны теряется. Война означает сжимание правового поля и вынужденный ценностный аскетизм. Полнота реализации правовых ценностей возможна только в мирных условиях.

Многие из правовых форм специально рассчитаны на достижение и поддержание мира. В особенности это относится, например, к такой правовой форме, как договор. В отличие от закона с его односторонним воздействием, договор, даже независимо от его содержания, является символом перехода двух и более субъектов к сотрудничеству, или его продолжения, посредством согласия в отношении прав, обязанностей и ответственности друг друга. Здесь присутствуют признаки мирного состояния в его развитом виде – совместная деятельность, создание речевой среды, демонстрация обоюдного признания субъектности.

Ценность мира проявляется и в такой правовой форме, как состязательная судебная процедура. Однако в данном случае эта ценность защищается путем моделирования борьбы. Происходит перенос потенциального насилия в словесную область.

«По отношению к проблематике насилия и справедливости, – указывает П. Рикер, – изначальная функция судебного процесса состоит в том, чтобы переносить конфликты с уровня насилия на уровень языка и дискурса… На мой взгляд, не подлежит сомнению, что процедурные правила судебного процесса сами собой способствуют продвижению справедливости (правосудия) в ущерб духу мести. И происходит этой в той мере, в какой судебный процесс образует дискурсивные рамки, подходящие для мирного арбитража конфликтов. И как раз неоспоримая заслуга установления процедурных правил состоит в том, что они позволяют судебному процессу как особому институту переносить конфликты из сферы насилия в сферу языка и речи»[305]. В сфере судопроизводства опасность конфликта минимизируется и наличествуют готовые формы перехода к мирному взаимодействию, основной из которых, как явствует из самого названия, выступает «мировое соглашение».

Остается прояснить, каким же образом культивирование ценности мира может сочетаться с существованием такого явления, как право войны. Действительно, наличие правил, регулирующих ведение боевых действий, причем исторически длительное, так или иначе означает легализацию войны, ее допущение в качестве правомерного поведения. Это связано с тем, что само право, часто будучи универсальным по замыслу, изначально было локальным по сфере действия и обеспечивало мир внутри сообществ, но не при их столкновении. Появление «права войны» отражало и тот факт, что юридически защищаются и иные ценности, кроме мира, в том числе и чисто политические. Например, в качестве оправдания войн часто используются ссылка на такую ценность, как справедливость; такова позиция И.К. Блюнчли: «Даже и в этой страстной борьбе проявляется в полной силе чувство справедливости, присущее человеку. Государство берется за оружие лишь затем, чтобы защитить поруганную справедливость, хотя часто превратно понимаемую. Уверенность в правоте своего дела придает силу и могущество даже слабому, сознание же несправедливости способно вселить страх и робость в сильного»[306]. Чаще всего «право войны» допускало ведение войн оборонительных или освободительных, т. е. завоевание мира и свободы. Кроме того, нормы «права войны» всегда строились так, что сдерживали произвол воюющих сторон, что, с учетом крайне ограниченных возможностей самого права в международных отношениях, можно рассматривать как стремление к миру.