Цикл «Рождённый магом». Компиляция. Романы 1-14 (СИ) - Мэннинг Майкл Г.

— Ты готов? — спросила она.

Игнорируя волка, просыпавшегося внутри, он ответил:

— Я как раз настраивал свой инструмент. Что бы ты хотела услышать?

Она уже выучила названия всех известных ему песен, но хотела чего-то иного:

— Сыграй что-нибудь, что подходит твоим воспоминаниям, — предложила она.

Тирион нахмурился:

— Это трудно. — Оглядываясь на прошедшую неделю, он переживал целый спектр эмоций. Счастье, ностальгия, сожаление, раскаяние, ненависть к самому себе — и всё это он ощутил лишь за несколько дней. Он мог найти песни, которые соответствовали бы одной или нескольким эмоциям, но ни одна из них подошла бы в точности для того, чего хотела Лираллианта. — Я сыграю сначала «Весёлую Вдову», а когда дойду до того места, где она не кажется подходящей, буду импровизировать, — ответил он.

«Весёлая Вдова» была беззаботной песней о женщине (вдове), которая жила одна, и подружилась с певчей птицей. Мелодия была милой и трогательной, её темп повышался, делая её почти живой, а потом спадал, когда птица однажды не вернулась.

— Если ты думаешь, что это дополнит твои переживания, тогда это подойдёт идеально, — сказала Лираллианта. Она подошла, встав позади него, как уже делала однажды, положив предплечья ему на плечи, и легко приложив пальцы к его вискам.

Тириону пришлось сознательно расслабиться, позволяя своему никогда не исчезавшему щиту раствориться, чтобы её магия могла без препятствий достичь его разума. Её касание было мягким, и вскоре он ощутил едва уловимое присутствие у себя в голове, когда она стала следить за его мысленными образами и позволять себе разделять его эмоции. Его нос уловил приятный запах, и мягкое давление её тела на его плечи лишь укрепило недавно терзавшее его желание. Тирион яростно укротил свой разум, но она успела увидеть, и почувствовать, то, что начало течь у него в голове.

Он ощутил, как в ответ на это её сердцебиение участилась, но она промолчала. «наверное, смеётся над моими животными инстинктами», — решил он. Вернувшись к своей задаче, он начал играть без слов, позволяя своему разуму уплыть обратно к тому дню, когда он воссоединился с родителями.

Мелодия текла гладко, идеально соответствуя его эмоциям, одиночеству и трогательности момента, когда он впервые увидел дом. Он вновь ощутил первое касание надежды, когда снова встретился с матерью и отцом. Неизбежная вера каждого ребёнка в то, что какие бы неприятности ни случились, родители наверняка смогут всё исправить. Реальность скоро избавила его от этого иррационального чувства, и у него осталось ощущение разочарования и печали от знания того, что они на самом деле не могли помочь, и что он вскоре будет вынужден снова их оставить.

Он снова пережил тот эпизод в поле, когда играл для Катрин Сэйер из своих воспоминаний о прошлом, а затем увидел, как она появилась будто по волшебству. Все эмоции вернулись — его радость от встречи с ней, облегчение, которое он почувствовал, узнав, что у неё без него всё хорошо, и ревность, когда он выяснил, что она принадлежала другому.

Птица вернулась в песне, когда он встретился со своей дочерью, Бриджид, и полетела высоко, пока не стала купаться в чистом солнечном свете, пока девочка прыгала по склону холма вместе с пастушьей собакой. Счастье этих нескольких часов росло в его сердце, лишь чтобы неминуемо потемнеть, когда музыку прервала грубая нота. Вид побитого, поломанного тела отца принёс одновременно печаль и гнев, а его пальцы оставили знакомую мелодию «Весёлой Вдовы», и пошли по пустынной дороге мести и отмщения.

Знакомые лица смотрели на него со страхом и ненавистью, и хотя какая-то часть его отшатывалась от их порицания, другая часть радовалась наполнившим его ярости и неистовству. Холодную пустоту они сменили горячим пламенем, которое, пока горело, давало ему цель и смысл. Он ничего не хотел больше, чем их страдания, и пожиравшее его разум бесконтрольное пламя едва не поглотило его способность мыслить. С порога хаоса его вернуло лицо ребёнка.

Слетавшие из-под его пальцев ноты последовали за его сердцем в меркнущий мотив тёмного сожаления, и именно там был рождён Тирион Иллэниэл, новая личность, восставшая из пепла сломленного человека. У этой новой фигуры было лицо Даниэла, но она была окутана огнём и тенью, это был человек без радости или печали, имевший лишь твёрдую решимость и жестокие решения. Он попрощался с прошлым, и сел в седло, уехав прочь от друзей и семьи. Впереди тянулись вверх гигантские деревья тёмного леса, но до него дотянулась одна, последняя искра…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Тирион остановился, отложив цистру, и дав отдых пальцам.

— Подожди, — сказала Лираллианта. — Что это было, в конце?

— Ничего.

— Нет, там что-то было, — настаивала она. — Ты возвращался, полный унылой апатии, и что-то случилось. Почему ты остановился?

— Я устал, — солгал он. На самом деле он не хотел делиться с ней своей последней встречей с Кэйт. Это было слишком личным, слишком драгоценным, и, в конце концов, слишком болезненным.

— Мы договорились, что ты разделишь со мной свои воспоминания, — заявила она. — Ты что, изменяешь своему слову?

Тирион силился найти хороший ответ:

— Нет… я просто… — Чуть погодя он продолжил: — Я просто устал. Я покажу тебе остальное, но не сейчас. Это чересчур для меня.

По её обычно спокойным чертам лица пробежало сочувствие:

— Ты за несколько коротких дней пережил больше, чем я чувствовала за все годы моей жизни. Я подожду.

«Ну, тебе лишь девять, чего ещё ты ожидала?». Однако это наблюдение он оставил при себе:

— Спасибо.

Она отступила прочь, и теперь стояла от него в нескольких футах:

— Теперь я тебя оставлю, но сперва у меня к тебе есть вопрос.

— Какой?

Подойдя, она коснулась его сплетённого из заклинаний рабского ошейника:

— Если бы этого не было, если бы ты был свободен, то что бы ты сделал?

Все мысли вымело у него из головы. Эта возможность была настолько далёкой, что он прежде не осмеливался принимать её во внимание.

— Я не уверен.

— Ты мог бы вернуться, — предложила она. — Убить того, кто стоит у тебя на пути, и взять ту рыжеволосую женщину своей супругой.

— Кэйт? — недоверчиво посмотрел он на неё. — Её муж — мой друг, и к тому же, если бы я его убил, она никогда бы меня не простила.

— Разве прощение необходимо?

Именно в такие моменты он осознавал, насколько чужеродна была точка зрения Ши'Хар.

— Она не стала бы меня любить, если бы я, чтобы её заполучить, убил бы людей, которых любила она. Это так не работает.

— Ей и не обязательно было бы знать, — сказала Лираллианта. — Она не может воспринимать эйсар. Ты мог бы убить его тайно, а позже занять его место. Это сделало бы тебя счастливым?

То была хладнокровная мысль, и от неё Тириону было бы гораздо более зябко, если бы она уже не мелькала у него в голове. «Я почти такой же скверный, как они». Он дал ей тот же ответ, который дал себе:

— Будь он незнакомцем, я бы подумал об этом, но Сэт — мой друг. Я и его тоже люблю. Я не могу причинить ему вред.

— Почему нет?

Ему потребовалось некоторое время, чтобы сформулировать подходящий ответ:

— Дружба и любовь… — начал он, — … являются объединяющими эмоциями. Они связывают тебя с другими так, что они больше не «другие» для тебя — они становятся частью твоего «я». Причиняя вред другу, ты вредишь себе.

— Ты полагаешь, что если убьёшь своего друга, то сам тоже умрёшь? — Выражение её лица ясно дало понять, каково именно было её мнение о такой точке зрения.

— Нет, — сказал он, качая головой. — Определённо нет.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Тогда эта твоя дружба — просто самообман, — парировала она, — воображаемый конструкт.

— Но ты же наверняка можешь понять, — сказал Тирион. — Ши'Хар же не убивают друг друга походя. Вы работаете вместе, чтобы обеспечить всех.

— Ты неправильно нас понимаешь, — поправила она. — До того, как мы стали использовать людей, мы всё же убивали друг друга, для развлечения, и чтобы выбирать наиболее приспособленных. Мы работаем вместе ради выживания. Если одним нужно пожертвовать, ради блага рощи, то мы делаем это без сожалений. Эта самка, которую ты желаешь — если бы у нас были такие сильные влечения, вроде этой «любви», которую ты испытываешь, то мы бы убивали друг друга ради этого.