Точка после «ять» - Виктория и Сергей Журавлевы

коллежский регистратор Воронин. Он, все так же растерянно стоя рядом со мной с очками в руке и глядя вслед князю, лишь тихо пробормотал:

– Опасаюсь, что его сиятельство не оценит простоты провинциальной жизни и примитивности здешних нравов…

– Неумение правильно оценивать предмет, – отозвался я, – порой может стоить очень и очень дорого…

Глава VIII

Пароход до Астрахани отходил на рассвете.

Черная пролетка, запряженная вороной парой, грохотала по набережной, и я, катясь внутри нее без тени сна от утренней сырости и возбужденного предвкушения отплытия, наблюдал за медленным движением по направлению к городской пристани судна, носившего хищное и стремительное имя «Халзан». Шло оно неторопливо, будто с усилием прорываясь сквозь туман на реке, недовольно отвечая тягучим гудком на крики паривших над водой чаек. Птицы то появлялись, то исчезали в облаке мелких водяных брызг, и невозможно было понять, только ли их одинокая пара летает над волнами, или же кружит вокруг целой сотней огромная стая. Пароход же, в свою очередь, казался мне большим раненым китом, преследуемым крылатыми стервятниками.

Вот появилась пристань, тоже кажущаяся неведомым островком в утреннем тумане. Вторя чайкам, раздались людские голоса. Пароход еще раз испустил гулкий стон и последним рывком ринулся к причалу. На берег полетели швартовые тросы. Подскочив к кнехтам – темным чугунным литым тумбам, – молодчики из швартовочной команды, громко переругиваясь, стали накручивать эти тросы аккуратными ровными восьмерками.

Мне не хотелось лезть в самую сутолоку, ежесекундно подвергая себя опасности быть задавленным каким-нибудь огромным тюком из багажа владельцев палубных билетов. Эта публика была здесь самой многочисленной и самой пестрой. Доехать до ближайшего города, перевезти на продажу пару мешков с неизвестным содержимым – для этого не нужно было покупать билет в каюту, и, следовательно, пассажиров таких было много, и все они спешили занять место получше.

Ожидая носильщиков, вынимавших из экипажей багаж, рядом со мной стояли, переминаясь с ноги на ногу, и более состоятельные горожане: несколько купцов, пять-шесть штатских младших чинов в черных пальто, семейная чета с румяным мальчишкой-гимназистом в лихо заломленной набок фуражке и группа офицеров, облаченных в изумрудные мундиры и серые шинели. Полусонные и замерзшие, сейчас мы не были охочи до представлений и непринужденных легких разговоров; с очередным гудком, оповещавшим на этот раз об отплытии парохода, мы не торопясь поднялись по трапу на палубу.

Сняв шляпу и пригнувшись, я зашел в свою каюту. Довольно низкие потолки были тут единственным неудобством: столик с газетами, вешалки, умывальник, зеркало, пара аккуратно заправленных накрахмаленным бельем и мягкими клетчатыми пледами длинных узких коек, на которых можно было растянуться в полный рост, – самое время, чтобы продолжить прерванный столь ранним отъездом утренний сон!

Едва я вошел, пол под моими ногами мягко качнулся: это пароход, едва заметно дернувшись, отошел от пристани.

Я поставил саквояж на койку, ослабил на шее тугой узел шелкового платка и выглянул в иллюминатор. Внизу, под бортом, бурлила река, а покинутый берег, отдаляясь, тонул в густом тумане.

Дверь скрипнула, и в каюту вошел офицер. Недовольно бросив взгляд на низкий дверной проем и невысокий потолок, он снял с головы форменное серое кепи со свисавшим над кокардой и козырьком пушистым черным султаном и двинулся к соседней койке. Угловатые линии жесткой серой шинели подчеркивали широкие плечи и крепкую шею вошедшего, а чуб из светлых вьющихся волос и аккуратно подровненные и закрученные вверх усы делали их обладателя точь-в-точь похожим на удалых рубак, которых привычно изображает рука безвестного художника на красочных ярмарочных лубках.

– Позвольте представиться, сударь, – прогудел он, щелкнув каблуком об пол, – поручик Шестнадцатого Нижегородского драгунского полка Николай Алексеевич Шапитилов.

– Купец второй гильдии Марк Антонович Арбелов, – повернувшись к моему попутчику, ответил я.

Поручик, удовлетворенно кивнув, бросил на койку военный походный сундучок и два вещевых мешка.

– Квинтич или преферанс? – не тратя времени на лишние слова, спросил он, стащив с себя шинель.

– Нет такой привычки, – ответил я, сев за стол. – Боюсь, из меня получится плохой партнер.

По лицу Шапитилова пробежала тень разочарования.

– Скверно-то как, – процедил он сквозь зубы, смерив меня взглядом.

Я взял в руки лежавшую на столе свежую газету. Их было тут несколько, включая довольно новые номера английских и французских изданий; был здесь даже сибирский «Амур», но сверху, конечно же, красовались знакомые мне с юности «Самарские ведомости».

Шапитилов, одернув на себе новенький изумрудный мундир, поставил на стол свой походный сундучок. Вещица это была крайне занимательной; впрочем, мне такие встречались и ранее. Из сундучка на свет появились маленький самовар и металлическая кружка. Чуть подумав, поручик вынул вторую кружку, сестру-близняшку первой, и снова обратился ко мне:

– Но от чая же вы не откажетесь?

– От чая не откажусь, – я отложил газету в сторону.

– И то ладно! Вы уж извините, но дорога без хорошего партнера по карточной игре, когда впереди долгие дни смертельной скуки в пути, это из рук вон плохо! А вы газетенкой хотите спастись! Смешно-с! Впрочем, вы далеко едете?

– До Астрахани, а там через Кизляр до станицы Червленой.

– Вот как? Да нам с вами, стало быть, до конца вместе ехать! Мне вот, поверите, почти туда же надо! Так что нам уж, поди, месяц вместе путешествовать! Черт возьми, вот уж точно не задалась поездка! И в карты не играете! Вы простите великодушно…

Поручик подхватил самовар и выглянул за дверь. Вручив коридорному свою ношу и отдав необходимые распоряжения, он вернулся и продолжил вынимать из мешка припасы.

– Я первый раз вижу человека, едущего до Червленой без мундира, – сказал Шапитилов, видимо, все еще думая о своих картах.

– Торговые дела ведутся и на Кавказе, – уклончиво ответил я.

– Торговые дела, – поручик, захохотав, сел за стол напротив меня, разворачивая свои большие бумажные свертки. – Мне известен на Кавказе только один вид торга. Нет, точнее, два: торговля краденными баранами и торговля краденными людьми. Что из этого вас более интересует?

В одном из свертков лежал запеченный молочный поросенок, фаршированный гречневой кашей, в другом ровными рядками были уложены пироги. И поросенок, и пироги без промедления перекочевали на небольшой оловянный поднос, также появившийся из недр походного сундучка.

– В моем случае, керосин, – ответил я. – А если говорить точнее, нефть. В купеческих кругах не прекращаются разговоры о перспективности ее добычи.

– Вы серьезно? По мне, казенное освещение улиц едва ли сможет дать большой куш. Хотя, вам, наверное, виднее… кхм, виднее, за что получать пулю на горной дороге. Угощайтесь, пожалуйста, – с улыбкой пригласил меня к трапезе Шапитилов. – Видит бог, если и хороший стол не