Весь Генри Хаггард в одном томе - Генри Райдер Хаггард

сейчас там война с Сикукуни, вождем народа басуто. Он правит той страной, и вопрос о его землях до сих пор не решен. Конечно, какое-то подобие мира установлено, но охотиться в тех местах опасно. Почему бы не поискать в другом месте, к примеру к северу от Трансвааля?

— Квотермейн, я проделал весь этот долгий путь из Англии и не откажусь от охоты на буйволов в районе Лиденбурга, с вашей помощью или без. Даже если мне не улыбнется удача, то я хотя бы попытаюсь. Оставайтесь, если опасаетесь меня сопровождать. Я поеду один или найду другого надежного попутчика.

— Раз такое дело, я еду с вами, но с одним условием. Если буйволы ушли или мы не сможем их догнать, то либо прекращаем охоту, либо находим другое место, например в глубине залива Делагоа.

— Согласен.

Мы обговорили условия, и он заплатил мне аванс. Поразмыслив, мы решили не брать один фургон и половину волов — в этой поездке они без надобности — и доверили их заботам почтенного фермера, который жил в пяти милях от Претории, прямо за перевалом, совсем рядом с местным дивом — знаменитым Чудо-деревом[274]. Пошлем за фургоном, если будет в том нужда, а если Лиденбург, навязчивая идея Энскома, окажется непригодным для охоты, вернемся в Преторию через горное пастбище, заберем фургон и продолжим поиски где-нибудь еще.

Приготовления заняли у нас пару дней. На третий мы наконец отправились в путь. К сожалению, нам не удалось проститься ни с вами, друг мой, ни с кем-либо другим. В ту пору все, как нарочно, отлучились из Претории по делам. Вы, насколько мне известно, тогда уже вступили в должность судебного распорядителя в верховном суде и, как мне сказали у вас на службе, объезжали подведомственный округ.

Стояло на редкость прекрасное утро, и мы ехали в приподнятом настроении. Так часто случается, когда в конце пути вас поджидает какая-нибудь беда. Тут и рассказывать-то нечего. В общем, до края пастбища мы добрались благополучно, счастливые, как страна, не имеющая истории. Наш путь лежал мимо шахтерского поселка Пилгримс-Рест. Храбрецы, жившие в нем, в основном выходцы из Англии, увлеченно мыли золото. Как-то раз я тоже захотел попробовать, где-то совсем рядом с этим местом, но, увы, удача мне так и не улыбнулась. Местный горный пейзаж, надо сказать, поражал красотой, холмы круто вздымались, а хуже дорог я и мои фургоны в жизни не видели.

Однако тише едешь — дальше будешь, как говорят местные. Обошлось без происшествий, и поселок остался позади. Дорога пошла под уклон, и началась равнинная саванна. Здесь, насколько я знал, еще встречались стада буйволов. Благодаря войне с вождем Сикукуни на них последнее время никто не охотился. Войну прекратили только на время, и безопаснее всего охотиться на границе с владениями вождя, как я узнал от поселкового старосты, хотя он, по его словам, рисковать не стал бы.

Мелкой дичи здесь оказалось вдоволь. Вскоре после полудня мы разбили лагерь примерно в десяти милях от поселка. В мягком грунте я заметил следы голубых гну или каких-то других животных, и нам захотелось подстрелить парочку.

Оставив фургон на берегу дивно журчащей речки, проторившей себе дорогу в гранитном ложе, мы оседлали выносливых лошадей, которых тоже приобрел Энском, и весело поскакали. Пол часа шли по следам, продираясь сквозь колючки, и наконец вышли на полянку. С краю в каких-нибудь пятидесяти ярдах от нас под кронами деревьев стоял самец гну. Я обратил внимание Энскома на это уродливое существо, самую нелепую антилопу.

— Давайте, у вас получится, — прошептал я, — ружье заряжено крупной дробью, промашки не будет.

— Нет, не могу, давайте лучше вы.

Я наотрез отказался, тогда он спешился, отдал мне поводья и, опустившись на четвереньки, медленно и осторожно подкрался к самцу. Бах! Ветка, висевшая над головой гну, с треском упала животному на спину. Самец метнулся стрелой, а Энском замахнулся, стукнул наудачу стволом винтовки и каким-то чудом попал, перебив зверю переднюю ногу.

— Отличный удар! — воскликнул он и вскочил в седло.

— Превосходный, но что вы задумали?

— Я его догоню, нельзя же заставлять раненое животное мучиться. — И пустился вслед.

Конечно же, я его не бросил, и в этой погоне мне выпали самые тяжкие минуты за всю мою охотничью практику. Колючий кустарник царапал лицо и рвал в клочья одежду. Мы то и дело проваливались в норы муравьедов, один раз моя лошадь угодила в одну такую, и я ударился животом о ее голову. Мы скатывались по островным холмам, сложенным из гранита, — самое худшее испытание. И всякий раз перед нами маячила эта проклятая антилопа, а я ждал с надеждой, когда же мы потеряем ее из виду. Через полчаса такой охоты мы вышли на пересеченную местность. Шагах в пятидесяти от нас, точно заяц, скакал гну. Вот уж, право, не знаю, как он умудрялся бегать на трех ногах. Мы погнали его, словно две борзые. Опередив меня, Энском поравнялся с обессиленной антилопой, а та вдруг резко повернулась и ринулась прямо на него.

Он прицелился, взвел курок, но, так как забыл перезарядить ружье, вышла пантомима. В ту же минуту началась неразбериха, и я уже не мог понять, где антилопа, а где Энском с лошадью. Они вертелись клубком в облаке пыли. Наконец суета чуть улеглась, и все прояснилось. Лошадь каталась по земле, Энском лежал на спине, раскинув руки, будто в молитве, а антилопа выбирала, на кого первого напасть. Я разрешил сомнения бедного животного, прикончив его выстрелом в сердце. Утешаю себя мыслью, что просто не мог поступить иначе. После чего спешился и осмотрел Энскома, полагая, что ему пришел конец. Как бы не так! Он приподнялся, пыхтя, словно кузнечный мех.

— Славная скачка. Неплохой результат? Даже вы не смогли бы выстрелить так мастерски.

— Да, можете в этом убедиться, если вас не затруднит счесть патроны в вашем ружье. И