Тень автора - Джон Харвуд

(Нижняя часть этой страницы и все остальные страницы дневника были вырваны.)

* * *

Я читал дневник при свете фонарика, сидя на кровати Энн, и в подсознании все мелькало выцветшее теннисное платье. Я никак не мог поверить в то, что моя мать и женщина на чердаке – одно и то же лицо, и все же финальная сцена оставила во мне кошмарное ощущение того, что я оказался свидетелем собственного зачатия. Это было подобно тем фантазиям, которыми мы с Алисой обменивались в письмах. Я все сидел, уставившись на оборванную страницу, пока донесшийся сверху слабый скрежет не поверг меня в состояние, близкое к шоку.

Спустившись в библиотеку, где почувствовал себя в относительной безопасности, я принялся перечитывать дневник. Собственно, я уже догадался о том, что случилось, когда прочитал письмо мисс Хамиш. С чего бы тете Айрис так жестоко наказывать Филлис? (Я больше не мог думать о ней как о своей матери.)

Филлис нашла дневник. Вероятно, прочитала его. «Филли ведет себя очень странно». Я отчетливо представил себе, как все это выглядело. Филлис, как в шахматной партии, всегда опережала сестру на ход-два… «Одна сбылась» – это точно. Но вместе с вырванными страницами исчезла разгадка финала. Почему же Филлис вернула дневник на место после того, что она сделала с Энн, если действительно что-то сделала? Это казалось бессмысленным: в конце концов она ведь забрала с собой «Призрака».

И было еще что-то, что никак не укладывалось в эту схему. Я достал письмо мисс Хамиш, чтобы проверить даты. Примерно в середине сентября Энн написала ей, что помолвка разорвана. Но «ужасный скандал» между Филлис и Айрис разразился не раньше чем через две недели. Совершенно очевидно, что Энн не рассказала подруге, почему она порвала с Хью Монфором. Потом Айрис изменила завещание и умерла спустя несколько дней после того, как узнала правду. А Энн последний раз видели живой в конторе господина Питта 26 октября.

Мисс Хамиш. В дневнике ни разу не упоминалась мисс Хамиш.

Как такое возможно? Если только предположить, что она вовсе не была близкой подругой Энн… Но нет, Энн ведь оставила ей имение. В голове мелькнула страшная мысль о том, что мисс Хамиш и Филлис сговорились убить Энн, но это было уж полным идиотизмом. Каждая деталь в ее письме в точности совпадала с моими собственными открытиями, как и с дневником Энн, и с рассказами господина Питта. Да и полиция наверняка тщательно проверяла Эбигайл Хамиш как единственную наследницу. Нет, самым разумным объяснением казалось то, что Энн просто не считала нужным писать про дружбу и прочие подробности своей жизни. Хотя странно, конечно. Я откинулся в кресле, уставившись на галерею, где во сне мне явилась женщина в вуали.

Женщина в темно-зеленом платье. Зеленые рукава.

Я почувствовал, как побежали по коже мурашки. Конечно, это был сон. Я ведь не верил всерьез – или все-таки верил? – в привидения. Точно так же, как не верил в послания от духов. Взгляд мой упал на стопку бумаги на столе. Что-то изменилось на планшетке.

Кресло противно заскрипело, когда я поднялся. Мой вопрос, который я оставил на планшетке, звучал так:

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ЭНН?

Но за это время планшетка сдвинулась. И на ней еле различимыми каракулями обозначился ответ:

Филли убила меня

* * *

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: нет

Дата: среда, 11 августа 1999 19:48:21

…потом я позвонил секретарю господина Грирстоуна и спросил, не был ли кто вчера вечером в доме – может, уборщица или полицейский патруль. Она сказала, что никто не мог приходить, ни у кого нет ключей: мисс Хамиш твердо настаивала на том, чтобы никому их не давать. Она предположила, что, скорее всего, я просто не закрыл за собой дверь, но я-то знаю, что закрывал ее.

Поначалу, прочитав послание, я разозлился. Наверное, защитная реакция. Кто-то вздумал играть со мной в игры, решил я, но я им покажу. Я оставил еще один вопрос, на который никто не смог бы ответить. Мне важно было доказать, что со мной играет не привидение. Но еще до того, как я отправился звонить, мне было ясно, что это не могла быть ни уборщица, ни кто-то другой из посторонних. В самом деле, кто мог знать, что мою мать в семье звали Филли?

Может, господин Грирстоун ведет двойную жизнь и бродит по ночам, пугая своих клиентов? Как бы мне хотелось в это верить.

Оставалась последняя возможность: я написал это сам, когда вчера днем играл с планшеткой. Но я-то ЗНАЮ, что не делал этого. Я помню, что сидел вчера перед планшеткой, пытаясь убедить себя в том, что мать не могла убить Энн, но планшетка не двигалась.

Так что одно из двух: или у меня начинается раздвоение личности, или призрак Энн подсказывает мне то, что уже известно из ее дневника. И я не знаю, что страшнее. Если я действительно сам написал ответ, то каким будет мой следующий шаг? Что, если это наследственность и я тоже стану убийцей?

Знаю, что ты скажешь: я слишком поддаюсь страху. Если бы. Какое бы я испытал облегчение. Но на самом деле все не так. Я постоянно получаю сигналы – как будто сзади крадется некое чудовище. Разум говорит «нет», но кожей, затылком, всем телом я чувствую, что надвигается неотвратимое. В этом доме все возможно.

Алиса, я знаю, что мы договорились подождать, но мне действительно необходимо поговорить с тобой прямо сейчас. Никогда еще я не чувствовал себя таким одиноким. Сегодня утром, в архиве, я наводил справки и о тебе, вернее, пытался, просто не мог удержаться. Ты ведь родилась не в Англии, тогда почему ты скрывала это от меня? Как и то, что несчастный случай тоже произошел не здесь? После шока, который я испытал, узнав о том, что и Стейплфилд, и все мое детство оказались обманом (я, конечно, имею в виду детство матери, но это все равно), ты должна понять, почему мне необходимо слышать твой голос именно сейчас, не «очень скоро», а сейчас.

Я буду ждать в течение часа, пока ты будешь читать это, а потом позвоню в госпиталь…

От: [email protected]

Кому: [email protected]

Тема: нет

Дата: среда, 11 августа 1999 20:29:53

Я не говорила тебе, потому что хотела сделать сюрприз, но я уже покинула госпиталь. Сейчас я прохожу последний курс сеансов физиотерапии в клинике Сейнт-Джон-Вуд и приеду к тебе дня через три, может быть, раньше. Больше всего на свете мне хочется схватить телефон и излить тебе душу. Но мы можем пожалеть об этом потом.

Не стоит начинать с банальностей: «Привет! Как ты? Здорово, что можно наконец поболтать!» Ты для меня – рыцарь, которому предстоит последнее испытание.

Звучит, наверное, тривиально, но ты не должен терять надежду, я имею в виду, насчет своей матери. Мне кажется, ты просто впал в транс, когда писал то послание, и не надо терзаться сомнениями: ты его написал или Энн. Думаю, это Энн говорила в тебе, но страх заставил тебя взяться за карандаш. Дома, особенно старые, долго хранят души своих обитателей, и на тебя так подействовала эта аура.

Мы скоро будем вместе.

Твоя возлюбленная

Алиса

Прочитав ответ Алисы, я вышел из интернет-кафе и слился с толпой горожан, штурмующих Юстон-роуд. Рев и гудки транспорта подействовали на меня успокаивающе: во всяком случае, они отвлекали от мыслей. Сразу за Тоттенхам-Корт-роуд я обнаружил улицу с множеством ресторанчиков. Я выбрал самый шумный, съел что-то отдаленно напоминающее средиземноморскую кухню, выпил бутылку отвратительного, но дорогого красного вина, которое к тому же оказалось с осадком. По дороге к отелю я прихватил в каком-то магазинчике безакцизную бутылку виски.

На следующий день я проснулся в десять утра с тяжелой головной болью, которая сопровождала меня на всем пути от Кингзуэй до Сомерсет-Хаус, где я рассчитывал увидеть завещание Айрис, но получил ответ, что завещания здесь больше не хранятся. Меня отослали обратно в Ферст-Авеню-Хаус, безликое современное здание, охраняемое не хуже аэропорта. В очереди передо мной оказалось всего двое посетителей, так что уже через несколько минут я установил, что имущество Виолы было оценено в 12 989 фунтов стерлингов, а имущество Айрис – она умерла 6 октября 1949 года – в 9135 фунтов. Я попросил снять копии с завещаний, мне сказали, что придется подождать около часа, и я вернулся к регистраторам.

Мой дед Джордж Руперт Хадерли скончался, не оставив завещания, в госпитале Принца Альфреда в Брайтоне 13 августа 1929 года, и его состояние оценивалось в 724 фунта 13 шиллингов 9 пенсов. Муж Виолы, Альфред Джордж Хадерли, умер не в Феррьерз-Клоуз, а в доме 44 по улице Эннисмор-Гарденз-Найтсбридж 7 декабря 1921 года, оставив после себя состояние чуть менее 6000 фунтов. Так что, по всей видимости, Виола унаследовала и деньги, и Феррьерз-Клоуз от своей семьи. Потом мне пришло в голову продолжить поиски вплоть до 1949 года, просто чтобы убедиться, что Энн Хадерли не числилась умершей, в то время как мисс Хамиш не знала об этом; я добрался до 1990 года и только тогда вспомнил, что, будучи душеприказчиком Энн, мисс Хамиш не могла не знать об этом.