Фантастика - 1979 - Виталий Севастьянов

Но Серж поднял на меня такие беспомощные, укоризненные глаза; и я, увидев темные полумесяцы под ними, понял, что шутки неуместны.

— У меня к тебе две просьбы.

— Сразу две? Ого! — не сумел все-таки удержаться я.

— Да, сразу две. Впрочем, если ты не хочешь, я могу…

— Хочу, хочу! Считай, что они уже выполнены, только говори скорее, в чем дело.

— Тогда, во-первых, ничего не пересказывай Ирке. Во-вторых, не перебивай меня и не старайся найти объяснение, не дослушав до конца. И вообще не спеши с выводами. Ладно?

Я обещал, заинтригованный таким началом. Серж отшвырнул изломанный прутик — этот жест показался мне истерическим — и вдруг спросил с такой дрожью в голосе, словно от моего ответа зависела вся его жизнь:

— Как ты думаешь, только честно, я способен на решительные поступки? Знаешь, такие: пан или пропал?

Честно говоря, я думал, что Серж не способен.

Он всегда считал в глубине души, что весь мир вроде мамы и будет все прощать, достаточно только сказать: "Больше не буду". Во всяком случае, одиннадцать лет нашего знакомства не давали основания считать Сержа человеком действия, тем более на уровне "пан или пропал". Кроме того, он болезненно высоко ценил свою жизнь…

— Не знаю, думаю, что способен, — сказал я. — Может быть, просто не представлялось случая.

Видимо, даже моя бойкая ложь его не приободрила. Серж тяжело вздохнул и начал исповедоваться.

Оказывается, вчера они с Ирой сами повторили тот маршрут, которым я провел их в июне. Там, где крутым срезом был сведен в долину древний вал, они собирали у корней посадки крепкие кругляши-дождевики. Через неделю грибы уже накопили бы в сердцевине ржавую пыль, а сейчас были в самый раз — "на вкус вроде тресковой печени", как авторитетно заявила Ира.

Сама же долина, глубокая, серповидная, вызвала у них прямо-таки младенческий восторг обилием полевых шампиньонов. У нас в народе они называются "печерицы". Шампиньоны не надо было искать. Белыми огоньками сияли они в низкой траве, заметные даже с противоположного склона.

Увы, в сумке был только один нож на двоих, а рвать с корнем опытная Ира не позволяла, чтобы не разрушить грибницу. Поэтому сбор очень замедлился. Вынужденные двигаться вместе, они почти два часа "утюжили" склоны, отрезая игрушечно-гладкие резиновые грибы. Сверху к долине сбегали кряжистые яблони, желтые плоды уже горели на них, и удивительным казалось, что нет охраны. Не в силах побороть жару, повисли осоловелые облака. Долина, словно наполненная незримой стоячей водой, замерла в сонном оцепенении.

Именно здесь Ирина впервые высказалась о физических свойствах времени; о том, что время, повинуясь своим таинственным законам, может вести себя как ощутимая субстанция. Кто знает, не образует ли оно в самом деле стоячие пруды в одних местах, не мчится ли бешеным потоком в других?

Пространственная структура времени. Турбуленция, вихри, взаимопроникающие слои — возможно, где-то есть и обратные течения, отраженные от каких-нибудь запруд… Почему мы считаем время каким-то скучным бесструктурным монолитом?

— Может быть, зимой вокруг лежит снег, а здесь все так же жарко и растут шампиньоны, — пошутил Серж, чувствуя, впрочем, что шутка непростая, с двойным дном.

— Да, да, и на границе зимы ходит ангел с огненным мечом, — подхватила Ира, не чувствуя второго дна.

…Грибная лихорадка изрядно задержала их в пути. Увлеченные, они попросту забыли, что конец августа не июнь и солнце заходит гораздо раньше.

Позади осталось свекольное поле. Они заблудились в длинных перепутанных улицах села, среди добротных хат под шифером и сараев, крытых замшелым толем. Им любезно показали дорогу. За околицей Серж выволок из общественного колодца ведро ломящей морозом зубы, свежайшей воды. Напившись, он попросил жену окатить его и снял для этого рубаху…

Так, спеша, но не отказывая себе ни в одном впечатлении, приблизились они к цели — гряде крутобоких холмов. Маленькое сельское кладбище приютилось на самой низкой из чудовищных спин, а самую высокую венчало древнее орлиное гнездо — детинец городища, похожий на мономахову шапку. Этот "кулич", опоясанный кольцевым валом, я впервые показал Ире и Сержу издалека, от гребня долины шампиньонов. Он виден на десятки верст. Теперь оплывший под тяжестью многих столетий детинец надвигался в предзакатной дымке, исполненный чар и колдовства, — подножие облачного града, рериховская твердыня, способная внести трепет в любую рациональную душу.

Когда они, выбрав самый пологий подъем, достигли седловины холма, тяжелая шапка уже утратила объем и силуэтом приклеилась к ультрамариновому фону. Тут Серж мимоходом глянул на часы и обнаружил на них начало девятого.

— Ну и что? — сказала Ира. — Последний автобус, кажется, в двадцать один двадцать.

:- Давай вернемся, — кожей на лопатках чувствуя опасность, попросил муж. — В темноте здесь запросто ноги поломаешь. Кроме того, водитель автобуса вряд ли точно соблюдает расписание. Может и раньше уехать.

— А может и позже.

— Это вряд ли. Ехать некому — воскресенье…

"Воскресенье", — вдруг сказал отчетливый голос над ухом Сержа. Он полез в нагрудный карман гимнастерки, достал блокнот и прочел записанный собственной рукой график движения автобуса: "Отправление из села X… — … 18.00, 19.30, 21.20. Воскр. и праздн. — поел. 19.30". У него как-то сразу ослабели натруженные ноги. Сел в траву.

Конечно, они могли спуститься и преспокойно заночевать в X… Почти любой крестьянин с удовольствием пустил бы их в хату, а хозяйка накормила ужином: густое пахучее молоко под коричневой пенкой, ломти мягкого и сытного хлеба…

И в результате мирной ночи на толстых уютных тюфяках мы с Сержем еще бесчисленное множество лет встречались бы и беседовали о возвышенном и отвлеченном. Но Ире суждено было продемонстрировать, что уж она-то вполне способна к быстрым и твердым решениям.

— Не дрейфь, старик, нет худа без добра. Кажется, со времен стройотряда не спала на траве, под открытым небом. Давай здесь заночуем!

— Прямо здесь?

— Ага! Я устала страшно. А место какое, видишь, гвоздики?

— Вот именно, я не знаю, какое это место…

Ирина с размаху села в траву и постучала ладонью по земле:

— Доставай подстилку. Ну? К утру земля будет холодной и мокрой…

Тут Серж прервал свой рассказ, чтобы патетически воскликнуть, хватая меня за руку:

— И ведь я же всем нутром чуял, что нельзя здесь оставаться, но все-таки остался! Ну не тряпка ли я? Последняя тряпка! Никогда не умел поставить на своем…

Ирина уснула первой, крепко обняв мужа и прижавшись к нему всем телом. Ее теплое дыхание, ритмично касаясь щеки Сержа, постепенно заворожило его…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});