Я хочу стать Вампиром… - Янина Первозванная

она там выглядит?

— Зеленое платье, открытые плечи, волосы убраны в высокую прическу, светлая, почти мраморная кожа без тени румянца, — Рахмиэль улыбался, — я помню, что ее алые губы были единственным прикосновением цвета, и еще ее глаза, изумрудно-зеленые, искрящиеся. Она держит в руках белую лилию, отчего ее кожа кажется еще бледнее.

— У тебя, наверное, и фотография есть? — спросил Овадия.

— Есть, — ответил Рахмиэль, — только она в телефоне.

— Что ж, — вздохнул Овадия, — как уже и было сказано, технологии несовершенны, иногда мы оставляем их позади.

— У меня тоже есть вопрос, — произнес Рахмиэль, сделав еще один глоток.

— Я внимательно слушаю, — ответил Овадия.

— Портреты. Что с ними не так? — спросил Рахмиэль.

Раз рассмеялся и наконец подошел к креслу, чтобы сначала накрыть его своей мантией, а потом приземлиться за ней следом.

— С ними наоборот все очень так, — продолжая смеяться, он взял со стола последний бокал, сделал глоток и повернулся к Овадии, — помнишь, как ты запер меня в каком-то чулане?

— В мою защиту, ты вел себя как задница! — рассмеялся Овадия.

— В мою защиту, моя жена заперла меня в подземелье, — ответил Раз.

На этот раз Рахмиэль не выдержал и рассмеялся в голос.

— Что ты смеешься? — спросил Раз. — Мне это больше не грозит, а для тебя это дивная новая реальность.

— Когда Эфрат чуть не убила меня в первый раз, — произнес Рахмиэль, глядя на Раза, — она принесла в комнату, где я лежал твой портрет. Зачем?

— Чтобы я присмотрел за тобой, очевидно, — ответил Раз.

— Как это? — Рахмиэль наклонил голову на бок.

— Это как если бы у меня была лишняя пара глаза везде, где появляется мое живописное изображение, — ответил Раз.

— И лишняя пара клыков, — добавил Овадия, — видишь ли, мы живем вечно, и никто не знает, что в следующий момент может произойти. Если твое тело пострадает и тебе будет негде переждать столетие-другое, то у тебя, друг мой, большие проблемы.

— Очень большие, — поддержал Раз, отпив из бокала.

Полы его мантии терялись в темноте, разливавшейся по комнате. Рахмиэлю казалось, он чувствует ее движение, как если бы она была живой и осязаемой. Он перевел взгляд на Раза. Там, где должен был сидеть кудрявый вампир, теперь не было ничего, ничего кроме искрящейся тьмы. И хотя Рахмиэль точно знал, что Раз сидит прямо перед ним, он не мог его разглядеть, вампир просто растворился, исчез, оставив вместо себя танцующие во тьме искры. Рахмиэль закрыл глаза, а когда открыл их снова, Раз снова сидел напротив. В нем было что-то невероятно притягательное, обезоруживающее, начисто лишающее любого желания с ним спорить, как будто где-то в складках своей бесконечной мантии Раз прятал ключ от всех дверей.

— Получается, портрет, это что-то вроде запасного тела? — спросил Рахмиэль.

— Что-то вроде, но не совсем, — ответил Раз.

— Представь, что теперь ты можешь быть там, где находится твой портрет и тебе ничего не нужно для этого делать, ты просто пользуешься им как дверью, — пояснил Овадия.

— Или как номером в отеле, — добавил Раз, — жить там невозможно, но без них путешествия бы значительно осложнились.

— И у каждого вампира есть такой портрет? — решил уточнить Рахмиэль.

— Не у каждого, — ответил Овадия, — но у некоторых есть. У тебя тоже скоро будет.

— Подаришь папе в коллекцию, — Раз рассмеялся, продемонстрировав острые белые клыки.

— Возвращаясь к теме семьи, — бокал Овадии к этому моменту почти опустел, — расскажи нам о них.

— Почему это так важно? — Рахмиэль тоже почти опустошил свой бокал.

— Видишь ли, — Овадия поставил опустевший бокал на стол, — твои татуировки выдают тебя. Насколько бы стилизованными рисунки ни были, их все равно несложно узнать. — Он поднялся с кресла, и подошел к одной из книжных полок.

— Я уверен, Эфрат будет рада рассказать тебе куда больше, — продолжал Овадия, — ведь лилия — это ее символ, но уже сейчас я могу сказать тебе, что твоя семья намного более странная, чем ты можешь подумать.

— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Рахмиэль.

— Я хочу сказать, — Овадия протянул ему раскрытую книгу, — что пока ты находился между одним миром и другим, а твоя возлюбленная продолжала жить как ни в чем ни бывало, я дал себе труд рассмотреть твои татуировки чуть более внимательно. И они кое о чем мне напомнили.

Рахмиэль взял протянутую ему книгу, на открытых страницах был текст, который он не понимал, а еще изображения, в них без особого труда можно было узнать татуировки, которые он носил на своем теле вот уже несколько лет. Наслаждение открытием прервало появление гостьи.

— Нам пора, — раздался с порога голос Эфрат, она обращалась к Рахмиэлю, — и мне не очень нравится то, что тянется к нам из будущего.

— Ты можешь видеть будущее? — поинтересовался Рахмиэль, поднимаясь из кресла.

— Видеть — нет, скорее понимать. Это как если бы ты слышал что-то, а затем выбирал из имеющихся вариантов развития событий тот, который подходит больше всего.

Это уже случалось с ними. Они уже выходили из этой комнаты, уже держались за руки, пока шли по коридору и уже проходили эту парадную залу.

— Я не замечал их прежде… — сказал Рахмиэль.

— Не замечал чего?

— Кого, — поправил он, — портреты. Они тут почти повсюду.

— А, да. Это так, — подтвердила Эфрат, — и так было всегда. Тут даже мой где-то есть. Удивительно, — вдруг понизила голос она, — но я никогда не видела здесь портрет Шири. Я вообще никогда не видела ее на портретах.

— Может быть, — предположил Рахмиэль, — она просто умело скрывает свою личность?

— Может быть, — поддержала предположение Эфрат, хотя сама не верила этому ни на мгновение. Как, впрочем, и Рахмиэль.

— Вы правы, — внезапно раздался голос дворецкого, — портретов госпожи Шири и правда нет здесь.

Эфрат и Рахмиэль переглянулись. Но времени для обсуждений и вопросов не осталось, они уже стояли у знакомых дверей.

— Подождите здесь, — сказал дворецкий и удалился.

— Интересно, чего мы ждем? — это был риторический вопрос, но Рахмиэль все равно решил ответить.

— И снова не чего, а кого, — произнес он.

— Откуда такая уверенность? — Эфрат повернулась к нему. Его взгляд был направлен в никуда, а сам он будто стал медленнее, чем мир вокруг.

— Предчувствие, или… предзнание, — ответил он. — Я как будто знаю, что случится дальше.

— Или кто-то хочет, чтобы ты это видел…

Рахмиэль медленно повернулся к ней, как будто его сознание оставалось все в том же недалеком будущем. Его взгляд был спокойным, таким же спокойным и легким, как его улыбка.

Из глубины коридора снова послышались шаги. На этот раз дворецкий был не один. За его спиной можно было