УЗНИК РОССИИ - Юрий Дружников

Ура, наш царь! так! выпьем за царя…

Он человек! им властвует мгновенье.

Он раб молвы, сомнений и страстей.

Простим ему неправое гоненье:

Он взял Париж, он основал Лицей. (II.247)

Простив царю преследование, он надеется получить ответное прощение. Остается ждать да учить английский. «Мне нужен английский язык – и вот одна из невыгод моей ссылки: не имею способов учиться, пока пора. Грех гонителям моим!» – пишет он Вяземскому (Х.147).

Верит ли Пушкин в возможность того, что его выпустят? Надеется, хотя и сомневается, ибо параллельно продолжает прощупывать возможности бежать. В переписке с Алексеем Вульфом, находящимся в Дерпте, Пушкин снова переходит на условный зашифрованный язык и просит ускорить выяснение вопросов, о которых они договаривались: «О коляске моей осмеливаюсь принести вам нижайшую просьбу. Если (что может случиться) деньги у вас есть, то прикажите, наняв лошадей, отправить ее в Опочку, если же (что также случается) денег нет – то напишите, сколько их будет нужно. – На всякий случай поспешим, пока дороги не испортились» (Х.145). Не все ясно в тайнописи, но главные пункты таковы: пора ехать; сообщи, какая ситуация; сколько денег нужно для побега, просьба ускорить дело.

Он живет напряженным ожиданием весь ноябрь, не ведая, что 19 числа в Таганроге умер Александр I. Такого оборота событий никто не ждал. В Петербурге известие получено 27 ноября. Пушкин услышал о смерти царя еще через три дня, когда до Парижа дошла весть, что Пушкину позволили съездить в Псков для лечения. Об этом Николай Тургенев написал Чаадаеву, который ждал Пушкина в Дрездене.

Глава шестая

ЧТО МНЕ В РОССИИ ДЕЛАТЬ?»

Если брать, так брать – не то, что и совести марать – ради Бога, не просить у царя позволения мне жить в Опочке или в Риге; черт ли в них? а просить или о въезде в столицу, или о чужих краях. В столицу хочется мне для вас, друзья мои, – хочется с вами еще перед смертию поврать; но, конечно, благоразумнее бы отправиться за море. Что мне в России делать?

Пушкин – Плетневу, 4-6 декабря 1825

Надежды рухнули – надежды возникли. Едва услышав, что солдат, приехавший из Петербурга, рассказывал в Новоржеве о смерти Александра I, для проверки слуха Пушкин немедленно посылает в Новоржев кучера Петра. Петр вернулся на следующий день, подтвердив слухи и даже привезя новость: присягу принял новый царь Константин Павлович. Первая мысль Пушкина – о том, что проблемы его решались сами собой. Коронация значила амнистию почти автоматически. Старые планы теряли смысл. Также неожиданно Пушкин получает письмо из Петербурга от Пущина. Хотя письмо не сохранилось, в нем несомненно содержались намеки на возможные перемены. Желание ехать в Петербург возникло немедленно, и мы имеем соответствующий архивный документ.

Билетъ

Сей данъ села Тригорскаго людямъ: Алексею Хохлову росту 2 аршина 4 вершка, волосы темно-русыя, глаза голубыя, бороду бреетъ, летъ 29, да Архипу Курочкину росту 2 аршина 3 1/2 вершка, волосы светло-русыя, брови густыя, глазомъ кривъ, рябъ, летъ 45, въ удостоверение, что они точно посланы отъ меня в С.Петербургъ по собственнымъ моимъ надобностямъ и потому прошу господъ командующих на заставахъ чинить имъ свободный пропускъ.

Сего 1825 года, Ноября 29 дня, село Тригорское, что въ Опоческом уезде.

Статская советница Прасковья Осипова.

Текст фиктивной подорожной написан самим Пушкиным, подпись Осиповой подделана им же, поставлена его печать. Сочинив бумагу, поэт отправился в Тригорское, собираясь либо уговорить соседку изготовить подлинник по образцу, либо предупредить на всякий случай.

Крепостной Алексей Хохлов – он сам. Кстати, из трех известных нам указаний на рост поэта (брат Лев говорил, что 2 аршина 5 вершков с небольшим, а художник Григорий Чернецов – 2 аршина и 5 1/2 вершков) рост, указанный самим Пушкиным, наиболее точный: для жандармов рост был первым фактором установления личности. Таким образом, точный рост Пушкина был 160 сантиметров без каблуков, в лаптях. Годы он себе прибавил, так как выглядел старше своих лет.

Второе лицо, упомянутое в подорожной, садовник из Михайловского Архип Курочкин. Замысел: воспользовавшись неразберихой, появиться в Петербурге ненадолго, переговорить с друзьями с глазу на глаз, выяснить обстановку и использовать перемену власти для обретения свободы.

Дата в документе (может, чтобы спешка не показалась подозрительной?) сдвинута Пушкиным назад. И.Новиков полагает: Пушкин рассчитывал на обещание Горчакова нелегально достать ему заграничный паспорт, если поэт окажется в Петербурге. «Так все пути к отступлению были отрезаны, – пишет Новиков. – Он волновался не только близким свиданием с Керн. Он вспоминал и Горчакова: мог бы не говорить, но если сказал, так и сделает. Но он ясно представил, что покидает Россию – как будто привычная мысль, – и все же холодок пробежал по спине».

Пушкин нарядился в мужицкую одежду. Архип уложил в дорожный чемодан барские пожитки, и 10 декабря они тронулись. Пушкин выехал в Петербург, выбрав не основную дорогу. И чем дольше ехал, тем авантюрней, бессмысленней и опасней казался ему собственный замысел. Если трудно скрыться в Дерпте, то уж в Петербурге его всякая собака узнает.

А завтра же до короля дойдет,

Что Дон Гуан из ссылки самовольно

В Мадрит явился, – что тогда, скажите,

Он с вами сделает? (V.317)

Это ведь Пушкин писал о себе, только позже.

Военные, гвардия, охрана, спецслужбы – все сейчас начеку в связи с переменой власти, дабы не возникло беспорядков. В Пскове сразу хватятся. Да и как смогут приятели помочь, когда ничего не ясно? Вполне вероятно, что это в скором времени удастся само собой. Но там только себе навредишь: после самоуправства опять по-хорошему за границу не отпустят. Примерно так думал Пушкин, не ведая, что в Петербурге хаос и не до михайловского ссыльного: не ясно, какому царю присягать, переписка между Николаем и Константином, междуцарствие.

Не отъехав далеко, поэт вдруг велел Курочкину поворачивать назад. Потом уже несколько человек рассказывали, что Пушкин вернулся, так как дорогу им перебежал заяц, а это была дурная примета. Кроме того, навстречу шел священник. Детали приводятся разные, но вернулся Пушкин не из-за плохих примет, хотя приметам верил, а по логическому рассуждению и удивительной способности предвидеть опасности – дару, который его не раз выручал.

В нашем рассуждении повторены соображения Анненкова, который считал, что основную роль в решении возвратиться сыграли не приметы, а осмотрительность поэта. По меткому замечанию Ю.Айхенвальда, в Пушкине всегда был «голос осторожности». То, что он возвратился в Михайловское, его спасло: до восстания декабристов оставались считанные дни, и ссыльный поэт оказался бы в самом пекле.

Судя по воспоминаниям Соболевского, Пушкин, не подозревая о попытке переворота, собирался приехать и спрятаться на квартире Рылеева, который светской жизни не вел. Окажись Пушкин в доме одного из основных заговорщиков, его бы посадили в Петропавловскую крепость и подвергли изнурительным допросам. Так что не известно, чем бы все кончилось.

За несколько часов до того, как Пушкин узнал о смерти царя, он писал Александру Бестужеву: «…надоела мне печать… поэмы мои скоро выйдут. И они мне надоели…» (Х.148). Теперь происходившее могло настроить его на сдержанный оптимизм. Не случайно Анненков жизнь Пушкина до 1826 года называет Александровским периодом. Пушкин понимал, что со смертью Александра закончилась историческая эпоха, и мог рассчитывать на изменение политического курса империи.

Новая эпоха началась с чеканки новых серебряных рублей с изображением императора Константина. Тот еще не взошел на престол, но уже возникли иллюзии. Вернувшись в свою берлогу, Пушкин сразу пишет Катенину в Москву: «…как поэт, радуюсь восшествию на престол Константина I. В нем очень много романтизма… К тому же он умен, а с умными людьми все как-то лучше; словом, я надеюсь от него много хорошего» (Х.150). Не исключено, что эти верноподданнические строки написаны в расчете на перлюстрацию письма – прием старый, как сама перлюстрация.

В деревне Пушкину не сидится, и его можно понять. Письмо за письмом уходят в Петербург и Москву каждый почтовый день: «Если я друзей моих не слишком отучил от ходатайства, вероятно, они вспомнят обо мне», – намекает он Плетневу и далее говорит о том, что в России поэту делать нечего (см. эпиграф). Мысль о «самоосвобождении» оставлена, все усилия сконцентрированы на доброй воле нового царя Константина.

Письма исчезают без отзвука, в глухоту. Зря Пушкин расточал похвалы Константину: через несколько дней тот отрекся от престола в пользу младшего брата. Теперь Пушкин надеется на высочайшее снисхождение вступившего на царствие Николая. Но из Петербурга в ответ – мрачные вести о бунте выведенных на Сенатскую площадь полков. В ночь на 14 декабря великий князь Николай Павлович зачитал манифест о своем вступлении на престол, и войска отказались присягнуть новому императору. Военный губернатор Милорадович, занимавшийся делом Пушкина до ссылки поэта на юг, смертельно ранен на площади Каховским. Войска рассеяны артиллерийским огнем, в Петербурге обыски и аресты.